Спасти род Романовых: Первокурсник (СИ) - Лим Дмитрий
«Гречневая каша».
Вкусно-то как…
«Солодовое пиво».
Знаю, что это такое, но вкус… Лучше!
«Морской окунь».
Без комментариев.
«Куриные голени с запеченным картофелем».
Это безумно вкусно!
Я ел, ел, ел ровно до того момента, пока одного из студентов, сидевшего со мной за одним столом и, как оказалось, гневно пялящегося на меня, в какой-то момент не клинануло.
Подросток с черными волосами, лицом, которое прямо просило «ударь меня», и голосом, полным надменности и пафоса, встал из-за стола и громко, чтобы услышали все, сказал:
— Не должно иметь рабов свидетелями того, когда хозяева едят и веселятся.
Ого, вот это замашки сыночка богатого папика. Про кого это он так?
Все как один уставились на него, а он, на меня. Искра, буря, безумие.
Его указательный палец явно был направлен в мою сторону, а лицо таки требовало: «Алешенька, возьми вон то блюдо, которое называется овсяной кашей, и херачь меня по лицу до кровавых соплей».
— Александр Барятинский, — голос президента явно отрезвил студента, — что ты хочешь этим сказать?
Малец, казалось, не чуть не испугался Лаврентия, и продолжил нести чушь:
— Сын стольника должен подносить нам блюда, а не есть рядом с нами. Как и вся его семейка!
А, так это он про меня? Хера се. Корона на башке не жмет? Мне ее поправить?
-— Он что, не слышал, что говорил президент про чины? Или посчитал, что это правило к нему не относится? -— тихонько спросил Ваня блондинистого, слащавого перенька перед собой.
-— Дурак он, вот и все, -— ответил ты.
— Я, если вы позволите, сейчас возьму этого паршивца, и… -— начал было "дурачок".
Но ему не дали договорить. Появился еще один «возмущенец».
— Почему на нем эмблема первого курса? Как он мог пройти испытания раньше нас?
Гул возмущения вокруг моей персоны начал зашкаливать. Я искренне был удивлен такими вопросами, ибо и сам не мог на них ответить.
— Тишина! — рявкнул Лаврентий. — Ты, — он показал пальцем на Барятинского, — сядь на свое место, закрой рот и молись, чтобы Алексей, — на сей раз кивок был в мою сторону, — не вызвал тебя на дуэль за откровенную клевету и не прикончил. А для всех остальных скажу вот что. Алексей тут на таких же птичьих правах, как и вы, и будет проходить испытания наравне с вами. Но, — он сделал короткую паузу, — это никак не повлияет на то, что у нас с ним контракт.
Какой еще, к черту, контракт?
Эпизод 7
Когда президент произнес слово — контракт, весь гул в столовой в моментально пропал. На меня пялились откровенно все, а я и не понимал, что в слове контракт не так, и в чем, собственно говоря — дело.
Ну, что, разве студент не может быть на каких-то условиях здесь? Не может работать на профессора? Что не так то?
Единственным человеком, который смотрел на меня без какого-либо удивления, был Иван, который наоборот, улыбался, и с какой-то гордостью смотрел на меня, мол: "это мой сосед!"
«В чем, сука, дело?»
-— … а для всех остальных, я повторяю еще раз, -— громогласный голос президента вывел меня из некоторого транса, -— В стенах моего заведения — строго на строго запрещено пользоваться собственным положением в обществе. Поэтому, так как наш достопочтенный Александр сразу же решил его нарушить, его ждет наказание.
Слова Лаврентия Лаврентьевича очень не понравились выскочке. А я искренне не мог поверить в то, что подростковый максимализм действительно существует, и вот он — яркий пример.
-— Вы знаете, кто мой отец? — со злостью в голосе, и как мне показалось, со страхом в глазах, юнец выскочил из-за стола, -— Вы понимаете, что он с вами сделает?
-— Вот так, значит, -— президент тяжело вздохнул и закрыл глаза.
Странный он какой-то, дерганный. Чего успокаиваться-то? Поставил на место оборванца и все, чего церемониться то?
На сей раз, все внимание было приковано к этому пареньку.
-— Ничего его отец никому здесь не сделает, -— прошептал на ухо Ваня, -— Адмиралтейство флота — явно пониже статусом графов и дворцовых чинуш. Если он действительно считает, что его папашка прикроет его фокусы, то он сильно ошибается… Работать на Императора — это бояться за свою пятую точку больше, чем за семью. Мне так кажется…
-— Так, а чего он тогда херней занимается? Закапывает себя дальше? — так же шепотом спросил я, -— Неужели он на столько тупой, что с ходу решил в чмошники записаться?
-— Чем? Херней? Это как? Чмошник — это что? — Ванька искренне удивился.
-— Забудь.
Слова Сашки никак не задели президента, а наоборот, он аж взбодрился, заулыбался, только вот в его глазах заиграл недобрый огонек.
-— Сегодня ты, Александр, убираешь со столов после команды: «Прекратить прием пищи». Будешь как тот самый сотник, которого ты, якобы, увидел в роду Быкова. Не захочешь делать сам? Заставлю делать это при всех.
Юноша пытался было что-то сказать, но по нему было видно, как запал — иссяк, под жестким «натиском» слов президента. Он несколько раз открыл рот, поиграл скулами, а затем молча уселся на свое место, где его тут же принялись подбадривать сидящие рядом девицы.
«Группа поддержки выпендрежника.» -— констатировала факт «бумажка», -— «Лаврентий как-то по-божески еще обошелся. На его месте — я бы сразу выпер его за пределы академии.»
«Поддерживаю», -— я не мог не согласиться со старпером.
Команда об окончание ужина прозвучала довольно резко, но, как мне показалось, больше уже никто не ел, все обсуждали два таких значимых события. Ей богу — совсем дети.
В мое время, подобных вещей не было. Все были замкнуты. Не имели друзей. Все понимали, что еще пару лет, и вас раскидает по разным уголкам вселенной, и лишь единицы выживут. А остатки — будут доживать после службы на пиратских базах, играть в рулетку или, как я, драться на арене, чтобы прокормить себя и хоть что-то из себя представлять перед смертью.
Не хватало мне этого. Очень не хватало.
Я прекрасно понимал, что я очевидно, более смышленый, чем они, более подготовлен, да и повидал большего, но глядя на то, как они искреннее друг другу улыбаются, общаются, может быть, завидуют, меня не покидало чувство, что я всех их перегнал. Мне чужды эти эмоции, морально — я стар.
Из столовой я выходил почти самым последним, внимательно высматривая профессора Якоба, дабы все-таки узнать, как мне получить фамильяра. Но пузатый испарился, в прямом смысле этого слова. Ваня лишь пожимал плечами, мол, понятия не имею где у него кабинет и куда он пропал.
Уже почти у самой двери моей комнаты, до меня дошло.
«Ля, книга же! Че я не додумался сразу спросить этого старикашку…»
«Ты кого стариком назвал, наглец?» -— дедок, очевидно, под обиделся, -— «То, что я выполняю условие Лаврентия, не означает, что ты можешь выбирать мне подобные оскорбительные названия!»
«Боже, какие мы нежные… Ладно, пенсия, как тебя называть?»
«Алексей!»
«Ты прикалываешься? Еще к карману своих брюк я не обращался по собственному имени. Буду называть тебя…»
В моей голове наступила зловещая тишина, а Иван, на которого я мельком глянул, стоял и искренне не понимал, от чего я завис с полу открытым ртом в полуметре от двери.
-— Алешка, у тебя все в порядке?
«Нахову тебя — Читом! Как тебе?»
«Что за странное заморское название?» -— в его старческом голосе появились легкие нотки заинтересованности. — «Небось, оскорбительное?»
«Да нет же, наоборот — оно означает некоторую сверх способность. Вещь, которой нет у других.»
«Эве как?! По рукам!» -— дедок явно порадовался новому «имени», и без упреков и выгибонов, повел меня в кабинет.
Как оказалось, мне пришлось выйти на улицу, и пройти пару сотен метров до соседнего корпуса. Благо, что, не смотря на потемки, дорожка их желтого кирпича подсвечивалась.
«Удобно…»
Двери в учебный корпус оказались довольно скромными, если сравнивать их с дверьми столовой. Размерами то были один в один, только не было всех этих причудливых узоров, надписей и прочей ереси.
