Тревожная командировка 2 (СИ) - Устюгов Сергей
После очередной кружки настоя, я укутал его старыми одеялами и вышел на улицу. На небе очень ярко светила луна. Звезды были как будто нарисованы. Воздух был чистый и даже ощущалась его плотность.
Я сел на бревно, которое служило нам лавкой, навалился на стену избы и задумался. Что я здесь делаю, зачем я здесь? А ведь мог бы жить и работать в своем времени. В конце концов жениться, завести детей и жить как Левка. Что же он сейчас поделывает?
Вспомнились курсы. Все предусмотрели наши руководители. Они сказали нам, что за все время командировки, родственники будут получать каждый месяц выписку из банка о начислениях. Чтобы не беспокоились. Значит и мои мама и отец сейчас думают, что я выполняю задание и у меня все нормально, раз выписки приходят каждый месяц. А интересно, на какое время рассчитана эта процедура. На год, на два?
Мысли перешли на Тому. Как она там? Наверняка ей тяжело. Но ничего потерпит полгода, а там видно будет что делать.
Я поднялся и пошел в дом. Открывая дверь, я услышал.
— Не подходи ко мне! Не подходи!
Я остановился. Дед продолжал, — ничего я не знаю! Ничего!
Я понял опять бредит. Когда же это у него закончится. Надеюсь, что все-таки у старика пройдет кризис, и он начнет выздоравливать.
— Да нельзя туда идти… нельзя… — опять послышался голос старика.
— Запретное место там… духи живут … ничего трогать там нельзя … да утопнешь в болоте …
Вдруг старик сел, скинул с себя одеяла и застонал. Потом повалился обратно. Я схватил настой и стал его поить.
Старик успокоился и уснул. Правда ночью он еще раз кричал. Говорил про какой-то город, развалины, про смерть, про духов. Часто он повторял слова Бесовское болото. Еще пару раз сказал о восьмиконечной звезде в городе.
Я снова напоил его настоем, и он успокоился.
Наутро я проснулся от того, что почувствовал на себе взгляд. Когда открыл глаза, старик внимательно смотрел на меня, потом спросил, — я ничего не говорил в бреду.
Я пожал плечами: — говорил. Про какое-то Чертово болото. Что туда нельзя …
— И все? — старик испытующе смотрел на меня. Я кивнул, не хотел говорить про город, про болото, про духов.
Старик отвернулся и сказал: всякая ерунда чудилась. Детство вспомнилось, тогда старики нам мальцам всякие страшные истории рассказывали.
Сегодня старик уже поел побольше, но ходить не мог. Придется за ним ухаживать. Но ничего, время быстрее пройдет. Мне перекантоваться зиму, весну, дожить до лета, а там … уеду я отсюда. К тому времени определюсь, что мне делать.
Я раздел старика и снова начал осматривать его раны. Все-таки сильно его порезали зеки. Я насчитал семь ран. Три из них подозрительно вздулись. Как бы заражения не было.
Когда я обратил внимание деда на эти раны, он сказал мне готовить другую мазь. Я залез в печку, достал золы, и стал растирать ее с желтым порошком, который взял из кувшинчика на полке. Старик внимательно следил за моими действиями. Время от времени он командовал, и я подсыпал то травы, то какого-то порошка. Потом все это я долго варил на печке.
В конце концов в кастрюльке остался густой раствор похожий на мазь. Все это дед сказал выскрести из кастрюли и переложить в глиняный кувшинчик. Потом этой мазью я стал мазать его раны. Но только те, которые загноились. Другие же я продолжал мазать старой мазью.
Старик застонал, видимо смесь была жгучей, и потом затих, уснул. Я начал готовить ужин. Превращаюсь в какую-то домохозяйку и лекаря. Думал ли я когда-нибудь что так будет. Что буду жить в лесу с полупомешанным стариком, да еще лечить его. И прятаться от всех людей.
Что-то мне уже и не хочется играться с телефоном, лазить в интернете, даже просто сидеть в кафе уже кажется никчемным делом. Неужели я так изменился?
Время шло, уже начало октября. Скоро выпадет первый снег. Я ни разу не видел первый снег в лесу. Городской житель. Занесло меня в тайгу Сибирскую.
Дед постепенно выздоравливает. Даже вставать начал. Хотя поначалу я испугался, что останусь один в лесу. Плохо было деду, очень плохо. Раны заживали, но видимо организм старый, и поэтому болезнь долго сопротивлялась.
Все это время я готовил еду, топил печь и даже рыбачил. Но назвать это рыбалкой было нельзя. Дед даже морщился, когда я уходил на реку. Он говорил, что это не по-людски, так добывать рыбу. Но не запрещал мне делать это. Я просто не мог по-другому рыбачить. Мне хотелось узнать состав порошка, который усыплял рыбу в реке, но дед не говорил. Он сказал, что такое людям давать нельзя, выведут всю рыбу. Что люди хищники на самом деле.
Однажды дед выполз на улицу. Сел на бревно, которое я приспособил для лавки.
Сразу к нему подлетел поползень. Сел на плечо и что-то защебетал. Дед заговорил с ним. И скоро они уже о чем-то беседовали, словно птица сообщала лесные новости. А кто знает, может быть так и было на самом деле.
Я сделал в стороне от избушки что-то наподобие спортплощадки. Ее не было видно за деревьями. Сделал своеобразный турник. Толстая ветвь сосны хорошо подходила для этого. Старое дерево, сухару, которую дед не дал в свое время спилить, я приспособил для отработки ударов руками и ногами.
Как говорил мой тренер — бей мягким по твердому, а твердым по мягкому. Это значит кулаком надо бить в живот, можно в грудь, но ни в коем случае не по лицу, не по голове. Ладонью можно бить по голове, также по туловищу, да и блоки можно ставить ладонью.
Когда я бил по дереву, оно отзывалось и даже гудело. Мне казалось, оно разговаривает со мной. Да и я отвечал ему. Скоро я вытоптал землю вокруг дерева. На спортплощадке у меня были две палки. Одна примерно с руку длиной и толщиной сантиметра четыре, и другая длиной мне по грудь. С ними я отрабатывал разные удары. Правда по деревьям не бил, не хотел привлекать внимание деда.
Постепенно я входил в свою форму. Тело отзывалось на нагрузку, оно снова стало слушаться меня. Я начал разучивать новые связки ударов и блоков. Вводил захваты, тянущие, дергающие движения. Как говорил мой тренер, можно всю жизнь заниматься и все равно всего не изучишь.
Выпал снег и лес изменился. Стало тихо. Ветра почти не было. Слышно было, как упадет где-то ветка, закричит птица, и снова тишина.
Старик заказал парню, который пришел из деревни, новые лыжи. Он сказал ему, что старые сломались. Через неделю парень принес лыжи, и я примерил их. Дело в том, что старик заказал лыжи мне. Он сказал, что свои лыжи мне не даст, они заговоренные.
Я долго осваивал лыжи. Они ничем не походили на современные беговые. Лыжи были чуть выше моих плеч. Поверхность, которая должна скользить по снегу была подбита мехом, чтобы лыжи не сдавали назад. Крепления сделаны из ремней, похожих на вожжи.
Неудобные тяжелые, еще и приноровиться нужно, чтобы не заваливаться набок. Но с каждым разом я уходил все дальше и дальше в лес. Приходилось проверять ловушки, петли. Иногда снимать птиц и разделывать их. Я превращался в таежного человека.
Самое дальнее расстояние, которое я проходил на лыжах, это километров пятнадцать-восемнадцать. Конечно, любой охотник прошел бы намного больше, но и такие переходы для меня были рекордами. Все-таки я городской человек, пусть и вынуждено живущий в лесу.
Однажды мне пришла мысль — а что там за болотом. Конечно, все болото я бы не смог пересечь. Оно скорее всего тянулось километров на сорок, а то и пятьдесят. Поэтому я хотел срезать выступ болота. Я примерно представлял очертания, и хотел пересечь своеобразный язык, длиной километра два и шириной с километр. Мне было интересно, а что там за болотом.
В поход я отправился с утра. Покормил деда, подвинул ему книгу, открыл занавеску на окне, взял матерчатую сумку и отправился в лес.
Морозец был небольшой, градусов пятнадцать. До болота я дошел за час. И это хорошо, я еще свежий, не уставший, лыжи еще не кажутся по пятнадцать килограммов.
Мороз и солнце — день чудесный, говорил великий поэт. Настроение тоже чудесное. Я и лес. Я и мир. Нет ни городов, ни деревень, даже людей нет. И такое ощущение, что лес принял меня и сейчас общается со мной, только я его плохо понимаю.
