Андрей Колганов - ЖЕРНОВА ИСТОРИИ
Есть еще и такая болезнь - склероз называется. Ну как же я мог забыть, дубина! Фюрстенберг - это же фамилия Якуба Ганецкого! Вот, теперь все сходится: Ганецкий в июне 1920 год был-таки в Риге, в составе нашей делегации на переговорах с Латвией. Он и есть Машинист.
…Сижу, жду. Сижу в приемной председателя ВСНХ уже не первый час. На моем достопамятном Мозере уже половина десятого. Наконец, из дверей кабинета показывается Дзержинский. На лице - уже привычная печать усталости.
- Кажется, все на сегодня? - с надеждой интересуется он у секретаря. Тот кивком указывает на мою скромную персону.
- Что там у вас? Только коротко! - сдерживая раздражение, спрашивает Феликс Эдмундович.
Надо как-то его зацепить, иначе прием отложится, и каковы будут последствия - предугадать невозможно. Ведь Лида уверена, что меня "пасут".
- Показания.
- Какие показания? - мой начальник немного сбит с толку.
- Мои. Собственноручные.
Эти слова заставляют председателя ОГПУ моментально подобраться.
- Пройдемте в кабинет, - коротко бросает он.
Без обычного обмена приветствиями прохожу вслед за Дзержинским к письменному столу, достаю из портфеля исписанные мной листы бумаги и протягиваю ему (схемки, которые набрасывал днем, предпочел уничтожить, позаимствовав у сослуживцев-курильщиков спички - о версиях лучше поведать устно). Как-то довелось сравнить свой нынешний почерк с почерком прежнего Осецкого при помощи нескольких старых черновиков, найденных в его кабинете. Очень похож, только, пожалуй, буквы сталь чуть покрупнее, и сам почерк, вроде бы, кажется не столь каллиграфическим, но остается вполне разборчивым. Думаю, для всех это сойдет за возрастные изменения.
Феликс Эдмундович погружается в чтение. Первый вопрос, который он задает, оторвавшись от моих бумаг:
- Вы тут упоминаете вещдоки. Где они?
- Пожалуйста, - достаю из портфеля книгу, письмо, вложенное между двумя листами бумаги, и снимаю с руки часы. Все это водружаю на стол:
- Вот письмо, вот книга, которая использовалась в качестве тайника для его перевозки, - видите, тут форзац отклеен, а это те самые часы, которые упомянуты в письме.
Дзержинский внимательно читает записку, осматривает предъявленные ему предметы, снова обращается к письму, но я прерываю исследовательский процесс словами:
- Но это еще не все.
- Не все? Что еще? - председатель ОГПУ вскидывает голову.
- Считаю своим долгом поделиться некоторыми версиями, которые требуют проверки. Нельзя исключить, что это поможет облегчить расследование.
- Что же, поделитесь своими версиями. - В голосе Дзержинского чувствуется некоторый скептицизм, но в то же время он не хочет упускать возможности получить какие-нибудь дополнительные зацепки.
- Куда шли курьеры с часами и запиской? - начинаю с вопроса. - То, что это курьеры, а не простые бандиты, думаю, очевидно. В Ригу, к Ганецкому? - При упоминании Ганецкого Феликс Эдмундович чуть дергает бровью. Для него-то псевдоним "Механик" никакой загадкой не является - они тесно контактировали с Ганецким в подполье, во времена СДКПиЛ. Но вот то, что и мне известен владелец псевдонима, не оставило его полностью равнодушным. - Нет, Ганецкий только должен был помочь добраться до Таллина, безо всякой информации о поручении курьера. К кому должен пойти курьер в Таллине? Неизвестно. Неизвестно даже, там ли находился адресат записки. Но к кому мог обратиться курьер в Таллине? - делаю небольшую паузу, не для театрального эффекта, а просто, чтобы перевести дух. Устал к концу дня, ведь со вчерашнего утра весь на нервах.
- Мне достоверно известен только один канал, по которому утекали золото-валютные ценности на Запад в 1920 году. Это канал, обнаруженный по делу Гохрана - Александрова, Пожамчи, Шелехеса. Курьер, представляющий группу, так же сплавлявшую ценности на Запад, весьма вероятно, пользовался и тем же каналом. И это выводит нас на фигуру тогдашнего торгпреда в Эстонии Гуковского, к сожалению, покойного. Кстати, я не говорил бы о деле Гохрана исключительно в прошедшем времени, - и снова вижу едва заметную мимику на лице Дзержинского как реакцию на эти слова. - Возможно, утечки оттуда шли не только по вскрытым в 1921 году каналам. Поскольку в расхищении фондов Гохрана участвовали высокопоставленные лица, то под прикрытием крайне небрежно документированной выдачи ценностей этим лицам к Гохрановскому источнику мог присосаться кто-то еще.
- Кто же, по-вашему? - Феликс Эдмундович не очень-то доволен сказанным мною. - Вы думаете, что следствие нами не было доведено до конца?
- Не мне об этом судить, но состояние отчетности в Гохране тогда было таково, что даже установить объемы выдач ценностей по запискам "сверху", а так же установить точные размеры хищений, произведенных оценщиками, было попросту невозможно. Тут главный вопрос в другом…
- В чем же? - настойчиво спрашивает председатель ОГПУ.
- Кто в Советской России мог организовать до начала 1920 года широкомасштабный вывоз золотовалютных ценностей за рубеж и размещение их в швейцарских банках? "Белые"? Не в нашем случае, ибо курьер использовал связи среди советских работников. Коминтерн? Нет, ибо для таких операций у него были собственные "окна" за границу, и не было необходимости устраивать авантюру с прорывом под прикрытием вылазки "зеленых". Мы имеем дело с организацией в нашей среде, но такой, которая не могла воспользоваться "окнами" и "тропами", организованными, например, Коминтерном или ВЧК, - показываю на своего собеседника пальцем.
- К чему вы клоните? - Дзержинский начинает проявлять нетерпение.
- Мне известна только одна группа, которая подпадает под указанные признаки. Возможно, могут найтись и другие, но мне известна только одна, и то - предположительно. Можно назвать ее остатками группы Свердлова, - пристально слежу за реакцией своего собеседника.
- Причем тут Яков Михайлович? - Феликс Эдмундович мрачнеет. Знает что-нибудь не слишком приятное? Или недоволен утечкой сведений? Все возможно…
- Сам Яков Михайлович, вероятно, тут как раз не причем, - спешу немного успокоить Дзержинского. - Но история, как мне известно, приключилась такая. В 1918 году, когда Советская Россия съежилась до одной двенадцатой Российской империи, Политбюро поручило Свердлову организовать за рубежом условия для нелегальной работы на случай поражения большевиков в гражданской войне. Была создана группа, которая готовила в Европе конспиративные квартиры, подложные документы, счета в иностранных банках. К 1920 году надобность в этой работе отпала, и вся эта конспиративная техника вместе с валютными фондами была передана Коминтерну. Есть у меня, однако, подозрения, что некоторые участники этой группы могли оказаться нечисты на руку. Условия нелегального вывоза ценностей за границу и реализации их там были таковы, что строгой финансовой отчетности по таким операциям в принципе не могло быть. Кроме того, сам Яков Михайлович умер в 1919 году, погибли от тифа или в гражданской войне и некоторые товарищи из его группы. Так что концы тут отыскать крайне трудно. - После этого монолога мне снова требуется передышка.
- Откуда вам известно об этом поручении Политбюро? Это ведь совершенно секретное решение! - голос Феликса Эдмундовича стал жестким.
- От самого Старика, - небрежно пожимаю плечами. Блеф? Да, тот же блеф, что прокатил с Троцким. А ты пойди, проверь! - Я узнал об этом даже раньше, чем Свердлов. В наше поражение мне не верилось, но следует считаться с неизбежными на войне случайностями. Поэтому посоветовал Ильичу поручить это дело группе молодых образованных товарищей, владеющих языками, но практически неизвестных по своей работе в партии, поставив их работу под негласный контроль ВЧК. Ведь если строить конспиративную технику на старых партийных связях, то за эту ниточку в первую очередь и потянут. Мне тогда показалось, что он согласился. Однако, - вздыхаю, - в Политбюро решили иначе. И по составу группы, и по методам контроля - тоже.
Дзержинский встречает мои слова то ли с недоверием, то ли даже с каким-то подозрением. Ожидаемая реакция, и ее надо преодолеть:
- Теперь, Феликс Эдмундович, из моих отношений с Владимиром Ильичем уже можно не делать особой тайны. Была у нас договоренность, еще до войны, что внешне мы с ним порываем отношения - даже ссору в Брюсселе для этого разыграли, - а на самом деле он будет использовать меня для анализа острых ситуаций, чтобы иметь взгляд человека, так сказать, со стороны. И, как видите, - на моих губах появляется усмешка, - нашу конспирацию никто так и не раскрыл.
- Хорошо, пусть так… - тянет Дзержинский, - но давайте вернемся к делу. Вы что-то хотите еще добавить к вашей версии?
- Разумеется, - киваю ему в ответ. - Остаются еще два принципиальных вопроса. Первый - кто автор письма? Мне известен человек, который подходит под имеющиеся признаки. Он был связан с зарубежными финансовыми операциями тогда, когда было написано это письмо, - и связан с ними до сих пор. Сейчас он возглавляет ARCOS Banking Corporation Ltd. Его партийный псевдоним совпадает с подписью автора письма - "Андрей". Это - Александр Александрович Квятковский.
