Василий Каталкин - Малец
Недовольный гул прокатился по обозникам:
- Нет, ты уж объясни обществу, - набычился казак, - как людям тогда жить, если ни денег, ни хлеба? Может, скажешь и соли тоже нет?
- И соли тоже нет, - подтвердил Афанасий опасение обозников, - и вообще без вас дел у меня много, так что ступайте себе подобру-поздорову.
На этом воевода развернулся и шустро скрылся за дверьми.
Обозникам только и осталось недоуменно переглядываться:
- Это что же такое творится? - Возмутился один из обозников. - Один кровопийца на нашей шее сидел, теперь другой на его место пытается сесть. При Гагарине хоть хлеб отдавали, и соль была, а этот совсем нас голодом морить собрался!
- А ну братцы, тащи воеводу на правеж!
Казаки подхватились с подвод и ринулись вслед за Афанасием, однако все их усилия пошли прахом, когда они вломились в комнаты воеводы того там уже не было - сбежал через вторые двери. Дьяка тоже не обнаружили, тот раньше своего начальника обеспокоился своей безопасностью. А вот подьячий не успел, за что и поплатился парой выбитых зубов:
- А ну, веди в амбар, если жизнь дорога.
В результате полной очистки амбара, казакам удалось загрузить лишь три подводы из двадцати двух и чтобы их действие не расценили как грабеж, заставили приказчика все забранное записать в амбарные книги как выдачу хлеба в счет задолженности. На этом стихийные действия не закончились, казаки толпой двинулись искать воеводу, потому как полученное не могло даже в малой степени удовлетворить служивых. Однако сибирский правитель вдруг вспомнил о каком-то срочном, важном деле и отбыл в неизвестном направлении, так и пришлось казакам отправиться назад пустым обозом.
- Все, казаки, - озвучил на привале решение старший обоза, - пора отправлять в Тобольск гонца, а заодно челобитную в Москву писать. А не будет ответа, Афанасия на воротах весить, хватит, попили казацкой кровушки.
- Погодь, Тимофей, - возразил старый казак, - то, что ты по воеводе предлагаешь - бунт, нельзя воеводу жизни лишать.
- А нас по миру пускать можно? - Подвысил голос служивый.
- Тоже нельзя, - согласился старый, - тут всем миром думать надо, а не то горячие головы быстро полетят. Вот гонец из Тобольска вернется, тогда и думать надо будет. А вообще казаки, здесь не только в воеводе дело.
- Как это не в воеводе? - Встрял еще один служивый, - он наши денежки на себя извел.
- Извел? - Снова согласился станичник, - только сами вспомните, когда мы последний раз замирять ходили?
- Эк ты куда повернул, так ведь потому и не бузят, что казаков боятся.
- Вот и я про это, а говорю затем, что пора на землю казакам садиться, теперь походов больших не будет, надобность в казаках небольшая. Так, больше для пугала.
Последние слова вызвали недовольное ворчание служивых:
- А если монголы, да буряты как в восемьдесят шестом году? Чего тогда воевода делать будет?
- А вот если монголы, да буряты ..., - старый казак хитро улыбнулся, - тогда да, тогда о нас сразу вспомнят.
- Ага, - вскинулся старший, и тоже сделал хитрое лицо, - а ведь видели мы как-то монгольский отряд, только догнать не смогли, лошади-то больные, почитай всю прошлую зиму без овса.
- Вот и я о том, - уже откровенно заржал старый, - как бы они на караван не напали.
Митрофан наблюдал за бузой служивых со стороны и хвалил себя за предусмотрительность. Он когда еще только казаки показались на дороге, быстренько покинул приказную избу, потому как знал, чем это дело закончится: Афанасий это не Гагарин, тот все-таки из боярского рода и без своей своры нигде не появлялся, а этот ... Тьфу, ты, прости Господи, еще не раз через свою безмерную жадность и зазнайство пострадает. Дьяк подождал, когда последняя подвода затеряется на улочках слободы и отправился в церковь к отцу Игнатию - пришла пора стелить соломку, казаки показали, что падение может быть очень жестким.
Служитель принял Митрофана хоть и не ласково, но видимого неудовольствия не продемонстрировал, уже прогресс. Дьяк отчитался о визите казаков и предупредил Игнатия о том, чем это в будущем может быть чревато:
- В нынешнюю зиму казаки не только без денег входят, но и прочего им ничего не выдали, а если их сильно припечет, то грабить зимние караваны пойдут, - вещал Митрофан, - а уж простой люд резать без счету начнут.
При этих словах дьяка служитель потемнел лицом, он прекрасно знал, что будет происходить по селам, когда вольница выплеснется в походы по своей земле.
- Ты вот что, Митрофан, - остановил дьяка Игнатий, - про то молчи, нечего людей зря будоражить. Отпишусь я Тобольск по своей почте, а чтобы это не замолчали, как это у нас делается, в Москву тоже весть переправлю - даст Бог, найдем припасов на иркутских казаков. Вот с забайкальскими ничего не получится, в Нерчинске бунт зреет. Воеводе ничего не говори, если узнает, последнее утащит.
- Так и тащить-то уже нечего, намедни он приказал купцов к нему слать, стращать их будет, деньги силой имать.
- Вот до чего опустился, - перекрестился служитель, - совсем Бога не боится. Ладно, иди пока, не ровен час, спохватится тебя воевода, а нам пока этого не надобно.
Когда дьяк уже намерился юркнуть в дверь, вслед донеслось:
- И погорельцев не забудь навестить, списки составь, обществом помогать будем.
- 'Да, какие там погорельцы?' - Думал по пути в приказную избу Митрофан, - 'Здесь такие дела творятся - истинно Армагеддон, а еще с погорельцами возись'.
Но перечить батюшке было решительно невозможно, пока он был единственной надеждой на будущее, должность при новом воеводе сохранить никак не получится, зато от кнута можно извернуться.
****
Кузнец недолго слушал мои прожекты, да и я не стремился ему популярно объяснять, чего хочу, но суть моих стараний уловил:
- Так чего говоришь, болотным дерном сверху для тепла закрыть крышу хочешь? - принялся он теребить свою спутанную бороденку, будь у него густая растительность на голове, ее бы чесал, а так..., - а не осыплется?
- Ну дерн болотный разный бывает, вот, я тут для посмотра принес, - протянул я ему пласт молодого торфа.
Пласт этот действительно был качественный, корешки растений переплелись настолько плотно, что разорвать его поперек было очень трудно, только на слои более или менее хорошо делился.
- Ты смотри, действительно хорош, - мял в руках кузнец, принесенный мной образец, - а ведь должен тепло удержать, прям как пенька.
- Хорош-то он хорош, да для того чтобы его нужной толщины нарезать полотно пильное надо.
- Ну, допустим, полотно я тебе дам, - согласился он и тут же сверкнул глазами, - только мне на избу, тоже такого два воза надо. Завалинку поправить и верх заложить.
У, вымогатель, и ведь знает, что мне некуда деваться:
- Хорошо, - соглашаюсь, демонстрируя неуверенность своего решения, - только телегу тогда будет на пару дней нужно.
- Будет тебе телега, и Михея в помощь дам, - кивнул кузнец , - а потом и сам подойду посмотреть, чего у тебя получилось. Где, говоришь, землянку копал?
Нет, определенно этот мужик относится ко мне не так, как должен - другие даже разговаривать со мной не станут, чего-то я его не понимаю. Да и черт с ним, у меня сегодня другие заботы, погода начинает портиться, в сентябре дожди еще холоднее, чем в августе, нужно скорее крышу ладить, тут любые странности придется по боку. Вчера вот навес для сушки кирпича соорудил и пару форм со снимаемыми бортиками сладил, малышня будет набивать длинные ящики глиной, а когда утрамбуем, уберем боковины и нарежем жилкой кирпич в размер. Механизация смех один, но всяко быстрее, чем по мелким формам лепить. Жалко только мать Дашку с соседскими девчонками за ягодой в лес каждый день отправляет, тут уж деться некуда, осенние заготовки никто не отменял. Конечно, там не одни девчонки, для присмотра с ними и мужики обязательно ходят. А что поделаешь, оказывается, через наши места каторжан гонят, а они потом с этой каторги назад бегут. Хорошо если кандальники попадутся из нормальных людей, бывает такое, а то ведь основная масса из всякого разбойного люда с рваными ноздрями, те рассуждать не любят.
Михей оказался парнем работящим, в четыре руки работа спорилась, так что в два дня управились, за работой я и узнал все о кузнеце. Оказывается, Асата, а именно так звали мужичка, бездетный вдовец, а в слободе прижился у своего брата, соответственно Михей приходится ему племянником. На вопрос, почему дядька так к нему относится, парень усмехнулся и поведал, как однажды он неудачно махнул крылом, раздувая угли, и один уголек попал Асате в штаны. Но кузнец этого не заметил и обеспокоился только тогда, когда нижнюю часть тела стало нещадно припекать. Что было потом понятно - ожог на одном неприятном месте, большая дыра и мокрые штаны, потому как во время метаний по кузнице Асата опрокинул бадью с водой, и ему пришлось выдавать рекорды скорости, несясь с дымным следом до ближайшей лужи. С этого дня кузнец терпеть не мог своего племяша, но по негласному договору с братом учить Михея был обязан.
