СССР: вернуться в детство 2 (СИ) - Войлошников Владимир

И, видимо, для того, чтобы показать своё неоспоримое превосходство над нами понаехавшими, баба Люся затеяла стирать бельё. Не вообще бельё, в широком смысле этого понятия, а конкретно своё, которое обычно называют нижним. Удачный ход, чо.

Машинка у них стояла типа нашей «Сибири», полуавтомат, такой нежные вещи не доверишь. А бельё у бабы Люси было хорошее, это я оценила по растущей на балконе коллекции разноцветных тряпочек, преимущественно нейлоновых, но иногда и шёлковых. На фоне общераспространённых хлопчатобумажных панталон смотрелось весьма. Где, интересно, такое покупают? Урывают по случаю? Или есть специальные каталоги для генеральских жён?

И если у бабы Люси был принципиальный выбор, то я готова была диагностировать ей как минимум психическую нестабильность, уж больно много пронзительно-жёлтых труселей было в её коллекции. Может, конечно, она хотела быть как солнышко, кхм… А-а-а! Я поняла! Просто сперва шло белое, потом жёлтое, потом, видимо, должен был пойти какой-то ещё цвет…

Партия шла за партией, и ради каждой баба Люся выходила на балкон и начинала там сложные эволюции. Верёвки на балконе были закреплены, чтобы дед Али, выходя, не цеплялся головой. А баба Люся была довольно мелкорослая, и ей было неудобно. Поэтому она припёрла на балкон такую небольшинькую детскую табуреточку. Вроде как и не особо опасно, но мне с моей боязнью высоты страшно было даже из комнаты смотреть.

По поводу этой табуретки и вот прямо сейчас развески они с дедом снова чуть не поругались.

— Люся, не лазь! — строго сказал дед. — Я приду и всё развешаю.

Но Люся разразилась многоречивым «хочу сейчас!!!» — и демонстративно взгромоздилась на свою дурацкую табуретку.

Действительно, именно сейчас нужно, когда он в дверях стои́т, люди внизу, под подъездом его ждут, и до концерта совсем мало времени осталось, а ещё дойти… Дед махнул рукой и ушёл, а баба Люся начала разгоняться. Настроилась же. Тем более, и зритель есть — я. А я при случае могу всё всем передать, иначе для кого она тут так старается?

Голос в ванной стал громче. Бабе Люсе хотелось эффектной сцены, и она успешно справлялась с двумя партиями одновременно. Талант многих женщин, на самом деле: сама придумала тему, сама с собой поскандалила, мужчине остаётся только постараться угадать, за что нужно в этот раз извиняться…

Баба Люся продефилировала мимо меня с убийственно-салатовым капающим комком в руках, заскрипела двигающаяся по кафелю балконного пола табуретка.

Вот же блин. Бедный дед. Шиза-то у бабы Люси, натурально, прогрессирует. Надо что-то решать. Хотя, если жена генерала попадёт в психушку, наверное, это тоже плохо отразится на личном деле самого́ деда? Или нет? Лучше бы он кота завёл, как известный мальчик из известного мультика, честное слово. Насколько бы меньше моро́ки было!

Я вспомнила про замечательного кота Ваську. Если бы не мамины дурацкие страхи на счёт газа! С каким бы удовольствием я на той квартире с Васькой осталась, пусть даже он иногда приносит этих серых и хвостатых.

И вот, товарищи, что называется «не будь помянуты!» Я посмотрела в сторону балкона, где на фоне закатного солнца колыхалась на тюлевой шторе тень бабы Люси — и увидела, что из-под тумбы телевизора выглядывает мордочка. Маленькая такая. Серенькая. С глазками-бусинками. Я замерла, надеясь, что это всё тени, и мне просто показалось. Ма-а-а… Мордочка — с прилагающейся тушкой, лапками и хвостом — выбежала из-под тумбочки и помчалась в сторону кухни. В мою сторону! А за ней — ещё две, совсем мелких!!!

Я услышала свой пронзительный крик и осознала, что прыгаю на журнальном столике.

Эхом откликнулся отчаянный визг откуда-то с нижних этажей. Массовое нашествие мышей?

Серые твари исчезли под кухонной дверью… и тут я поняла, что тени на балконном окне нет.

Я отчаянно боялась слезать. Вот прямо до полного отказа ног. Но баба Люся не выходила с балкона. Вряд ли она психическая настолько, чтобы скорчиться и затаиться за выступом стены. Лежит, может, мало ли?

— Успокоилась! — зарычала я на себя. — Эти мыши сами тебя боятся! — идиотский аргумент, никогда он со мной не работал, с чего бы вдруг?

Со стола я сползла исключительно на силе воли, чуть ли не руками двигая коленки. Доковыляла до балкона. До пустого балкона. Выглянула через перила.

Баба Люся лежала. Внизу. То есть — там, совсем внизу, у подъезда. И состояние у неё было совершенно несовместимое с жизнью. Сто процентов. Не может у человека под таким углом быть шея заломлена.

Потом экспертиза скажет, что в районе второго этажа она ударилась о торчащие рогулины, прикреплённые в основании каждого местного балкона, чтоб ящики с цветами на них выставлять. А у соседки со второго этажа как раз росли в ящичках сортовые розы. И она именно сегодня решила один из ящичков достать, совершить над ним какие-то ботанические процедуры. А тут баба Люся летит. Эта соседка как раз и орала. Ещё бы не орать, кровью ей ноги аж до колена забрызгало! Зато смерть наступила мгновенно. Ну, у бабы Люси.

Но это я всё потом узна́ю. А пока я смотрела вниз, и меня рвало прямо с четвёртого этажа.

В сознание внедрился какой-то звук, и я поняла, что в дверь звонят. Доковыляла до прихожей — звонок звенел снова и снова, с каждым разом всё дольше и настойчивее. Трясущимися руками с третьей попытки повернула вертушку замка.

На пороге стояли какие-то люди. Они говорили, но я плохо слышала — в ушах звучало сплошное «В-В-УФ-Ф-Ф… В-В-УФ-Ф-Ф… В-В-УФ-Ф-Ф…» — и совсем ничего не понимала. Только зубы мои стучали громко-громко.

Прихожая начала колыхаться, и кто-то подхватил меня, понёс в ванную. Чужие руки умывали мне лицо. Я попыталась встать ровнее и отстраниться, получалось плохо. Громкие голоса никак не складывались в слова.

Боже мой…

Не справился детский организм. Совсем.

07. И ЦОЙ В ГОЛОВЕ ПОЕТ…

ТВАРЬ БЕССЛОВЕСНАЯ, БЛИН

Слова сливались в сплошной гул. Вокруг мелькали люди. Кто-то накинул на меня одеяло. Перед лицом появилась чашка с чаем, меня настойчиво уговаривали пить — по интонации было понятно.

И тут до меня дошло, что со мной происходит. Вот же, блин, гадство! Дурацкая моя блуждающая мигрень! И в этом варианте событий она тоже меня достала, да ещё так рано!

Короче. Проявляется на стресс или перенапряжение. И у меня (не знаю, как у других, честно) часто сопровождается отключением речевого модуля. В лёгком варианте — только на говорение, в тяжёлом — ещё и на понимание. Остаются только картинки и музыкальный слух.

Да мать твою за ногу!

Чтоб вы понимали всю прелесть происходящего, вышеуказанные мысли я в этом состоянии думала не словами, а исключительно образами, как кино без слов. Надо успокоиться. Дышать. Дышать, тогда быстрее пройдёт.

Дико заболела голова.

Отличная новость.

Это значит, я ещё жива, и есть чему болеть.

Чай был тёплый, почти горячий, но несладкий. Сахар. Почему-то я думала, что сахар — это хорошо. Я посмотрела в лицо женщине с чашкой. Вроде, видела её пару раз. Глаза испуганные. Что-то спрашивает. Нет, милая, не сейчас. Я показала ей, как будто насыпаю в чашку сахар, размешиваю… Поняла! Сбегала в кухню, вернулась со сладким чаем. Я пила маленькими глотками…

Мой самый тяжёлый в жизни приступ бессловесности продолжался полтора часа. Мне тогда лет тридцать было, наверное. Нет, вся мигрень так быстро не прошла, но потом я потихоньку смогла говорить. Хотя первые попытки сразу после идут… как будто пунктиром. Как чтение по слогам. Или как радио с помехами. А если быстрее пытаешься речь выдавать — выскакивают всякие слова, хаотически. Забавно было бы, если бы не пугало меня до усрачки.

Чай кончился, я поставила кружку на первую попавшуюся горизонтальную поверхость и растёрла виски́. О, ещё голову помассировать можно, немного помогает…

Перед лицом появился белый халат с блестящим кружком слушалки посередине. Гляди-ка, медицина! Тётка что-то спрашивала. Я отрицательно помычала, едва-едва качая головой. Вокруг собралась приличная такая толпа. Ещё бы, не каждый день бабки с балконов вылетают! Докторица взялась считать мне пульс и заглядывать в глаза.