Harry Turtledove - Око за око
Остолоп постарался найти подсказку в историях, которые рассказывали ему деды. Он растянул линию обороны в редкую стрелковую цепь, укрепив опорные пункты пулеметчиками и базуками.
Чтобы удержать бронетехнику ящеров, у американцев хватало танков и противотанковых орудий, но тяжелую технику почему-то отвели назад. Остолоп никак не мог понять, что происходит, – ему вдруг показалось, что генералы хотят, чтобы ящеры наступали, впрочем, не слишком быстро. Оставалось надеяться, что общая картина имеет смысл, поскольку, с его точки зрения, происходящее было полнейшим абсурдом.
У его подчиненных появилось такое же чувство. Отступление всегда плохо сказывается на морали; ты начинаешь чувствовать себя разбитым, даже если физических причин для этого нет. Все понимали, что позиции можно удерживать, но теперь Дэниелс сомневался в успехе.
Конечно, Чикаго превратился в развалины, одна гора обломков мало чем отличалась от другой. Даже танкам стало непросто преодолевать груды битого кирпича и воронки, в которых они могли поместиться вместе с башней.
Дэниелс удивился, когда его отряд во время отступления на север выбрался на вполне приличную дорогу.
– Вы можете дальше идти по ней, – сказал военный полицейский, руководивший передвижением войск, – но тогда ящерам будет легче засечь вас с воздуха.
– Тогда зачем было расчищать дорогу? – спросил Остолоп.
Военный полицейский ничего не ответил. Возможно, он и сам не знал. Возможно, не знал никто. Возможно, армия расчистила дорогу, чтобы люди могли по ней ходить, а ящерам была удобнее их убивать. Остолоп уже давно привык к тому, что время от времени происходящее вдруг превращается в абсурд.
Неподалеку от южного конца дороги он заметил отряд солдат, которые восстанавливали дом. При этом они пытались создать видимость разрушений вокруг него. Дэниелсу показалось, что они недавно обрушили стену, выходившую на дорогу. Внутри они построили деревянную времянку. Затем Остолоп понял, что очень скоро будет практически невозможно ее заметить, потому что солдаты уже начали восстанавливать разрушенную стену. К тому времени, когда они закончат, никто не догадается, что внутри велись работы.
– Что за дьявольщина? – бросил Малдун, указывая на работающих солдат. – Мы сражаемся с ящерами или строим для них дома?
– Не спрашивай у меня, – ответил Дэниелс. – Я уже давно перестал понимать, что происходит.
– Может быть, они собираются остаться здесь и защищать этот домик? – спросил Малдун. Теперь он обращался не к Остолопу, понимая, что у лейтенанта нет ответов, а ко всему миру – вдруг кто-нибудь его просветит. Не дождавшись, Малдун сплюнул в грязь. – Знаете, иногда мне кажется, что все, кроме меня, сошли с ума. – Он бросил косой взгляд на Дэниелса. – Меня и, может быть, вас, лейтенант. Так что вы тут не виноваты. – В устах Малдуна это был настоящий комплимент.
Остолоп размышлял над словами сержанта. Он уже давно удивлялся тому, как командование ведет бои в Чикаго. Если бы они продолжали воевать, как прежде, то уже давно вытеснили бы ящеров в южные районы города или полностью освободили Чикаго. О, да, потери ожидались большие, но Остолоп провел немало времени в окопах Первой мировой войны и знал, что если хочешь отнять у неприятеля территорию, нужно платить кровью.
Однако они отступали. Остолоп повернулся к Малдуну.
– Ты прав. Наверное, они спятили. Другого разумного объяснения происходящему я придумать не могу. – Малдун молча кивнул.
* * *Генрих Ягер ударил кулаком по броне своей «пантеры», с грохотом мчавшейся от Элса на запад, в сторону Бреслау. Он был в перчатках. В противном случае рука примерзла бы к металлу башни. Нет, он не сошел с ума. А вот относительно своего начальства у него появились серьезные сомнения.
У Гюнтера Грилльпарцера тоже.
– Какой смысл в нашем стремительном отступлении после трех дней отчаянной обороны – словно мы и не сражались за Бреслау?
– Я бы тебе объяснил, если бы сам знал, – ответил Ягер. – Мне приказы командования тоже кажутся бессмысленными.
Вермахт прекрасно укрепил Эле, часть внешнего кольца обороны Бреслау, и замок четырнадцатого века, выстроенный на вершине холма, стал прекрасным наблюдательным пунктом для ведения артиллерийского огня. А теперь они бросили город, замок (или то, что от него осталось) и всю работу, проделанную инженерами, позволив ящерам занять ключевые позиции для штурма Бреслау практически без боя.
Над головой пролетел артиллерийский снаряд, вспахав промерзшую землю между отступающими танками и Элсом, словно давая понять ящерам: не вздумайте соваться дальше. «Вот только послушаются ли ящеры?» Во время последних схваток они сражались с удивительным ожесточением – инопланетяне вели себя так уверенно только в самом начале вторжения, когда им повсеместно сопутствовал успех.
На пушке его «пантеры» было нарисовано два узких кольца и одно широкое – два бронетранспортера и один танк. Ящеры, как и прежде, делали тактические ошибки: пропускали противника во фланги и попадали в ситуации, которых сумели бы избежать даже русские. Однако примерно в половине случаев они успешно преодолевали ловушки – и вовсе не потому, что были прекрасными солдатами, а благодаря броне своих танков и ракетам. И, как обычно, немецкие войска несли тяжелые потери.
Даже сейчас артиллерийские снаряды ящеров падали среди отступающих немецких танков. Ягер опасался их не меньше, чем лобовых танковых атак. Вражеские снаряды разбрасывали вокруг множество мелких мин – стоило наехать на такую, и у танка срывало гусеницу или он мог загореться. «Пантера» миновала два изувеченных Pz-IV – их экипажи с мрачным видом шагали на запад.
Ягер пожевал нижнюю губу. Эле находится всего в пятнадцати километрах к востоку от Бреслау. Ящеры уже начали обстреливать город с берега Одера. Если они установят свою артиллерию в Элсе, то смогут вести по Бреслау прицельный огонь и разбросают столько маленьких мин, что по городу станет невозможно ходить, не говоря уже о перемещении танков.
И все же ему приказали оставить позицию, которую он мог успешно защищать. Приказы не подлежат обсуждению, и Ягер даже не стал возражать. Его не удивил бы приказ стойко держаться, даже если бы цена оказалась очень высокой, а отступление выглядело естественным. Но теперь, когда они держали стойкую оборону, он получил приказ отходить. Ну, как еще это можно назвать? Безумие!
Его тревога только усилилась, когда танки заняли новые позиции. В деревушке, расположенной неподалеку от окраины Бреслау, стержне нового рубежа обороны, до войны проживало человек пятьдесят, не больше. Вокруг расстилалась равнина, и Ягер не нашел никаких оправданий для ее существования. Несколько участков, затянутых колючей проволокой, несколько траншей для пехоты – явно недостаточно для серьезной обороны, какими бы убедительными они ни выглядели на карте в теплой штабной комнате, куда не достает артиллерия ящеров.
Его водителю пришла в голову такая же мысль.
– Господин полковник, нас заставили отступить и занять эти позиции?
– Иоганнес, поверь мне, я бы такой приказ не отдал, – ответил Ягер.
У кого-то возникли кое-какие разумные мысли по организации обороны. Солдат в белой парке, надетой поверх черного комбинезона, направил «пантеру» в амбар, ворота которого выходили на восток: хорошая позиция для стрельбы, если ящеры будут наступать со стороны Элса на Бреслау. В двух сотнях метров к западу от амбара находился каменный дом, куда можно было отступить после нескольких первых залпов, – хорошая запасная позиция. Но если ящеры начнут развернутое наступление, их не остановить.
Следовало отдать должное артиллерии, пытавшейся не выпустить ящеров из Элса. К западу от города земля дрожала от разрывов тяжелых снарядов. Казалось, все пушки, которые имелись в распоряжении немцев в Бреслау, вели огонь по этому участку земли. Со времен Первой мировой войны Ягер не видел такого мощного обстрела.
Присмотревшись, он с удивлением обнаружил, что ни один снаряд не разорвался на территории Элса. Вермахт сдал город ящерам, и Ягер никак не мог понять, зачем. Теперь противник мог спокойно накопить силы, чтобы нанести следующий удар в самый удобный для себя момент. Неприятель с удовольствием воспользовался ошибками, которые совершило немецкое командование. В полевой бинокль Ягер наблюдал за тем, как танки и грузовики въезжают в Эле и концентрируются к востоку от города.
– Проклятье, что происходит? – осведомился Гюнтер Грилльпарцер, в его голосе звучал праведный гнев. – Почему мы не обстреливаем Эле отравляющим газом? Направление ветра нам благоприятствует – он дует прямо на запад. У нас превосходная цель, но мы ее игнорируем. Я видел, как важные шишки совершали глупости, но это уже слишком.
