Андрей Валентинов - Дезертир
Я вздрогнул. Шкура национального агента Шалье показалась мне внезапно свинцовой.
— Эшафот был построен напротив Лионской биржи. Над нею повесили трехцветный флаг, а рядом — черный…
Слова вырвались сами собой. Я видел это! Нет, не я! Видел тот, кем я был прежде. Красивое двухэтажное здание, построенное совсем недавно, с лионским гербом над крышей. Герб, впрочем, был тоже завешан черным…
— Помню! — Вадье кивнул. — Я ведь тоже жил когда-то в Лионе, гражданин Шалье. Но этого здания уже нет. Гражданин Кутон приказал снести его в первую очередь.
Снести? Что за глупость! Зачем? Но я тут же вспомнил. Французская Республика, Единая и Неделимая, постановила: город Лион будет уничтожен до основания!
— Кстати, вы были правы, — в разговор вновь вступил гражданин Амару. — Помните, в последнем докладе вы предсказали, что армия Святого Сердца постарается скрыть смерть Руаньяка? Поэтому мы и решили казнить его привселюдно, но… Но сейчас этой шайкой снова командует какой-то Руаньяк!
Я вспомнил рассказы, слышанные от славных бойцов роты Лепелетье. Маркиз де Руаньяк умел появляться в двух местах одновременно, уходить из любых ловушек. Теперь, похоже, он решил обмануть саму Смерть!
— Но это ничуть не умаляет вашей заслуги, — подхватил Вадье. — Настоящий Руаньяк мертв — и это главное. Мы избавились от очень опасного врага. Вы сами писали гражданину Шовелену, что Руаньяк — страшнее Вандеи, страшнее даже Кобленца. Лион показал, что вы правы.
Я старался смотреть в сторону, чтобы проницательный старик не перехватил мой взгляд. Успокаивало лишь то, что настоящий Шалье скорее всего мертв — как и преданный им Руаньяк. Как и я сам…
— Надеюсь, мы вам достаточно воздали хвалу? — гражданин Вадье сцепил на колене длинные узловатые пальцы и вновь усмехнулся. — Или продолжить?
Я покачал головой. Этот разговор пора заканчивать. Ведь меня могут спросить о том, что знал настоящий Шалье!
— Мы хотели бы узнать… — Амару встал, прошелся по комнате. — Вы ведь были рядом с Руаньяком почти до самого конца, он вам верил… Как он оценивал то, что случилось в Лионе? Я имею в виду, неудачу восстания…
— Почему — неудачу? — Слова вновь вырвались сами собой, и я сообразил, что знаю ответ. Я помнил! Неизвестно откуда, как, но помнил!
Внезапно захотелось курить. Я подошел к столу, раскрыл коробку с папелитками и тут же заметил удивленный взгляд старика. Похоже, гражданин Шалье курил что-то другое. Или вообще не курил. Впрочем, привычки могут меняться. Я с удовольствием затянулся, присел и, помолчав, начал. Слова рождались одно за Другим — не приходилось даже задумываться.
— Лион — не поражение. Это блестящий успех анти-якобинских сил. Впервые удалось объединить всех, от бриссотинцев до роялистов, под единым — белым — знаменем. Это — первое…
Амару осторожно присел на стул и замер. Я едва сдержался, чтобы не усмехнуться ему в лицо.
— Хочу напомнить, лионское восстание никто не готовил. Оно вспыхнуло само собой, из-за нелепых выходок местных якобинцев — таких, как Шалье Лионский. И армию Святого Сердца позвали на помощь только через месяц. И все же удалось почти на полгода задержать у Лиона целую республиканскую армию. Под влиянием Лиона восстали Марсель и Тулон. Тулон, по-моему, до сих пор не капитулировал…
Меня слушали затаив дыхание. Странно, ни о чем подобном я не думал — и не вспоминал. Сейчас вместо меня говорил кто-то другой…
— Это — второе. Восстания в Лионе, на юге и, конечно, в Вандее на целый год лишили Республику возможности вести наступательные операции на внешнем фронте. Это — третье. Третье, но не главное…
Наверно, следовало замолчать — говорить такое гражданам инквизиторам было опасно. Но мне не хотелось останавливать того, другого. Он говорил из могилы — и пусть эти двое, считающие себя победителями, послушают!
— Лион — это опыт! Удачный опыт единого антиякобинского фронта. И этот опыт будет применен в ближайшее время, но уже не в Лионе, не в Нанте, а непосредственно в Париже. Если армия Святого Сердца сумела объединиться с добрыми лионцами, то почему бы не сделать этого же с добрыми парижанами?..
Я перевел дыхание и на миг прикрыл глаза. Тот, кто подсказывал мне из-за черной пелены, мог быть доволен. Я стал его голосом. И, кажется, этот голос здорово напугал моих незваных гостей!
— Мы догадывались… — Вадье сжал тонкие бесцветные губы и покачал головой. — Я говорил еще в сентябре… Но в Париже не осталось сторонников Бриссо — об этом Комитет позаботился.
— Но есть другие, — я вновь еле удержался от усмешки. — Кто такие бриссотинцы? Болтуны, краснобаи — и трусы. А вот если против якобинцев выступит голытьба Сент-Антуана… И совсем не обязательно, чтобы знамя было белым. В Лионе тоже вначале подняли красное. Не так давно якобинцы сумели натравить голытьбу на бриссотинцев. А ведь те были виновны лишь в том, что стояли у власти. У власти, которая не могла снабдить народ хлебом. Хлеба, кажется, по-прежнему не хватает…
— Санкюлотский бунт, — тихо проговорил Амару. — Санкюлоты под белым флагом… Какой ужас!
— Вы правы, — Вадье вздохнул. — Беднота уже сейчас готова разорвать любого, кто чисто одет и ездит в экипажах. Вчера толпа напала на одного молодого человека. Бедняга только что сшил себе новый редингот. Ему оторвали руки. Не отрезали, не отрубили — оторвали! О гражданке Мерикур21 вы, наверно, уже знаете… А впереди — зима, хлеба уже сейчас не хватает…
— А кое-кто из наших товарищей спешит подлить масла в огонь! — резко бросил Амару. — Эбер в каждом номере предлагает резать богатых, этот сумасшедший Ру даже из тюрьмы призывает к восстанию, и даже гражданин Шометт… А ведь он — прокурор Коммуны! Мы не можем заставить его замолчать!
— Руаньяк прав, — перебил Вадье. — Его агентуре есть чем заниматься в Париже. Но мы примем меры, обязательно примем! Второго Лиона не будет!
Теперь мы, все трое, молчали. Стало слышно, как скрипят повозки за окнами, как мамаша Грилье распекает кого-то из «граждан коридорных». Я тоже молчал, не зная, что делать. Почему-то думалось, что удастся узнать нечто важное о себе самом. Не о Руаньяке, погибшем на гильотине, не об исчезнувшем шпионе Шалье, а о том, кто встретил смерть по имени Бротто. Но надежда обманула…
— Поэтому вы останетесь на нелегальном положении, — Вадье грустно усмехнулся. — Мы ведь действительно хотели рассекретить вас и ввести в состав Комитета. Так что насчет праздника в вашу честь я почти что и не шутил. Но сейчас началось что-то странное в самом Комитете. Вы нам понадобитесь в ином качестве… Гражданин Амару, расскажите.
Амару кивнул, на минуту задумался и затем заговорил — быстро, но четко, словно актер, хорошо выучивший роль. В его речи прорезался странный акцент. Я на миг задумался и понял — пикардийский. Чернявый откуда-то с запада…
— Это связано с ликвидацией Ост-Индской компании, гражданин Шалье. Вы, наверно, знаете, в октябре Конвент принял декрет…
Внезапно я потерял всякий интерес к разговору. Какое мне дело до интриг, заговоров, всей этой бесполезной суеты? Все, что можно узнать у этих двоих, я уже узнал. Кажется, я не просто защищал Лион в рядах армии Святого Сердца. Я знал маркиза де Руаньяка, слышал его голос, он доверял мне. И я видел его гибель на гильотине — на площади у Лионской биржи. Перед тем, как сам встретился со смертью по имени Бротто…
Однако приходилось слушать. Может, рассказ чернявого натолкнет на какую-то ниточку, на еле приметный следок. Но имена были незнакомы, а вся история напоминала дешевый авантюрный роман.
Еще в октябре — Амару, к счастью, называл месяцы по-старому, без всяких нивозов и брюмеров, — Конвент принял решение ликвидировать знаменитую Ост-Индскую компанию, причем на самых выгодных условиях. Дело прошло почти незамеченным, но 14 ноября, то есть совсем недавно, депутат Шабо выступил в Конвенте, заявив, что ликвидация компании — это афера, на которой нажились не только ее хозяева, но и многие депутаты, получившие немалые взятки. Шабо обвинил многих — и «левых», соратников Эбера, и «правых» — друзей Дантона — Делоне и Фабра д'Эглантина. А главное, он сообщил, что за всем этим стоят роялистские заговорщики барон де Батц и банкир Бенуа. Особо досталось Комитету общественной безопасности, который якобы все знал, но ничего не предпринял…
— А вы действительно знали? — поинтересовался я, глядя на взволнованного гражданина Амару. Тот пожал плечами:
— Шабо приходил ко мне накануне. Я велел ему молчать. А что мне было еще делать? Этот дурак… Если он, конечно, дурак…
Я понял и усмехнулся.
— Так это была ваша операция?
— Ну конечно! — чернявый махнул рукой. — Такое проделывалось не в первый раз! Нам нужны были деньги на специальные операции. Дантон нам помог — он впервые провернул нечто подобное еще год назад. Де Батц через этого банкира должен был реализовать фонды компании в Англии и Швейцарии. Де Батц, конечно, негодяй, но не признаваться же в Конвенте, что он наш сотрудник! Ну а в результате…
![Андрей Кощиенко - Одинокий Демон. Говорящий со зверями [Litres]](/uploads/posts/books/42155/42155.jpg)
