Роман Буревой - Боги слепнут
Тут она вспомнила о прилепленном к вороту одного из ловцов «жуке». И о приемнике, оставшемся в сумочке.
– Где моя сумка? – Она принялась озираться. В палате ничего не было, никаких вещей. Стены, приборы. Стул и на нем туника из махрового хлопка – больничная, зеленого цвета.
– При тебе, моя милая, не нашли никакой сумки. Вообще никаких вещей, – отвечала медичка.
– Такого не может быть. Была сумочка. Там Гимп… то есть с ее помощью я могу найти Гимпа.
Медичка, теряя терпение, постаралась улыбнуться как можно ласковее:
– Сумки не было. Сегодня к тебе зайдет вигил, и ты ему все расскажешь – кто на тебя напал. И про сумку – тоже.
– Да, да, пусть вигилы найдут сумочку. Пусть найдут… – шептала Арриетта.
Она знала, что вигилы ей не помогут. И никто не поможет. Как она могла потерять сумку! Приемник должен был привести ее к Гимпу. Гений Империи надеется на нее. Надеется и ждет спасения. А она не может ничего. Абсолютно ничего.
Как самый обычный человек.
Глава VI
Сентябрьские игры 1975 года
«Каждая улыбка малыша Постума, каждая новая игрушка наполняют радостью сердца римлян. В наших душах живет надежда, что после тяжких испытаний Рим окрепнет вместе со своим юным императором.
Гней Галликан».
«На театральных представлениях будет несколько премьер… Какое новое имя боговдохновенного драматурга принесут нам Римские игры?»
«Первый приз Римских игр – один миллион сестерциев. К тому же диктатор Макций Проб от себя лично пообещал приз в сто тысяч сестерциев. Столько же от имени императора выдаст Августа. Никогда еще не бывало таких больших призов. Все считают, что разыгрывать деньги куда рациональнее, чем желания».
«Акта диурна», канун Ид сентября [19]Бог Диспитер даровал ребенку свет, Витумн – жизнь, Сентин – чувства. Ватикан помог открыть рот и издать первый крик.
– У тебя сынок.
Медичка положила Норме Галликан на сгиб руки спеленатого малыша.
Норма смотрела на сына с удивлением. Обычное красное лицо новорожденного с пухлыми губами, с мокрыми едва приметными ресничками. Меж набрякшими веками едва можно различить темно-серые глазки.
Она боялась существа, которое произвела на свет. Нечеловеческая тварь, нечеловеческое соитие. Кто может появиться на свет в результате? А появился обычный крошечный человечек. Безобидный. Беззащитный. Слабый.
– Устал, бедняжка, – прошептала медичка. И такая нежность в ее голосе, будто этот теплый комочек – ей родной. Самый лучший, самый замечательный. Норма пока не испытывала к новому существу никаких чувств, кроме легкого удивления и любопытства.
Вот ты какой…
– Как ты думаешь, он похож на человека? – спросила Норма.
Медичка удивленно приподняла бровь так, что зеленая шапочка затопорщилась с одной стороны.
– Да, конечно. Обычный мальчик. Хорошенький. Бровки, реснички.
«И как она только это разглядела»! – подивилась Норма.
Пахло горящим маслом. Возле постели теплился масляный светильник. Старинный обычай велит зажигать свет, чтобы при появлении человека присутствовала богиня света Светоносица. Но проникнет ли свет в душу этого ребенка?
– Я могу оставить малыша у себя?
– Конечно, кроватка для него приготовлена.
Медичка опустила сверток в прозрачный ящичек – колыбельку.
Но Норма не о том спрашивала.
– Навсегда? – допытывалась она. – Навсегда могу оставить?
Медичка уже не удивлялась вопросам.
– А это как он пожелает. – И засмеялась.
– Он может не пожелать, – прошептала Норма.
– Имя уже придумала?
Норма коснулась прозрачной колыбельки.
– Да. Я знаю его имя.
IIВстреча была назначена в портике Октавии. Квинт явился раньше времени. Предстоящая встреча его тревожила. Он делал вид, что рассматривает знаменитые статуи Фидия и Праксителя, восхищается всадниками Лисиппа. В назначенное время он остановился возле статуи сидящей женщины. «Корнелия, мать Гракхов», – было выбито на базе.
– Поговорим?
Квинт медленно повернулся. Перед ним стоял невысокий плотный человек с гладко выбритой головой. Военная выправка, загорелое лицо, пухлый подбородок, тонкие губы. Глаза… В глаза Квинт старался не смотреть.
– О чем? – Да, в глаза лучше не смотреть. Квинт смотрел на прекрасное лицо Венеры Праксителя. Так проще.
– Прогуляемся вдоль портика и побеседуем.
– Побеседуем… – Квинт демонстративно запнулся.
– Гай, – представился тот. – Но при новой встрече я могу назваться иначе.
Квинт поморщился: его любимая фраза в устах этого человека звучала издевкой. «Собрат»…
– Тебя не смущает тот факт, что ты по-прежнему на свободе? Ведь ты удрал из-под ареста, – напомнил человек, назвавшийся Гаем. Он говорил покровительственно, как будто имел над Квинтом власть.
– После этого мир перевернулся, – уклончиво отвечал тот. – Преступление стало проступком. Обо мне забыли.
– Есть люди, которые помнят даже о тебе.
– «Целий»? – зачем-то спросил Квинт. Он старался выглядеть глупее, чем есть. Иногда это полезно. Хотя он не надеялся, что ему удастся провести этого как его… гм… «Гая». Как только он увидел этого человека, сразу понял, что за спиной незнакомца маячит тяжеловесное, похожее на крепость здание агентства безопасности.
«Гай» не ответил. Впрочем, Квинт и не надеялся получить ответ.
– Тебе позволили остаться на свободе. Дело прекратили. Ты свою задачу выполнил…
– Выполнил, – бесцветным голосом отозвался Квинт. – А в чем была моя задача?
Теперь он был уверен, что люди «Целия» знали о предстоящем рейде монголов. Знали и делали вид, что не знают. Решили заманить Элия в ловушку. Но им только кажется, что они победили.
– Зачем убили Элия? – спросил Квинт. Так, вопрос в пустоту. Опять без надежды на ответ.
– Это тебя не касается.
– Касается. Я – римский гражданин. – Стоит изобразить этакого глупца-идеалиста. Почему-то люди вроде «Гая» считают, что все идеалисты – глупцы. Не стоит разочаровывать «гаев».
– Красиво звучит. Вернее, звучало. Скоро это будет пустым звуком. Рим больше не выполняет желаний. Пока мир движется по инерции. Но скоро все поймут, что жить где-нибудь в Лондинии и быть гражданином Альбиона ничуть не престижнее, нежели быть гражданином Рима. Тебя это не пугает?
– Я думал над этим, – неопределенно протянул Квинт.
– Думал, но ничего не придумал. Твой хозяин предложил раздавать деньги направо и налево. Но деньги быстро иссякнут. А нищий Рим тем более никому не нужен.
– Элий бы тебе ответил. А я не могу.
– Значит, ты не так хорош, как воображаешь. Роксану ты тоже не мог раскусить.
Квинт стиснул зубы. Да, свои поражения признавать тяжело. «Самый лучший фрументарий» – вспомнил Квинт недавнее свое хвастовство. Мало что эти слова значат ныне. Потому что Элий умер. А все остальное… а все остальное к воронам.
– Ты, конечно, глуповат, – продолжал «Гай». – Но ты был предан хозяину.
– Элию, – поправил Квинт.
– Теперь ты поступаешь в распоряжение императора. Ты – его личный фрументарий.
– Я и так ему служу. Ему и Летиции.
– По собственной воле. А теперь будешь служить по приказу диктатора Макция Проба.
– А если диктатор сменится?
– Диктатор может смениться. А император – нет.
– «Целий» опять знает нечто такое, чего не знают другие?
– Здесь нет подвоха.
– Я буду служить. Но сам по себе. Ни «Целий», ни префект претория не будут иметь надо мною власти. Я – частное лицо на службе. Тут личное. Ничего для «Целия» – вот мой девиз.
– Для частного лица ты слишком много знаешь.
– Хочешь меня устранить? – Их глаза наконец встретились. Квинт будто нырнул в ледяную воду. Внутренне содрогнулся. И это ему очень не понравилось.
– Пока нет. Служи… И помни, что мы всемогущи.
– Разве? – Лучше было не говорить такое. Прежний Квинт не сказал бы. А вот Элий бы непременно сказал. И нынешний Квинт тоже.
– Считай, что я тебя не слышал, Квинт. Или ты намеренно желаешь, чтобы тебя уничтожили? – могущественный Гай сердится.
– Я мешаю «Целию»? Неужели? Ведь я малявка… Никто… Спятивший с ума агент.
Квинт повернулся и пошел.
– Подожди! – окликнул «Гай».
Квинт остановился.
– Ты повредил ногу?
– Нет…
– Тогда почему ты хромаешь?
Квинт пожал плечами и пошел дальше. Он заметно хромал. На правую ногу.
IIIОна не жила – лишь делала вид, что живет. Происходящее почти ее не касалось. Улыбка маленького Гая Постума порой веселила и заставляла ее губы складываться в улыбку. Еще любила сидеть в саду на своей загородной вилле среди отцветающих кустов роз, смотреть, как роняют лепестки осенние цветы на слишком тонких стеблях, и читать книги. О чем-то таком, что поражает воображение. Последний библион Кумия о Нероне надел много шума. Все хвалили описание пожара Рима. Летиция сидела в саду в плетеном кресле и читала, как пылал храм Юпитера Капитолийского. Как ветер гнал огненные волны по форуму. Элию не понравился бы этот библион…
