Сергей Эс - Визит генералиссимуса
Он еще раз обежал взглядом по присутствующим в зале. Хмурое выражение не сходило с его лица.
– Это что за…? – и здесь он употребил одно грузинское слово, которое в русском языке имеет целый спектр переводов-синонимов – от "свинства" до "проституции".
Однако, несмотря на то, что это было сказано по-грузински, смысл произнесенного дошел до каждого.
– О каком соцсоревновании идет речь?! Я вижу в зале фронтовиков. Вы можете припомнить, чтобы батальоны и дивизии на фронте устраивали соцсоревнование по сводной таблице показателей, кто больше снарядов по врагу выпустит или кто на сколько километров фронт передвинет?…
О каких депутатских успехах в законосочинительстве можно рассуждать?! О каких пробелах в законодательстве вы говорите? Этого режима?! Который, придя к власти, разрушил советское законодательство, и теперь вы помогаете ему делать замену социалистическим законам?!
Почему вместо того, чтобы бороться с режимом, вы встраиваетесь в него? Разве для этого вам отдают свои голоса на выборах? Люди голосуют за коммунистов, чтобы они сменили режим, а не улучшали его. И я не понял, какой значок был у выступавшего депутата.
– Это депутатский значок, – быстро вставил первый секретарь горкома, – его выдают всем депутатам.
– Значок, – проговорил Сталин, – в виде трехцветного флажка, под которым против нашей страны воевали власовцы.
– Это государственный флаг Российской Федерации, – начал оправдываться первый секретарь. – Разве мы можем не подчиняться? Этот значок на статус депутата указывает. Народного избранника. Нам же с народом работать…
Он что-то хотел сказать еще, но Сталин посмотрел на него таким жестким взглядом, что товарищ Леонов осекся и, отодвинувшись со своим креслом назад, постарался спрятаться за спиной соседа.
Сталин продолжительно посмотрел в его сторону, а затем перевел такой же жесткий взгляд на зал.
– Здесь есть коммунисты? – спросил он.
Зал оторопело молчал.
– Я спрашиваю, есть в Кусть-Тарке коммунисты?
Снова протянулась долгая минута молчания. Это было жуткое, тяжелое молчание. Некоторые присутствующие не выдерживали взгляда генералиссимуса и отводили взгляды.
Сталин потемнел. У него едва заметно дрогнул подбородок.
– Есть! – вдруг раздалось из зала. Сталин перевел взгляд на голос, но никого не разглядел. Присутствующие сидели, не шелохнувшись.
– Есть! – снова повторил кто-то.
Сталин наконец увидел говорившего. Это был убеленный сединами очень старый человек. Он с большим трудом поднялся, прямо глядя на Сталина. Все увидели его увешанную медалями грудь.
Генералиссимус посмотрел на него.
– Скажи, солдат, – сказал он, – ты, ведь мой современник, помнишь нашу эпоху. Что здесь произошло? Почему этот человек, – он показал пальцем на спрятавшегося первого секретаря горкома, – носит партийный билет коммуниста? Почему он – ВАШ СЕКРЕТАРЬ?
Старик некоторое время не сводил ошеломленного взгляда со Сталина, а затем повернулся и крикнул кому-то в зал:
– Василий! Ты почему молчал, когда товарищ Сталин спрашивал коммунистов? Встань тоже! Расскажи Иосифу Виссарионовичу, как ты за Леонова голосовал.
По залу прокатилось замешательство. Спустя некоторое время из рядов поднялся человек, которого назвали Василием. Это был такой же убеленный сединами человек.
– Мы же – партия! – проговорил он, опустив взгляд в пол. – Не могли не голосовать…
Сталин нахмурился.
– Как же было не проголосовать? – заговорил третий человек, точно такой же старый. – Если большинство за него… большинство, ведь, не может ошибаться…
– Товарищ, Джугашвили! – наконец опомнился Коваль. – Это что за… волюнтаризм?! Вы что из себя возомнили?! Вы где находитесь?!
– Помолчите, Коваль! – вдруг выкрикнул поднявшийся мужчина средних лет. – Вы сами-то как первым секретарем обкома стали? Лично приезжали делегатов на областную отчетно-выборную конференцию отбирали. Ходили с Леоновым обсуждали поименно, чтобы "непроверенные" люди на конференцию не попали. Затем нам список делегатов на городской конференции выдвинули на утверждение.
Коваль вдруг вскипел.
– Упоров! – вскричал он. – Вы опять здесь фракционизм разводите!… Леонов! – он обернулся к первому секретарю горкома. – Я же приказал исключить Упорова из партии! Почему он до сих пор здесь?!
Леонов покраснел и окончательно вдавился в кресло.
– Приказалка ваша в партии не действует! – парировал Упоров. – После вашего отъезда разбирали меня на контрольной комиссии. Да аргументов у них не хватило, чтобы исключить… А я вовремя напомнил им, как вы на "плавающий" съезд ездили…
В зале поднялся шум.
Упоров вышел из ряда и направился к трибуне.
– Спасибо, отец! – сказал, подойдя к Сталину. – А теперь отдохните! Я вижу, вам тяжело стоять. Теперь речь скажу я.
Сталин смешался.
– Идите-идите! – настойчиво проговорил Упоров. – Присядьте на первый ряд.
– Впрочем! – он неожиданно переменил тон. – Вам место – в президиуме!
Все удивленно переглянулись.
– Товарищи! – Упоров обратился в зал. – Давайте сменим президиум! Переголосуем!
По залу прокатилось замешательство.
– Да! Конечно! – выкрикнул кто-то. – Давно это надо было сделать!
– Упоров! – вскричал первый секретарь горкома. – Прекратите самодеятельность! По уставу не положено переизбирать…
– Устав не запрещает переизбирать президиум! – отреагировал Упоров, надавив на "не запрещает". – Был я в городской думе. Там действительно работает жесткий регламент. Все заседание расписывают по минутам. Но там принимаются законы. А у партийного собрания главным продуктом является совесть. Ей должно быть подчинено все! Если что-то пошло против совести, то регламент можно пододвинуть.
– Правильно говоришь, Упоров! – прокричал кто-то из зала. – Молодец! Ставь на голосование!… Только кресло из президиума уберите…
В зале поднялся шум…
XIII
– Спасибо, товарищ… – начал Упоров, обращаясь к Сталину.
Несколько минут назад собрание переизбрало президиум, и теперь Иосиф Виссарионович сидел там. Упоров, раскрасневшийся от случившегося, стоял за трибуной и собирался с мыслями. В зале отсутствовали первые секретари обкома и горкома. Как только началось нерегламентное голосование, Коваль встал и демонстративно пошел к выходу. Следом за ним поспешили Леонов, депутат областного законодательного собрания с власовским значком на груди и еще несколько человек.
– Имейте ввиду, – крикнул Коваль, задержавшись у двери, – что обком считает ваше сегодняшнее собрание сорванным! Все решения, принятые вами с этой минуты, будут считаться недействительными…
…И вот теперь Упоров собирался с мыслями. Присутствующие терпеливо ждали.
– Спасибо, товарищ… – он опять обратился к Сталину. – Так и хочется назвать вас по имени вашего деда – Иосифом Виссарионовичем!
Генералиссимус едва заметно улыбнулся в усы.
– Знаете! – проговорил Упоров. – Есть у Маяковского такие слова: "Я себя под Лениным чищу"… А теперь, вот… Мы все тут чистим себя под Сталиным. Как же вы сильно похожи на своего деда! Как будто сам Сталин живьем сюда из кинохроники заглянул… Если бы не вы, мы так и просидели бы сегодня под Ковалем… Спасибо… сам даже не знаю за что…
Он дружелюбно улыбнулся, немного помолчал, но через некоторое время его лицо вдруг стало невеселым.
– Кстати, с Ковалем ушла примерно третья часть собрания. Если бы не вы, – сказал он Сталину, – пропорция была бы обратной. В зале осталась бы третья часть.
Он горько усмехнулся.
– Слышали, – продолжил Упоров, – что сказал нам Коваль на прощание? Не удивлюсь, если областная контрольно-ревизионная комиссия своим решением исключит из партии несколько сидящих здесь.
Зал зашумел.
– Да уж! – крикнул кто-то. – Упорова – самым первым!
Стоявший у трибуны человек побледнел.
– Ну что ж, – сказал он. – Это освободит меня от некоторых табу…
Он замолчал, растерянно опустив взгляд.
– Рано или поздно, – продолжил он, – я должен был своим единомышленникам кое-что рассказать.
Он оглядел зал. Участники собрания притихли.
Упоров еще раз оглянулся на Сталина, задержал на некоторое время на нем взгляд, а затем снова повернулся к залу.
– Пять лет назад к нашему секретарю обкома пришли на прием два человека… как сказали бы в таком случае – люди неприметной наружности. Они просидели у него в кабинете три часа. После этого Коваль срочно собрал бюро. Это было закрытое заседание. Позже один из членов бюро хвастливо брякнул в беседе со мной, что наша де организация набирает такой авторитет, что к нам с предложением помощи приходят даже сотрудники ФСБ. Они де называют себя убежденными сторонниками коммунистов и даже оказывают оперативную помощь. Первым делом они нашли в кабинете первого секретаря подслушивающие устройства. Позже от того же члена бюро я узнал, что Коваль раздобыл через них аудиозапись заседания предвыборного штаба тогдашнего губернатора, и что ее прослушивали на закрытом заседании бюро. Однако после того, как этот член бюро рассказал еще и о разных нестыковках этой шпионской записи, у меня возникло подозрение, что Ковалю подсунули дезу. Сопоставив все это, я пришел к мнению о том, что с этими визитами "друзей" из спецслцжб не все чисто. Когда я сказал о своих выводах тому члену бюро, он сказал мне, что я ничего не понимаю в политике, и что теперь у нас есть свои люди в ФСБ.
