Юлия Иванова - Дремучие двери. Том II
Состояться — это вернуть Господину Жатвы умноженные таланты, обрести Царство уже при жизни земной, по возможности освободив себя и других от непотребных страстей и рабств. И не опоздать, подобно неразумным девам из Евангельской притчи, зажечь свой светильник к приходу Небесного Жениха.
НАША ЦЕЛЬ — победить смерть, вырваться из плена у зла, которое питает смерть. Зло и смерть — по ту сторону Бытия — так повелело Небо. Ибо нет ничего страшнее бессмертного зла!
Успеть переплавить волю в Свободу, время — в Вечность, многоликую зыбкую земную правду — в Истину. Земной капитал перевести на вечный счёт…
* * *
«Здесь Вы можете перевести ваше время в вечность!» — таков был девиз Изан-банка.
Лёва, директор Изан-банка, один из самых богатых людей в России, а может, и не только в России… Делающий деньги даже из прошлогоднего снега, третий главный игрок и работоголик Изании, фанат дела, заходил обычно «на пельмени» к Айрис, зная, что должен появиться Егорка. Съедал несколько тарелок и шёл на балкон покурить. Денис, которому врачи курить запретили, выходил следом «подышать воздухом» и посокрушаться о развале отечественного кинематографа. Иоанна подозревала, что он позволял себе затяжку-другую.
«Новый русский еврей» был высок, жилист, наголо побрит под Маяковского. Очень любил егоркины песни-притчи и пел под гитару приятным баритоном:
«Греет и светит в промозглой ночи Пламя давно отгоревшей свечи…» Он мечтал перековать всё грязное грешное золото Земли в святое Золото Неба, которое он положит в день Суда перед Всевышним во спасение душ своих вкладчиков. Он был романтиком. Вечные вклады, вечный банк…
Обладающий сверхчутьём Лёва благополучно миновал все кризисы, скачки курса, обвалы и пирамиды, в том числе и государственные. Как-то разговор на балконе зашёл о Мавроди.
— В общем-то пирамида, немного усовершенствованная и рассчитанная на длительный срок — ещё на годик-полтора, — сказал Лёва, — Вот представьте — сидим мы с вами в этом, как его… Монте Карле за покером. Играем. Один — не исключено, мухлюет, у другого тоже карта краплёная, третий — к соседу в карты через плечо заглядывает… А может и сам хозяин — шулер, пусть… Но это наша игра, господа, наши личные дела. «Прайвити», — как говорит Айрис. Мы и разберёмся сами меж собой. Если надо — канделябром по бороде!
Но вдруг вваливаются «господа демократы» с пушками и говорят: «Э, ребята, вы тут не по правилам игру ведёте. Хозяин у вас — шулер, да и этот, с лысиной, в чужие карты заглядывает… В общем радуйтесь — пришли мы, борцы за правду, игру вашу аннулируем, банк забираем себе, а вы, голубковы наши сизокрылые со своими Тибетами, Чарами и Мавродями — живо по домам. «Мухой!» — как опять же говорит Айрис. И Мавродям вашим отслюним трошки, чтоб не вякали, а вякнут — увидят небо в клеточку…
Государственный гангстеризм — вот как это называется. И реклама эта оголтелая по ящику, все эти «Поверила!», «Мы — партнёры»… А потом всем «партнёрам» сделали козу. На самом высшем уровне.
Власть «режет и стрижёт» народы Кинжалами Святой Свободы, — как сказал поэт.
Свободы играть в разные игры самостийности, обогащения, куда их завлекают всякие большие дяди, которые вламываются посреди игры, орут: «А этот в шляпе играет противу правил!» — и забирают банк. Обычное дело. Бомбят, вводят войска, десант высаживают — чтоб «играли по правилам», и всегда забирают банк. Плевали они на ваши Корею, Вьетнам, Ирак, Югославию — кто там у вас карту передёргивает, — им банк подавай. Вы Лёву слушайте. Лёва — она умная, Лёва знает за банк…
Егорку Лёва встречал «лирической-автобиографической»:
Когда б имел златые горы И реки, полные вина…
Айрис быстро подвигала Егорке тарелку с пельменями, Лёве совала в руки гитару, чтоб он погодил с «производственным совещанием», как она называла то, что обычно начиналось в комнате после появления мужа.
— Куда ты торопишься, а ещё пропагандист правильного питания! — сердилась Айрис, — Вот в монастырях ваших вообще не разрешается разговаривать, «жития святых» читают. Поиграй, пока он поест, — окая, приказывала она Лёве.
«In motu quiesco», — «к непогоде тих», изрекал тот в егоркин адрес.
И послушно наигрывал любимые егоркины мелодии. Потом Айрис заказывала ему свои забугорные «кантри». Егорка, поев, расслаблялся, отключался, казалось, положив голову на руки. Компания оживлялась, про Егорку забывали, неизбежно переходя на столь ненавидимый Егоркой трёп, пока он не вскидывался гневно:
— И это вы находите смешным?
— Смешно не это, — ловко спасал положение Лёва, — Смешно, что по вчерашним сводкам я получил презабавный результат…
И начиналось «производственное совещание». Расслабляться Егорка не умел, хоть Айрис и говорила, что иногда заставляет его вместе с ней делать какое-то специальное упражнение на релаксацию.
Но совершенно преображался Егорка на сцене, на трибуне. Егорка — лидер-оратор. Вспоминался Пушкин:
Его глаза сияют, Лик его ужасен, Движенья быстры, он прекрасен, Он весь — как Божия гроза…
Говорили, что постановкой его голоса занимался приглашенный Айрис специалист, но ведь и до Айрис певец Егорка Златое, звёздный мальчик в плаще, не тот, шестидесятник, а певец горящей, как свеча жизни, абсолютно владел аудиторией.
Не хватало лишь коня. Белого, потому что спаситель России Егорий, разящий многоглавого змея-вампира, должен быть на белом коне.
Особенно менялся голос, наливаясь какой-то колокольной набатной мощью и вдохновением, вызывая то боль, то ярость, бередил душу и звал на подвиг, прямо в бой, как мальчишек с того парада сорок первого… Да они и были солдатами и солдатками, эти фиолетовые мальчики и девочки, собирающиеся вместе всего на один день в году со всех сторон растерзанной поруганной страны, чтобы вот так, плечом к плечу, набраться сил и мужества, глянуть в глаза друг другу, вскинуть к небу сплетённые руки и, получив приказ и благословение, каждый от своего храма, — снова туда, в бой, на передовую. Разведчики и организаторы. По городам и весям, где замерли заводы, остановились станки и комбайны, замёрзли и лопнули трубы, спились мужики, отчаялись и огрубели бабы, оголодали и сбились с пути дети, опозорены девушки и одурманены наркотой парни. Где люди забыли о любимой профессии, об учебниках, о Пушкине и об отдыхе. Где мёрзнут и голодают, выбиваясь из сил, за гроши батрача на «крутых», торгуя пойлом, сигаретами и чем попало. Где по ночам, а то и днями грабят, стреляют, насилуют по телеящику и взаправду. И уже не отличить реальность от вампирского, подмигивающего хищным краснозелёным глазищем экрана… Это в реальности стрелялись и намыливали верёвку учёные и офицеры, рылись в помойках пенсионеры и безработные, где одни, оцепенев от неслыханного злодейства, отказываются в него верить, другие же сами звереют потихоньку…
Добраться до каждого, ещё живого, зовущего на помощь с этим рекламным «Мы решим все твои проблемы!» Нарваться на неверие, подозрительность, насмешки и даже оскорбления, прямую вражду вплоть до рукоприкладства и стрельбы, — и всё-таки выстоять, убедить, отстоять. И осторожно, шаг за шагом, «из болота тащить бегемота»… — Из-под груза непосильных забот, отчаяния, предрассудков, озлобленности воскрешать угаснувшую было жизнь, нарываясь на вампирьи зубы новых хозяев, иногда на пулю и нож, падая и поднимаясь вновь.
ТАК ГОВОРИЛ ЗЛАТОВ…
Система единого Целого, где каждая отдельная частица бесконечно ценна, и если ей плохо, плохо всему организму, позволяет Творцу за счёт всеобщего страдания и катастроф контролировать каждую отдельную судьбу. Бог часто наказывает исправляющими страданиями, болезнью, скорбями.
Иосиф создал СССР по этому принципу: сбой в любой его части, не говоря уже об её омертвении, приводил к заболеваниям и агонии как этой части, так и Целого. Систему Иосифа невозможно демонтировать. Сталин специально строил всю промышленность на основах взаимопроникновения и взаимодействия. Капиталистическая система позволяет какой-то части общества благоденствовать за счёт других. При этом в обход Закона Неба, добившись всякими неправдами привилегированного положения для себя. Правды здесь быть не может, ибо все излишества так или иначе порабощают, вредят организму особенно за счёт других. Клетки-вампиры отрываются от Целого, становятся ненужным ему балластом, раковой опухолью, которая, по милости Божией, отсекается революцией. Тогда грехи смываются кровью. То есть наказание за отступничество от Замысла так или иначе свершается здесь, на земле, и появляется шанс после омовения кровью получить мученические белые одежды и войти в Царствие Будущего века.
Или же эта паразитирующая и разлагающая других и Целое часть общества медленно гниёт, разлагается заживо, сея вокруг смрад, заразу и смерть. И блудный сын умирает во грехе, вне Отчего дома, так и не вернувшись к Отцу.
