Александр Мазин - Варяг
Дела шли хорошо. Бочонок в семейном подполе понемногу наполнялся серебришком. Слада ходила торговать в свою лавочку в самоцветных бусах, которые стоили дороже всех трав и зелий в лавочке, вместе взятых.
Серега бы и золотом Мышову сестренку украсил, но Мыш отсоветовал. Не по званию ей золото носить.
Вследствие ли бус или еще по какой причине, но у Слады вдруг объявился жених. И не кто-нибудь, а старый приятель Сереги Трещок. Причем с девушкой Гораздов подручник даже разговаривать не стал, а заявился к «старшему в роду», то есть Духареву.
Наслышанный о Серегиных вкусах, Трещок приволок бочонок, который они на пару с Духаревым в процессе разговора и приговорили. Набравшийся Трещок, у которого и по трезвяни язык был, что помело, бесхитростно выложил свои расчеты. Рассчитывал же он взять с родичей Слады хорошее приданое, поскольку «сами ж видите; девка что ни лицом, ни телом не вышла», а он, Трещок,– мужчина видный. Может, и родит от него девка что-нибудь приличное. Тут Трещок самодовольно погладил бороду и приосанился. У Сереги появилось большое желание взять «видного мужчину» за бороденку и выкинуть за ворота. Но Духарев сдержался, решил дальше послушать. И очень скоро узнал, что внешность да худородность невесты жениха, конечно, смущают, но он готов с этим смириться, поскольку работница Слада не ленивая, да и лекарка. А для мужских утех и рожания крепких отпрысков у Трещка ведомая, то бишь главная жена имеется. Так что пусть Серегей не думает, что Трещок такой глупый. Ну, сколько Духарев отстегнет, чтобы с ним, Трещком, правильным купецким пацаном, породниться?
Наивная самоуверенность Трещка обескураживала. Духарев даже слегка растерялся. Трещок продолжал трещать, а Серега думал, как бы его, убогого, выставить, не зашибив.
Надумал.
– Значит,– произнес он,– ты думаешь, что мне с тобой породниться – честь?
– А то! – гордо подтвердил Трещок.
– А я думаю: это тебе со мной породниться – великая честь!
– Чаво? – от удивления Трещок даже протрезвел немного.
– Того! – отрезал Духарев.– Приданого я не дам. Хочешь Сладу в жены взять да мне родичем стать – плати пятьдесят гривен. Тогда бери.
Дар речи Трещок сумел восстановить только через пару минут. Наверное, это был рекорд молчания для бодрствующего Трещка.
– Ты это… ума лишился? – тихо спросил Гораздов подручный.
Серега пожал плечами:
– Я сказал – ты слышал.
– Ага… Слышал.
Трещок подобрал с лавки шапку, поглядел на Духарева с жалостью, как на душевнобольного:
– Бывай здоров, Серегей!
И ушел.
– Эх ты! – в сердцах бросил Духареву Мыш, который подслушивал под окном.– Зачем справного жениха прогнал? Кто ж ее, непригожу да безродну, теперя замуж возьмет?
– Я,– сказал Сергей.
Глава 19,
в которой Сереге Духареву неоднократно предлагается
связать себя брачными узами, Чифаня приобретает транспортное
средство, а в заключение ставится под сомнение славянское происхождение Духарева
– Я,– еще раз, спокойнее, повторил Духарев.– Или вашим законом это не дозволено?
– По Правде? Нет, по Правде можно. Токо глупо это.
– Почему – глупо?
– Смыслу нет,– Мыш поглядел на названого брата снизу вверх, но – покровительственно.– Ты ж так и так наш родич. Вот ежели бы она была не сестра, а жена моя, а меня убили,– тогда ты б ее взял. По чести. А так – чего? Хошь жениться? – Мыш оживился.– Так я те вмиг невесту найду! Хошь – из Чифаниных сестер кого сговорим? Любиму ты по сердцу. Ну, по рукам?
– Ты лучше заткнись, Мыш,– тоскливо проговорил Духарев.– А то ведь не удержусь, врежу тебе пониже спины!
– Нет, ну ты дурной, что ли? – Мыш постучал себя по лбу.– Ну на что тебе на Сладке жениться?
– По-твоему, я хуже этого рыжего хвастуна? – набычился Духарев.
– Не, не хуже!
– Так в чем же дело? Или она – не твоя сестра?
– Сестра,– согласился Мыш.– Но ты-то – мой побратим!
Заявлено было так, словно этим все сказано.
– Все! – отрезал Серега.– Я решил. А ты… В общем. Сладе пока не говори,– заключил он.– Сам скажу, когда… когда… В общем, когда надо будет.
– Нет, правду сказал Трещок: ты точно ума лишился! – объявил Мыш.– Или его у тя и не было, ума-то? – и отскочил раньше, чем Духарев вознамерился отвесить ему подзатыльник.
Чифаня купил коня. Верхового. За две гривны. Просто так. Это считалось роскошью. Купить коня не для рабочей надобности, а для удовольствия. Конечно, собственные лошади были у многих. У огнищан. У купцов. У гридней. Хотя гридни коней покупали редко. Брали жеребенка подходящих кровей и приучали. К себе, к бою. К такому коню чужому человеку и подойти было рискованно: забьет.
Чифаня приобрел себе обычного серого в яблоках небольшого коника со смешным, обрезанным почти под луковицу хвостом. Кличка у животного была Шалун. Но продавец уверял, что конек необычайно спокойный.
И тут Серега обнаружил довольно странную вещь: отсутствие стремян. Серега, конечно, на крутого лошадника не тянул: так, катался пару раз в Сосновке для развлечения, но отсутствия стремян не заметить не мог. Все остальное: седло, уздечка, подпруга – имелось. А стремян не было. При том, что у других наездников Духарев стремена видел. Правда, далеко не у всех.
Чтобы усесться в седло, Чифане пришлось использовать помощь Сычка. Всадник из Чифани был – так себе. Сидел в седле примерно как… сам Духарев. Но вид у Любимова внука был гордый донельзя. Тем не менее он разрешил и друзьям прокатиться.
Мыш воспользовался приглашением немедленно, однако, оказавшись в седле, проявил, скажем так, осторожность. Проехался шагом от одних городских ворот до других и обратно и не без облегчения слез. Серега, хотя и вспрыгнул в седло без посторонней помощи, тоже в галоп пускать конька не стал. И дал себе зарок: поучиться при возможности верховой езде. Конь, конечно, не автомобиль, но тоже средство передвижения. Для начинающего Шалун был конем идеальным. Послушным, спокойным. Любимый аллюр у него был: пощипывать травку.
Из четверых приятелей лучшим наездником оказался Сычок.
Обмывать приобретение отправились не на постоялый двор, а к Белке. Ее заведение имело то преимущество, что располагалось на открытом воздухе, а следовательно, хозяин мог, не вставая из-за стола, созерцать у коновязи свое четвероногое приобретение.
Белка, рыжая бабища – минимум пятьдесят восьмой размер по кормовым обводам – лично подплыла осведомиться, довольны ли гости. При этом поглядывала на Серегу так многозначительно, что у Духарева возникли самые серьезные опасения на свой счет.
– А Белка-т на нашего Серегея глаз положила! – отметил Чифаня, когда хозяйка отплыла по хозяйственным надобностям.
– Ты давай, Серегей, не теряйся! – деловито сказал Сычок.– Баба справна, все при ей. Вдова, да не нища. Слы, Мыш, а давай мы его женим!
– А ты у него самого спроси! – фыркнул Мыш.– Хочет он женихаться к Белке?
– А чево? – удивился новгородец.– Серегей! Ты глянь, какая баба! – Сычок, раскинув руки, обозначил Белкины габариты.– Ну не молодушка, зато пива твоего любимого у ней – хоть залейся. Ну и нам, конешно, чего-нибудь перепадет. Женись, Серегей! Тут и думать нечего!
– Вот сам и женись! – отрезал Сергей.– На бочке с медом твоим любимым!
– Да она ж за меня не пойдет! – совершенно серьезно возразил Сычок.– Я ж Любимов закуп.
– Так откупись,– посоветовал Духарев.– Занять?
– Да есть у меня! – отмахнулся Сычок.– Че я, дурной, откупаться? Меня ж Любим враз со двора погонит. Так, Чифаня?
– Это точно,– согласился Любимов внук.
– А тебе она не откажет,– продолжал напирать новгородец, которому идея халявной выпивки понравилась необычайно.– Ты парень видный!
Тут он был прав. Теперь Серегу уже никто не счел бы голытьбой. Прикинут он даже получше Чифани, ростом и плечами и раньше был не обижен, да и лицом, по местным меркам, вполне стал пригож, когда оброс светлой бородкой и сменил питерский синевато-зеленоватый цвет физиономии на здоровый торжковский румянец.
Сычок между тем продолжал описывать несравненные преимущества женитьбы на хозяйке харчевни. Когда он по третьему кругу принялся восхвалять достоинства здешних подвалов, Серега не выдержал.
– Все! Достал! – зарычал он.– Еще слово – и в глаз, понял?
Сычок моментально заткнулся, поглядев опасливо на Серегин сжатый кулак.
С кулаком этим Сычок был знаком достаточно близко и продолжать знакомство в условиях приятного отдыха совершенно не желал.
Через некоторое время к ним за стол подсела компания Чифаниных приятелей во главе с пушным добытчиком Шубкой. Шубка активно сколачивал ватажку, чтобы, как только подморозит, двинуться в некие Черные Мхи – на охотничий промысел. Собственно, ватажку он уже почти собрал. Осталась мелочь – раздобыть денег на припасы и снаряжение. Будущие ватажники – парни бравые, но, увы, в основном пришлые, безденежные. Сейчас половина этих парней трудилась на Чифанина деда – за кормежку и мелкую – не разбогатеешь – поденную плату. Промысловый инвентарь тоже можно было взять у Чифанина деда, в кредит, но – за третью долю. А третью долю Шубке и остальным было жалко. Вот ежели бы сам Чифаня с ними пошел, глядишь, Любим сделал бы скидку. По мере уменьшения количества меда планы ватажки становились все грандиознее.
