Кровавое Благодаренье (СИ) - Большаков Валерий Петрович
Явится по их душу бригада Национальной гвардии — устанет догонять. Боевики отступят в лагерь номер два, на готовые позиции, и сколько нацгвардейцев уцелеет, пока они доберутся до лагеря номер четыре? Пусть даже в ход пойдут геликоптеры — парни со «Стингерами» приласкают «вертушки». Как тогда, в Дюранго… Два винтокрылых «Блэк хоука» атаковали колонну фур группы «Запад». Они успели выпустить по «Хеллфайру» каждый, разворотив один из фургонов, а вот второй заход не задался — «Стингеры» сбросили с неба обе «вертушки». Они красиво падали — с оторванными хвостовыми балками. Вращались бестолково, чертя в воздухе чадные спирали, пока не грохнулись, распадаясь в клубах огня и дыма — Синти моментально вспомнила «геенну огненную» в аэропорту Кеннеди…
— Мэ-эм! — заполошно крикнул Табат Чанг. — Там шериф! Говорит, важное дело!
— Иду! — откликнулась Даунинг, и заворчала: — Вот, не мог раньше…
Она быстренько накинула куртку — «на улице» плюс пятнадцать, не душно, и поспешила за Тэбби. Следом увязались двое — Меррием Хадди и Добан Руни, оба огромные и молчаливые, надежные, как валуны. Винтовки М-16 казались в их лапищах игрушечными.
Запыленный «Додж» со звездой на дверце стоял поперек дороги, словно передумав разворачиваться. Смуглый шериф в широкополой шляпе и меховой куртке, наброшенной на плечи, сидел на теплом капоте, а его помощники торчали позади, настороженные и неуверенные.
— День добрый, Хесус, — поздоровалась Синти.
Шериф улыбнулся, и спрыгнул, отряхивая штаны.
— Добрый, миссис Даунинг, — он посерьезнел. — Я был в Тусоне и разговаривал с Вудроффом. Знавал этого рыжего прохиндея еще по Форту-Брегг. Я убедился, мэм, что у вас все серьезно, и никто за вами не стоит — для меня это важно. Знаете, если бы вы просто мстили за мужа, я бы понял, и не стал бы мешать, как человек закона. Для меня все эти политиканы с богатеями — паршивые аутло! Но вы бьетесь за справедливость для всех, и… Короче! — резко сказал Хесус Бердуго, морщась от собственной болтовни. — Я на вашей стороне, мэм. Полиция Финикса, Тумстона, Сьерра-Висты, Соноиты, Грин-Велли тоже с вами. И мы не будем держать нейтралитет! Поможем, если надо, — он протянул сложенный вчетверо листок. — Вот, тут номера надежных людей, кому можно доверять.
— Спасибо, Хесус, — Синти ощутила приятное волнение.
— Да ладно… — буркнул шериф. — И вот еще что… Мне тут шепнули, что полковник Роуэлл Сабри, командир 158-й бригады Нацгвардии, в контрах со своим начальством. Так что… Имейте в виду, мэм.
Козырнув, он запрыгнул в джип, а тот будто ждал — мигом развернулся, швыряясь песком, и потянул вдоль красных скал.
И тишина…
Чак Призрак Медведя приблизился бесшумно, как и полагалось индейцу, ставшему на тропу войны.
— Самая лучшая победа та, которая одержана без крови, — негромко выразился он.
— Мэ-эм! — крикнул Баффало. — Кофе готов! И яишенка с беконом!
— Иду, Баф!
Синти шагала, и щурила без того узкие глаза. Она вспоминала слова Сталина. И будто услыхала глуховатый голос советского вождя: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!»
Глава 4
Суббота, 24 февраля. Утро
Карибское море, борт АТАВКР «Ульяновск»
К погонам капитана 2-го ранга Гирин привык еще на «Риге». Там же и звездочки обмыл — всё, как полагается. А потом еще и с Настей отмечал — приятным вечерком, вдвоем, под негромкую музыку Таривердиева… Непоседа «Иваныч» лопал «деньрожденный» торт у одноклассника — какая удача…
Иван встряхнулся, поправляя китель перед зеркалом, но рассудок опять увело. Ах, женщины, женщины… Такие капризные, такие вредные, такие милые и желанные!
Иногда, в минуты «депрессухи», кап-два представлял себя одиноким. Ну, скажем, разведенным… И что хорошего?
Крикнешь в пустые комнаты: «Свободен!» А дальше? А дальше в твою умную голову вползет холодное, морозящее осознание — отныне тобою утрачен смысл жизни…
Да стань ты хоть адмиралом флота Советского Союза! Кто будет гордиться тобой? Кому пищать от восторга?
А ссоры…
Они как гроза — молнии сверкают, ливень хлещет, гром гремит! Зато, стоит прояснеть небу — вся зелень умыта и сверкает росистыми стразами, а воздух со свежим, озоновым привкусом так и льется в грудь… Хорошо!
Гирин ласково усмехнулся, глядя на фото, украсившее каюту — счастливая Настя в красном бикини, в белой офицерской рубашке, накинутой на плечи, чтобы не сгорели, бежит по пляжному песку и хохочет — сверкая зубками, распустив волосы по ветру… А за нею скачет «Иваныч» в великоватых «боксерах» — вихрастый, загорелый… Одной рукой схватился за трусы, чтоб окончательно не слетели, другую тянет к маме, которую никак не догнать…
Это они в Юрмале, в позапрошлом году. Целых три недели только море и сосны…
«Всяко бывает в жизни, — философически подумалось военмору, — но расстаться… Нет, Настенька! Да и что за пораженческие думки⁈ Развод… Расставание… С чего вдруг?»
Нет, ну бывает, что настроение падает в минус! Так, мало ли… И Настеньку можно понять. Месяцами жить в одиночестве, да еще и тревожиться вдобавок — как он там, всё ли ладно?
Муж в море, жена на берегу… Какая уж тут семейная жизнь…
Но ведь за расставанием следует встреча — и сколько любви, сколько чистой, незамутненной радости окатывает обоих, когда он возвращается из похода! Не расстаются ни на свету, ни в темноте, ходят везде, как школьники, взявшись за руки…
Гирин длинно вздохнул. Ничего… Вот выйдет он в адмиралы…
«Ага! — горькая усмешка скривила губы. — А молодость свою куда адмиральша денет? В камеру хранения сдаст?»
Зычный командный голос, донесшийся из коридора, задул мреющие огоньки воспоминаний.
Иван нацепил фуражку, и покинул каюту. Старшинское рыканье, круто замешанное на отборных матах, долетало отгулами. А матросики-то не шибко и напуганы — отвечают бойко…
Гирин усмехнулся вдогонку своим рефлексиям. Дорожку по жизни он одолел трудную, но прямую — от матроса до капитана 2-го ранга. И так ли уж важен пункт назначения? Суть в самом пути.
Уж такое выпало «дао» — нельзя ему без бурь и штилей, роскошных тропических закатов и суровой заполярной хмари, без этой стальной «коробки» — грозной плавучей крепости!
Настенька это понимает и чувствует. Любит. Терпит. Ждет.
Иван раздумчиво провел ладонью по переборке — сбылось загаданное…
Он внимательно следил за флотскими новостями — как спускали на воду атомный авианосец «Ульяновск», как достраивали, испытывали могучий корабль, как перетряхивали весь Северный флот, формируя экипаж.
Вот тогда-то и встала проблема выбора — Гирина поманили должностью командира БЧ-7, но… как бросить ребят с «Риги»? Да и налаженное хозяйство на кого оставишь?
Всё решил один звонок. Ранний, разбудивший Макса и Настю. Иван прошлепал босиком в прихожку, и телефонная трубка заговорила глуховатым голосом контр-адмирала Мехти, командира АТАВКРа.
«Это я тебя искал, Иван, — пробурчал Тахмасиб Гасанович, подпуская в речь легкий акцент. — Мне нужен „бычок“ к эртээсникам. Пойдешь?»
Ну, как тут откажешь?
И кап-два с чистой совестью поднялся на борт «Ульяновска»…
Ох, и громадина! А еще николаевские корабелы «подправили» проект АТАВКРа — убрали носовой трамплин, наподобие того, что выгибал палубу на «Риге». Да и к чему он, если обе катапульты «Маяк» работают исправно и без нареканий?
А курносый трамплин — тот еще гемор. Бедным пилотам приходилось взлетать в режиме «чрезвычайный форсаж», и двигуны работали на износ.
Но для военмора, ухмыльнулся Гирин, это вторично. Главное, что авианосец разом «постройнел»…
Потом подумали спецы, подумали — и добавили четвертый самолетоподъемник. Чуть позже решили истребители разбавить штурмовиками… Так, «рацуха» за «рацухой», строили, строили, и наконец построили! Заскользил по черноморским волнам новый флагман ВМФ СССР…
Тахмасиб Гасанович рассказывал, похохатывая, как корабль миновал Проливы: на Босфорском мосту столпотворение, машины в кучу, а турки пялятся на диво — гигантский авианосный крейсер плавно скользит внизу, и никак не кончится!
