Черный дембель. Часть 4 (СИ) - Федин Андрей Анатольевич

Увидел, что Бурцева задумчиво смотрела на дымящийся кончик сигареты.

— Для постельного веселья у меня есть Светочка, — сказал я. — А дружба для меня слишком ценна, чтобы менять её на сиюминутные удовольствия. Из женщин-друзей можно делать жён, но не любовниц. Хотя из любовниц иногда получаются верные друзья.

Из колонок снова зазвучала музыка.

— Повторяю, Настя: жениться я в ближайшем будущем не намерен, — сказал я. — Сомневаюсь, что Марк Аврелий под словом «жить» подразумевал «жениться». У меня нет недостатка в любовницах. А вот друзей у меня мало. Поэтому я ими не разбрасываюсь.

Я вилкой указал на стоявшую перед Настей тарелку и произнёс:

— Пусть я не Ницше и не Марк Аврелий, но в еде я разбираюсь. Попробуй салат «Столичный», Настя. Он очень вкусный — рекомендую. В ресторане «Московский» его делают не хуже, чем в лучших ресторанах Москвы. Убедись сама.

В ресторане «Московский» мы с Бурцевой провели почти четыре часа. Поужинали, потанцевали. Всё же составили компанию за столом Илье Владимировичу и Варваре Сергеевне. Прохоров, неожиданно для меня, весьма умело поддерживал беседу со студенткой филфака МГУ на тему сходства между критикой идеологии у Маркса и критикой ценностей у Ницше. Мы с Варей не перебивали затеявших философский спор соседей по столу — пили морс, обменивались редкими тихими фразами и понимающими улыбками.

За вечер к нашему столу (а после — к столу директора швейной фабрики) подошли шестнадцать гостей ресторана. Они отвесили москвичке комплименты, передали «низкие поклоны» для Настиного московского «дедушки». Почтил нас своим визитом даже директор Колхозного рынка. Наиль Рамазанов поздоровался с Прохоровым, полюбезничал с Варей и с Настей — меня он при этом словно не заметил. А вот Лев Петрович Зареченский московской гостьей не заинтересовался. Он провёл вечер около барной стойки.

В ресторане настроение Бурцевой прыгало от «унылого» до «весёлого». После медленных танцев со мной Настя вновь вздыхала и тёрла покрасневшие вдруг глаза. Но уже через десяток минут увлечённо спорила с Прохоровым и смехом реагировала на мои шутки. Поднял Настино настроение и тот факт, что у нас сменилась официантка. Светочка переместилась в другую часть зала и даже не смотрела в нашу сторону. Будто кто-то сообразительный отослал Ельцову подальше от не особенно скрывавшей свою ревность москвички.

На спиртное мы с Настей не налегали — ограничились аперитивом. А вот аппетит у студентки филфака МГУ оказался отменный: шашлык мы заказывали трижды. Выступавшие сегодня на сцене в ресторане артисты исполнили «специально для прекрасной гостьи из Москвы» четыре песни — на каждую из этих песен зал дружно, будто на торжественном митинге, реагировал овациями и аплодисментами. Нам за стол прислали пять бутылок шампанского, две бутылки армянского коньяка и даже букет из пятнадцати красных гвоздик (!).

Счёт нам вручила лично директорша ресторана. Настя заверила её, что в ресторане «Московский» ей очень понравилось («очень вкусный шашлык»). И даже пообещала раскрасневшейся Светочкиной начальнице, что непременно посоветует своему «дедушке» посетить именно это заведение, если тот вдруг нагрянет с визитом в Новосоветск. При словах о визите Настиного деда директорша пошатнулась и едва не схватилась за сердце. Я так и не понял: порадовало её Настино обещание или напугало до дрожи в коленях.

От ресторана меня и Бурцеву увёз уже знакомый нам таксист: «по счастливой случайности» он подъехал к «Московскому» в тот самый момент, когда нам понадобилась машина. Я озвучил водителю адрес Котовой. Сегодня я Лену домой не провожал. Она обещала, что перевезёт к себе домой Настину сумку с вещами (в помощь ей я выделил своего младшего брата, который хоть и немного поворчал, но всё же пообещал, что выполнит мою просьбу). По пути к пятиэтажке на улице Лесная притихшая Бурцева выкурила три сигареты.

В подъезде, где находилась квартира Котовых, свет горел не на каждом этаже. По лестничным площадкам первого и третьего этажей мы с Настей шли в полумраке. Бурцева придерживала меня за локоть. Хмурила брови, печально вздыхала, настороженно озиралась по сторонам: рассматривала нацарапанные на стенах надписи. Я отметил, что в подъезде пахло хлоркой и плесенью. К запаху табачного дыма я за сегодняшний вечер привык. Возможно, именно поэтому здесь я его не почувствовал.

Дверь нам открыла Лена — она очень правдоподобно обрадовалась нашему появлению. Улыбалась, не выглядела сонной. Впустила нас в квартиру и радостно сообщила, что её «родители до завтрашнего вечера у бабушки». Поинтересовалась, как у нас прошёл вечер, и понравилось ли москвичке в ресторане. Сказала Бурцевой, что постелила ей в своей комнате — сама ляжет в гостиной. Заверила, что найдёт место и для ещё одного гостя, если я останусь тут на ночь. Обе девицы с надеждой уставились на меня.

Я поставил в углу прихожей сумку с подаренными Насте в ресторане бутылками шампанского и с коньяком, покачал головой.

— Не могу, девчонки. Сегодня суббота. У меня встреча.

Попрощался, пожелал девицам «спокойной ночи». Под аккомпанемент из печальных девичьих вздохов я развернулся и вышел за дверь. Взглянул на часы — прикинул, что Светочка пока не освободилась. Спустился по ступеням.

Такси я около входа в подъезд не увидел. Заметил около тротуара (под единственным светившим во дворе фонарём) знакомую бежевую «Волгу» ГАЗ-21. Автомобиль подмигнул мне фарами — я кивнул головой и зашагал к нему.

Глава 7

— Докладывай, Чернов, — потребовал Зареченский, едва только я уселся на пассажирское место.

Капитан КГБ постукивал указательным пальцем по рулевому колесу, взглядом сверлил мою переносицу. Сигарету я у него в руке не увидел. Однако заметил, что под потолком салона, будто туман или облако, парили клубы табачного дыма.

— Всё нормально, Лев Петрович, — отчитался я. — Мероприятие прошло в штатном режиме. Сообщил Анастасии Евгеньевне, что не женюсь на ней даже за бочку варенья и мешок печенья. Сделал всё, как вам и обещал.

Зареченский приподнял губу, обнажил крупные передние зубы. Его оскал не походил на улыбку, но и не показался мне грозным. Капитан прищурился, пробежался по мне взглядом и снова направил его мне между глаз.

— Как Анастасия Евгеньевна отреагировала на твоё сообщение? — спросил он. — Какие прогнозируешь последствия? Как и когда ты их нивелируешь? Мне от тебя нужен чёткий и понятный план. Чтобы я передал его… куда следует.

Я хмыкнул.

— Расслабьтесь, Лев Петрович. Всё будет в порядке. Нивелирование последствий уже происходит: в эту самую минуту, пока мы с вами разговариваем. Утром от плохого настроения Бурцевой не останется и следа.

— Поясни.

Я без труда отыскал взглядом на фасаде дома окна квартиры Котовой (не забыл, куда год назад врезался самолёт), указал на них рукой.

— Беседы с Анастасией Евгеньевной уже ведутся, — заверил я. — Не сомневаюсь, что сейчас вот там, за теми окнами льются женские слёзы и звучат жалобы на меня и на судьбу. За этим я Настю сюда и привёз.

— Поясни, — повторил капитан КГБ.

— Да что здесь непонятного, Лев Петрович? Кому ещё Бурцева выговорится, если не сосестре… собрату по несчастью? Сейчас они с Котовой дёрнут по бутылке шампанского и вдоволь наговорятся.

Я пожал плечами.

— Проверенное средство, Лев Петрович. Девчонки напьются, поговорят, поплачут. К утру вместе со слезами из них выйдет вся дурь и все глупые мысли. Завтра днём проснутся полные энергии. С похмельем и с хорошим настроением.

Капитан извлёк из кармана пиджака пачку сигарет «Ява».

— А если они сегодня ночью… в таком состоянии… отправятся куролесить? — спросил он. — Ты понимаешь, Чернов, что нам с тобой головы оторвут, если с головы Анастасии Евгеньевны хоть волосок упадёт в нашем городе?

Я усмехнулся.

— Расслабьтесь, Лев Петрович. Наши головы в надёжных руках. Я проинструктировал Котову. Лена пообещала, что до полудня нога Бурцевой не ступит за порог квартиры. Лена надёжный человек. Проследит. Не сомневайтесь.