Конунг Туманного острова (СИ) - Чайка Дмитрий

Они сжали руки, перемазавшись в крови друг друга и снова улеглись на спину, пытаясь осознать произошедшее. Побратимская клятва — это такая штука, что серьезней ее и не бывает. За побратимов жизнь отдают, и наследует побратим своему товарищу, если у него родни нет. И биться у его тела будет до последнего, если что. И сам ляжет рядом, почитая это высшей честью. А теперь вот и у них свой побратим есть.

— Как там парни наши? — спросил Берислав, который с ребятами из взвода пересекался теперь нечасто.

— Да нормально все, — махнул рукой Арни. — Иву помнишь? Ну, того чудака, которого как дерево зовут, а он не дерево вовсе, а сириец.

— Помню, конечно, — ответил Берислав. — А что с ним?

— Боярина Симеона сын оказался, из Ремесленного, — сказал Арни. — Вот ведь жук какой скрытный. А я еще думал, что это он себе на уме.

— Да вроде хороший он парень, — возразил Берислав. — Лямку тянет, как все.

— Ну да… — ответил Арни. — Давай просто полежим. Глянь, облака какие!

— Давай, — согласился Берислав.

— Мост достроили. Слышал? — спросил его товарищ.

— Ага! — ответил Берислав. Ему было очень хорошо. Как никогда в жизни.

Первой по мосту проехала княгиня Мария на своей карете. Людмила ехать побоялась и наблюдала за этим действом со стены замка, непритворно вздохнув, когда карета все-таки добралась до места целой и невредимой.

Люди, собравшиеся на обоих берегах, радостно заорали и начали бросать вверх шапки. А стражники, перегородившие мост живой цепью, разошлись в стороны и махнули рукой: проходите, мол. Горожане повалили валом, и каждый старался успеть первым. Мост! Через Дунай! Восторг был полный. Тот, кто не мог поверить в чудо, возвращался назад и шел снова, наслаждаясь видом текущей под ногами реки. Тут ведь не Италия, и не Испания, где римских мостов сохранилось множество. Здесь ведь даже не Австразия, где их уцелело аж два. Это же Лимес, дикое пограничье, где лагерь легиона — единственный очаг цивилизации на десятки миль вокруг.

— Слава богу! — перекрестился владыка Григорий, который только что мост освятил. — До чего же на душе радостно мне, государь! Не верится даже.

— Самому не верится, — ответил князь. — Будем теперь как люди на левый берег добираться. И строиться там теперь можно, опять же.

— Кстати, — повернулся к нему Григорий. — А скажи мне, княже, почему не дозволяешь монастырь в столице открыть? Хоть бы и на правом берегу. Там ведь пустоши, а многие прихожане хотят грехи свои замолить перед смертью.

— Дармоедов не потерплю, — отрезал князь.

— Да как у тебя язык-то повернулся! — Григорий даже задохнулся от возмущения. — Как молния тебя не убила за слова такие!

— Может быть, потому, что я прав? — лукаво усмехнулся Самослав. — А если серьезно, Григорий, то монастырям быть. Если я не разрешу, то люди в Галлию уедут, и огромные деньги туда увезут. Так что дозволю я тебе монастыри открывать, но при одном условии.

— Это при каком же? — напрягся владыка. До этого все его попытки разбивались о стену непонимания.

— Письменный устав мне представь, — твердо сказал князь.

— Э-э-э, — промычал епископ. — Какой еще устав? Как в армии, что ли? Да в себе ли ты, княже?

— Именно! — князь поднял палец вверх. — Устав! Мне тут дуреющие от скуки богатые бездельники не нужны. Вспомни, что королевские дочери в монастыре святого Креста устроили.

Это был удар ниже пояса, и Григорий поморщился. Очередная гадостная история, как и почти все, что связано с королями Меровингами. Две королевские дочери, Базина и Клотильда, которым надоели строгие правила обители, введенные их святой родственницей Радегундой, устроили настоящий бунт, захватив монастырь и взяв в заложники целый город Пуатье. Поскольку денег у них куры не клевали, они наняли для собственной защиты какой-то сброд, который немедленно начал терроризировать население, грабить, насиловать и убивать. Епископа и его свиту, что приехали увещевать разгулявшихся монахинь, избили в кровь и прогнали из города. Весь этот кошмар длился несколько месяцев. Двух распоясавшихся принцесс смогла утихомирить только армия, приведенная графом, который наемников казнил, а город освободил. После этого Базина так и осталась в монастыре, выбив себе поблажки, а Клотильде король Бургундии подарил богатую виллу, где она и доживала свои дни в роскоши и неге. Как водится, на десятки убитых и сотни обездоленных горожан все власти предержащие наплевали с поистине философским равнодушием.

— Я понял, о чем ты, княже, — уныло кивнул Григорий. — Ты хочешь, чтобы наши монастыри не стали тем рассадником порока, откуда меня самого выгнали когда-то.

— Хочу, — согласился князь. — Если открываешь монастырь, то в Уставе пишешь, а для чего именно он открывается. Например, при нем больницу откроют. Или школу, где детишек будут учить бесплатно.

— А служение господу? — на Григория было жалко смотреть.

— А для служения Господу сбиваться в кучки не нужно, — отрезал князь. — Бог, он вездесущ и всеведущ. Ему можно и дома молиться. И золото господу не требуется. И земли с крестьянами ему тоже не нужны. Они нужны лишь епископам, которым мало власти небесной, они хотят еще и власти земной. Если хочешь, чтобы в княжестве были монастыри, то пусть это будут монастыри нищенствующие, отказавшиеся от любой собственности. Служение господу должно быть искренним и идти от души.

— Немногие тогда в монахи пойдут, — невесело усмехнулся Григорий.

— А ты как думал? — развел руками князь. — Если вам волю дать, через лет двести вся земля под вами будет, и мануфактуры, и промыслы. Вы же налоги не платите. Забыл?

— Не забыл, — задумчиво протянул владыка. — Наверное, ты прав, государь. Пусть в монахи люди по зову сердца идут, отказавшись от мирских радостей. Пусть служат делу господа нашего, помогая людям, а не проводя время в праздности. Быть по твоему слову. Сделаю я тебе устав.

— Кстати, владыка! — князь наклонился к самому уху Григория. — Этот Ромуальд из Бургундии — просто нечто. Народ в полном восторге. Мои жены плакали от чувств. А эта мелодия в конце — просто находка!

— Правда? — Григорий порозовел и засмущался. — Я и не думал, что получится так удачно. Тебе спасибо за идею. Я бы сам до такого нипочем не додумался бы.

— Тогда вот тебе еще пара мыслей, — усмехнулся Самослав. — Командир легиона женился на юной красавице из хорошего рода. У нее есть воздыхатель, и есть еще один тип, которого этот воздыхатель обошел в чине. Допустим, его зовут Яго. Этот Яго интригует, всех ссорит и порождает в легате ревность к молодой супруге. Он подкидывает платок, украденный у женщины, и обвиняет ее в супружеской измене. Легат верит и душит ее подушкой, а потом добивает кинжалом. Как тебе сюжет?

— Да господь с тобой, государь! — Григорий даже перекрестился в испуге. — Да у нас легатов всего четыре, и каждого в княжестве по имени знают. Не приведи бог, кто-нибудь на себя эту историю примерит. Меня тогда ни псевдоним, ни высокий сан не спасут! Обида ведь смертная!

— Ну пусть он будет не легат, а командир тагмы, — равнодушно пожал плечами князь. — У нас их сорок человек, из них десять в Египте служат. Авось пронесет.

— Ну, не знаю даже, — задумался Григорий. — Ты считаешь, понравится людям? По мне, так ерунда какая-то. Да кто поверит, что начальник полутысячи воинов гулящую бабу за себя возьмет? Я же этих жен исповедую иногда, княже. Нет среди них блудниц. Лгуньи имеются, тайные идолопоклонницы, сплетницы, чревоугодницы и стяжательницы ненасытные. Собственно, они все до одной именно такие и есть. Но блудниц нет точно.

— Ты пиши и ни о чем не думай! — пристально посмотрел на него князь. — Ты же талант, владыка! Пиши! Поверят! Я же в тебя верю!

— А Яго этот! — снова начал сопротивляться Григорий. — Уж больно на Аго похоже. Не приведи господь, владетельный гастальд Аго из Лангобардии на свой счет примет. Он же еретик-арианин, он на высокий сан и не посмотрит. Убийцы по мою душу косяком попрут! Ты что, княже, смерти моей хочешь?