Егор Чекрыгин - Злыднев Мир.
И не только у меня, многие, как я заметил, приуныли и опустили глаза, ранее горящие праведным гневом. А некоторые наоборот, бросились отстаивать свою правоту, с таким ненатуральным рвением, что от этого становилось только хуже. Так что на всякий случай, я рявкнул на наиболее азартных спорщиков, вносящих разлад в нашу уютную компанию. Ибо драки мне не хотелось. После чего разговор опять свернул на общие, хозяйственно-бытовые темы.
Так и продолжалось до конца нашей незамысловатой трапезы. Я уж было почти расслабился, но когда мы доели и свое и чужое, Кудрявый вдруг как-то напрягшись и скукожившись, рубанул по мне вопросом.
– А ты Полтинник, – что об этом, обо всем думаешь? В смысле Добра и Зла?
Поначалу, хотел отделаться какой-нибудь шуткой, или пошлостью. Как делал всегда когда мне, вот так в лоб, задавали неудобные вопросы. Когда врать не хотелось, – а честный ответ грозил лишними напрягами. Но прежде чем что-то подобное сорвалось с моих уст, – взгляд мой наткнулся на непробиваемую стену внимательных и настороженных глаз. И мои и чужие вояки ждали, нет, – просто требовали ответа на вопрос, – Что же твориться в этом мире? И ждали его почему-то от меня. Да. – Похоже, что здесь шуткой не отделаешься
– А что тут можно думать Кудрявый? – мучительно выжимая из себя слова, начал я. – Все тут выходит у нас, Добро защищают, а Зло значит наказывают. Только сдается мне, – хочешь верь, – хочешь нет, – а так не бывает. …И сдается мне, что когда столько народа, да с таким рвением начинают воевать со Злом, – сильнее всего достается Добру. Так что, – как ни противно мне это говорить, – а сдается мне, что, (уж не знаю как ты Кудрявый), а лично я Добру то кажись…, вроде как…, не служил. А это значит что служил я…..
…Это вот то что я могу про себя сказать. А что ты про себя скажешь, – тут уж пусть тебе твоя совесть советы дает.
Мои недовольно зашумели, услышав это. Да мне и самому не больно-то нравилась что я сказал, но уж коли начал говорить, надо заканчивать. – Вот сидел я тут, слушал, да размышлял, – А чего же такого хорошего я сделал на службе Добру? Был солдатом, убивал, разрушал, жег. Правда думал я тогда, что все это ради Добра. Да вот думают ли так же те, кого я убил?
– А на кой ******, мы тогда воевали? – прервал меня Кудрявый. – Оно конечно, – может Добру мы не служили. Уж то что я творил, когда…. Но ведь ради чего-то я воевал? Я хочу знать ради чего. Ради чего там, – показал он в сторону поля боя, сегодня тысячи людей друг другу глотки резали, да черепа крушили?
– Да, действительно, ради чего. – Поддержал его многочисленный хор голосов.
– Вы вот тут смотрите мне в рот, и ждете когда я вам оттуда, хорошо разжеванный ответ выплюну. А ответа этого у меня и нет. Похоже, кинули нам кость, назвали ее Добром, вот мы и грыземся за нее, как собаки
– Да кому и зачем, могло такое понадобиться? – вопросил чей-то голос. – Кому и зачем могло понадобиться перебить такую уйму людей?
– НАЧАЛЬСТВУ!!!!!!!!! – заорало в ответ общественное мнение. – Это они гады….
– Ну…, – начальству?! – задумчиво произнес Кудрявый, – а на кой хрен, начальству это надо? Ради чего? Что они, – развлекались так?
– Ага, это у них прикол небось такой, – выступил какой-то сопляк из моего отряда. – Может, они там в игры такие играют! Сидят небось себе где-нибудь на пригорочке, смотрят, как мы друг дружку режем, и ржут как ненормальные. – (Слабость аргументации, сопляк решил компенсировать живописностью образов). – Все они начальники сволочи! Мы гибнем, а они веселятся.
Последний аргумент, многим показался достаточно убедительным, и партия антиначальников существенно увеличилась.
– Ах ты ***** такой. Где? На каком таком пригорочке, тут кто веселиться? – свирепо вступил в беседу, мой ближайший помощник Одноухий. – И кто…., Сопля ты Аршинная, ржет тут как ненормальный?
– Ну может и не на пригорочке, а на…., или…, – но веселятся точно! – после свирепого наскока Одноухого, Аршинная Сопля малость стух и начал запинаться, но продолжал отстаивать свое партийное кредо.
– Да посмотри ты вокруг, – внес нотку разумности Кудрявый, и в очередной раз погладив свою абсолютно лысую голову продолжил, – похоже это на игру? Опять же, – я вот тоже, какое никакое а начальство. А весело мне что-то давненько не было. Да и кому нынче весело?
– Ну это…, там, – Благородные всякие там….. – Ну эти, – бароны значит…, там ярлы, князья…., – вот короче, – они и есть начальство. – Промямлил Аршинная Сопля.
Возникла короткая пауза, подходящая для того что бы обдумать все вышесказанное. Но тонкий писклявый голосок ее испортил. – А вот у нас в деревне, ну то есть не в самой деревне, а значит в замке, при котором значит деревня, жил этот, как его, – рекс-ярл. Мне бабка рассказывала.
Вся нелепость и несуразность данного сообщения, не сразу была понята публикой, и оно несколько сбило нас с толку. После чего их автору было отвешено несколько подзатыльников и настоятельно предложено, – «Заткнуть фонтан».
– Значит так, – снова взял я на себя председательские функции. – Если еще хоть одна сявка раскроет свою квакалку, – то сильно огребет по ховальнику. – (В лучших традициях парламентаризма и высокой дипломатии высказался я). – Перебивать старших, – нехорошо, и если кто-нибудь об этом забыл, я напомню. И мало не покажется.
– А я, добавлю, – подтвердил мои председательские полномочия Кудрявый, распространяя тем самым мою юрисдикцию на «своих».
Еще несколько мгновений, члены собрания, усваивали новые установки, припоминали регламент, и свое место в отрядной иерархии. А я тем временем, обдумывал одну, запавшую мне в душу мысль.
– Нет, я все-таки сильно сомневаюсь, насчет начальства, – прервал мои размышления Кудрявый. Оно конечно, дворяне там, ярлы, бароны, – нас за быдло держат, однако сколько их в этой войне полегло…, мало не покажется. У нас вон, лет пять назад, – вообще весь штаб армии вырезали, – и я сильно сомневаюсь, чтобы там кто-нибудь смеялся.
… Как ни странно, я мог точно сказать что тогда там никто не смеялся. Поскольку это я, воспользовавшись дурным, подворачивающимся один раз в тыщу лет шансом, добрался до вражеского штаба.
Но говорить об этом здесь я не стал. Подумав что этот рассказ может показаться неприятным Кудрявому, или его товарищам. Да и у меня связанные с тем делом воспоминания, – тоже были не из приятных. Хотя начиналось все очень здорово. Я провел отряд сквозь брешь в обороне врага, почувствовав что-то, не стал задерживаться громя тылы противника, а пошел вперед, ворвался в лагерь Врага, смел оставшуюся при штабе гвардию, прорвался к самому большому шатру и уничтожил всех кто находился внутри или рядом с ним.
Меня, конечно сразу отметили, выделили, похвалили, обласкали, – пообещали сразу назначить тысячником и даже сообщить мою кличку и номер части самому Верховному! Пару недель я был приближен к самым высоким эшелонам нашей Армии. Катался как сыр в масле. Меня приглашали в высшее общество, к тем самым баронам, ярлам и князьям. Всем, от мелкого штабного ординарца, до командующих туменами, – хотелось засветиться в моем обществе, и хоть как-то примазаться к моей славе.
Ну и я конечно расслабился. Перестал следить за языком, и как-то раз, когда сам Главнокомандующий, в очередной раз провозгласил что, – «Вот отважный воин, не боящийся рискнуть ради нашей Великой Цели. Смело идущий на встречу опасности, пока остальные берегут свои задницы, как будто это невесть какое сокровище!». – Ляпнул в ответ – «А как же солдатам, не беречь эти свои задницы? Станут генералами, – чем думать будут?».
После этого моя карьера героя накрылась тем самым местом, которым обычно накрываются все накрывшиеся карьеры. Меня почему-то сразу все разлюбили, перестали приглашать в светское общество, и вообще, – стали смотреть, будто бы сквозь меня.
Зато мной активно заинтересовались полковые маги, и начали устраивать проверки на Добро и способность слушать Знак. Тонко намекая, – что якобы мне был тогда послан совсем другой приказ. А я, то ли его не услышал, и тогда со мной что-то не так, либо вообще проигнорировал, а тогда со мной точно, много чего не так.
Если честно, – я тогда сильно сдрейфил. Не прошедших проверки на лояльность и способность слышать, маги забирали на переподготовку. Как проводиться эта переподготовку я не знал, а спросить было некого, так как никто, кто на нее отправился, – обратно не вернулся. Но тут, к счастью (для меня), Враг прикончив одну из наших армий, прорвался глубоко в наши земли. И мою тысячу бросили в самое пекло. Спустя пару недель, от нее осталось не больше десятка израненных, полуживых доходяг. Про меня наверно забыли, или сочли мертвым. Но я задницей чуял, что мне лучше бы сидеть тихо и не высовываться, болтая о своих подвигах. Поэтому даже в моей новой сотне мало кто об этом знал. Потому же, и сейчас я не стал прояснять вопрос, «смеялись там, или не смеялись», а только переглянулся с Одноухим, который и получил эту кликуху после того пекла.
