Олег Измеров - Ответ Империи
– Ваш кофе, Виктор Сергеевич.
– Большое вам спасибо. Принять его из ваших заботливых рук особенно приятно.
– Что-то вы решили на меня психологически влиять. – Ее большой, но чувственный рот растянулся в загадочной улыбке. – К чему бы это… Ой, смотрите! Смотрите!
Ее глаза, широко раскрытые от удивления, устремились на экран. Виктор обернулся влево.
Количество голосов ЗА, что было в первые минуты опроса ничтожно мало, догнало количество ПРОТИВ; обе величины продолжали свой бег, поочередно вырываясь одна вперед другой и опять выравниваясь нос к носу.
– Вот вы сейчас видите случайное событие, – пояснил диктор, – видимо, было протестное голосование крупной социальной группы…
Цифра ЗА подпрыгнула вверх и пошла на отрыв, спокойно, уверенно; через пару минут разрыв уже был в разы.
Второй стаканчик в руках Светланы наклонился, и кофе чуть не пролился на стол; Виктор вовремя подхватил пластмассовую посудинку и переставил на ее рабочее место.
– Виктор Сергеевич, – несколько ошеломленно спросил Момышев, – вы как-то связаны с этим? С результатом?
– Это как это? Я думал – это вы делаете!
– Это не мы делаем, – каким-то сухим тоном произнес Гаспарян. – У нас в планах было обрушить доллар и… Ну вы же знаете, вы же начали работать в программе строительства постглобального мира.
Цифра ЗА продолжала убегать; судя по общему числу волеизъявившихся, исход опроса был предрешен. Телеведущие растерянно обменивались мнениями. Виктор понял, что перед его глазами вершится очередная развилка истории.
– Да, коллеги, похоже, мы переоценили роль стереотипов мышления и массовидного поведения. – вздохнул Гаспарян.
– До этого модель Виленкина не подводила, – возразила Светлана.
– Там есть одно допущение: субъект сохраняет доверие к власти. А оно сейчас рушится вместе с долларом, и мы, кстати, нашими катастрофами этому здорово помогли. А это уже другая модель.
– Как вы ее себе представляете, Андроник Михайлович?
– Ну, вот вообразите себя американцем при валютном крахе. Вы теряете работу, потому что потребление резко упало и фирма сокращает персонал. Вас выселяют из жилья, потому что нечем платить за ипотеку. Вам не оказывают медпомощь, потому что страховые общества лопнули. Вас не защитит полиция, потому что ей не платят и она бастует, как и пожарные. Ваши гражданские права не защитят, потому что бюджет пуст и нечем платить юристам. Армии тоже не платят, не на что покупать горючее, нет электро – и водоснабжения военных баз. Пенсионные накопления обесценились. В этот момент вам нужна только стабильность и ничего, кроме стабильности.
– Но это же уничтожение всей американской системы. Не спасение, а уничтожение, – возразил Виктор.
– Ну, это в принципе логично, – позевывая, протянул Момышев, приподнявшись в своем кресле. – Ведь, если честно признаться, и наша операция «Ответ», никогда не была попыткой спасти СССР и советскую систему. Возможно, где-то там, в начале… Но как врубились в проблемы, все начали создавать новую систему! Которая поможет выжить в новом веке! Хотели реализовать все, что назрело, что уже подсказывала жизнь, и чему он, старый СССР, мешал расти. Товарищи, мы с вами, своими руками, уничтожили СССР! Уничтожили КПСС – вы посмотрите, это совсем не то, что тогда называли КПСС! Уничтожили принципы планирования и управления экономикой, уничтожили само промышленное общество, ради которого сделали революцию и создавали СССР. Уничтожили коммунистическую идеологию, какую все знали. И ничего! Все довольны, или почти все. Потому что удобно жить и привычно. Почему мы должны думать, что американцы сами не уничтожат свою демократию, чтобы построить то, что им даст шанс выжить и бороться с нами? Дух Сталина вернулся на Землю, но он вернулся в Америку, извините за метафору. Сталин жив, он там, в другом полушарии. Может быть, мы будет теперь самыми большими демократами, у нас такие условия созрели. Давайте еще по кофе. А то в сон клонит.
– Но тогда я ничего не понимаю, даже с вашим чудесным кофе. – Виктор провел по лбу ладонью. – Почему для реализации этого плана – в смысле нашего плана – генсеком поставили Романова? Ну да, он за науку, промышленность, но в социальном отношении – человек старой закалки, консерватор, добросовестный исполнитель решений ЦК. Рано или поздно он же должен начать тормозить, мешать, ну, в конце концов, все эти новые понимания коммунизма – они же неочевидны? Или это другой, альтернативный Романов?
– Четверть века гласности – и вы там ничего не знаете? – хмыкнул Гаспарян.
– А что мы должны знать?
– Так Романов и есть автор программы перестройки.
– Романов? Сталинист?
– Да. Он еще с шестидесятых над ней работал. Высказывал при Брежневе идею перехода от отраслевого планирования к крупным конкурирующим госкорпорациям, правда, завуалированно, в виде НПО – время такое было. А дальше идет, как у вас говорят, развилка. У нас эта программа попала в группу разработки операции «Ответ», и это повлияло на выбор генсека. У вас… Ну, можно предполагать, что Романов что-то писал или показывал Черненко, но Политбюро сыграло в пользу Горбачева. Скорее всего, Горбачев хотел получить эту программу у Романова, но тот отказался, а возможно, и уничтожил ее. Мотив понятен – ну, не хотел человек, чтобы его идею присваивали. А Горбачев уже начал раскручивать лозунг коренной перестройки и ускорения научно-технического прогресса, насколько я понимаю, на той информации, которая была передана Черненко. После отказа Романова сняли, а Горбачев без программы подвис – такого знания промышленности нет, – начал лавировать, пробовал собирать ученых, чтобы с нуля писали, но время потеряно, да и надо же всю эту индустриальную кухню знать, чтобы задачу поставить! В общем, Михаил Сергеевич экономику ломать взялся и завалил. Ему надо было или ничего не трогать, или отдать специалисту, но…
– Так что же получается, наша реальность – просто ошибка истории? Без всяких попаданцев этих, хроноагентов, Союз должен был по законам истории выжить? И вот, развиваться дальше?
– Ну, это смотря что считать законом истории, – заметил Момышев. – У вас там закон истории – что один умеет из кресла управлять, а другой умеет это кресло занимать, и он-то последний в этом кресле и оказывается. А остальное, извините, последствия…
– Ладно, бог с ним, с Союзом нашим, все равно его нет… А здесь-то чего, опять холодная война?
– Может, холодная, может, нет, – Гаспарян пожал плечами. – У Штатов теперь основной враг – кризис. А это дает почву для переговоров, как вместе с СССР безопаснее разрядить эту замороженную финансовую пирамиду. Соответственно есть предмет торга.
– Лучше спросите, что с вами будет, – улыбнулась Светлана.
– Ну, пока вы плохого не обещали?
– У меня для вас сюрприз. Не знаю, хороший или плохой.
– У нас песня была «Сюрприз, сюрприз, да здравствует сюрприз». Меня что, в Штаты решили послать?
– Нет. Но завтра, возможно, вы вернетесь в свое время.
Глава 31
Песенка на память
В первые мгновения Виктор даже не понял, всерьез это сказала Семиверстова или шутит.
– Опять как в прошлый раз? – спросил он.
– Похоже, нет. Догадываетесь, что было в письме?
– Открытка с местом и временем перехода?
– Именно. Как мне сейчас сообщили по сети, направлена она из Свердловска, с консоли домового сервера, там был взлом шкафа оборудования, но ничего не украли. Отсюда наиболее вероятная версия действий хроноагента-3 следующая. Хроноагент-3 прибыл, скорее всего, раньше вас, решил, что вы недостаточно быстро активизируетесь, и решил ускорить события. Скорее всего, он не знал, что Лацман и Мозинцев работали на ЦРУ, и не совсем понял, что происходит, в момент вашего задержания на вокзале. Дальше его перебрасывают во время после кризиса, где он оставляет вам электронное письмо, согласно заданию, приезжает в Брянск и здесь узнает, что ход истории пошел не так, как было запланировано. Он пытается уничтожить письмо, взломав будку у комплекса, поставив отвлекающий передатчик с записью, но ему помешали. Тогда его вновь отправляют во время перед кризисом, где он попадает под грузовик с новой открыткой. Таким образом, получается проявление хроноклазма, которое и исключает петлю времени.
– То есть он должен был мне тогда передать открытку с точкой перехода?
– Может, передать, может, ликвидировать и самому смотать через эту точку… Мы это вряд ли теперь узнаем. Как и то, была ли сознательно отключена точка перехода, или это тоже хроноклазм.
– Короче, сам черт ногу сломит, – вздохнул Виктор. – До заброски в наше время я здесь сидеть буду?
– Я думаю, вы сможете вечером поехать домой. Отдохнете, выспитесь.
