Александр Афанасьев - Год колючей проволоки
Долану показалось, что он ослышался
— Вы шутите?
— Увы, но я абсолютно серьезен.
Заместитель госсекретаря взглянул в глаза польского генерала — и понял, что он и в самом деле не шутит.
— Вы соображаете, что говорите? Вы понимаете, пан генерал, что вы угрожаете Соединенным штатам Америки? Вы понимаете, что на вас дерьма — в десять раз больше, и если мы вывалим свое — ни один из вас не уцелеет?
— Мы это понимаем. Потому я и говорю с вами. У нас нет выхода — у вас он есть. Вы можете оплатить словами и влиянием то, что мы вынуждены будем оплатить кровью. Друзья — это навсегда пан Долинский, от них нельзя временно отказаться на время выборов. У нас нет выхода — и потому мы сделаем то что сказали. Решайте…
— Ноль шестьдесят один — отбой, гражданский автомобиль, опасности не представляет
— Принято, ноль шестьдесят два, я пройду дальше по трассе примерно три клика, оставайтесь над колонной.
— Вас понял, выполняю
Давая шпор своему коню, полковник выругался про себя. Два Апача над колонной — такое он видел только в Саудовской Аравии, где так охраняли кортежи королевской семьи, опасаясь террористических нападений. Лучше было бы поднять любой транспортный вертолет с пулеметами и снайперскими винтовками — у него обзор вниз намного лучше. На НН-60 два бортовых стрелка-наблюдателя, на МН-53, МН-47 и МН-92[8] и того больше — три. Их вертолет — он вообще не предназначен для патрулирования, его задача — бить танки и не более. Кто же виноват, что теперь воют не танками, а просто стреляют из засады…
— Босс, левее на три часа — сказал Сол
Полковник бросил машину еще ниже к земле и ушел вправо, разворачиваясь для атаки. Ни на секунду он не зависал, он до сих пор и летал то потому что помнил, движение — это жизнь, зависший вертолет это цель.
— Что там?
Там была какая-то машина… увидев заходящий на них вертолет, люди бросились в разные стороны, легли на землю, прямо в грязь — все знали, что у американских вертолетчиков с юмором совсем плохо.
— Отбой, это гражданские
— Принято, гражданские на точке один-один-семь-четыре-два-три, четыре единицы и гражданский транспорт.
Полковник хорошо помнил еще одну такую дорогу — из аэропорта в Багдад. Первый год ее звали Аллея РПГ, частично она идет через бедные, окраинные кварталы с низкой застройкой, и вот проблемы то начинались именно там. Потом зачистили, конечно на нее тогда все силы бросили, он лично ее больше месяца утюжил…
Бориспольская трасса была поухоженнее, слов нет. Когда то вокруг нее богатые люди коттеджи строили, сейчас часть снесли, часть так и стоит, руинами, в них беженцы живут. Оттуда могут и РПГ засадить.
— Шестьдесят второму — пусть птичка пройдет над развалинами на три часа по всей их длине.
— Принято, птичка пошла…
Сам генерал Бала чувствовал себя далеко не в своей тарелке от этого разговора, он когда то служил в Ираке, командовал сектором и хорошо узнал американских гражданских, может даже лучше чем военных. Америка сильно меняет людей, они становятся циничными и ничего не прощают. И еще… вот этот человек, тот что сидит рядом с ним и недобро молчит — он все таки не поляк, он американец, и сейчас затронуто его личное, то что трогать нельзя. Вообще, когда обсуждали все это — он высказался против того, чтобы разговаривать с американцами в таком тоне, но решение было принято, и он как боевой офицер должен был его исполнить. Но он понимал и то что американцы, вне зависимости от того выполнят они их требования или нет — этого не забудут и когда-нибудь жестоко накажут их. Генерал начинал служит при русских, и с ними было проще — они или разбирались сразу, или прощали — тоже сразу. А эти — нет, эти не простят…
— Господин госсекретарь — решился генерал
Долан не ответил
— Сэр, вы тоже должны нас понять. У нас безвыходная ситуация, речь идет даже не об этой территории, речь идет дальнейшем существовании Польши. И в России и в Германии к власти идут в чем-то родственные силы, эти силы являются глубоко националистическими и ненавидят Польшу. У вас не было тридцать девятого года, у нас он был. На нас напали с двух сторон и разорвали на части, только доблестная американская армия, высадившись в Нормандии, положила конец фашизму. Мы, поляки должны сделать все, чтобы это не повторилось. И вам, американцам — тоже будет невыгодна новая фашистская ось от Берлина до Владивостока.
— Вы все сказали, генерал. Я тоже все сказал. Вы приняли решение — шантажировать Америку. Последствий этого не избежать…
— Ноль-шестьдесят первый, птица совершает облет над городом. Сектор чист, прикрыт местными силами.
— Вас понял, занять позицию на точке один-один-семь-пять-девять-семь.
— Принято…
На горизонте был Киев, вертолет уже летел над пригородами и полковник принял решение подняться еще чуть повыше…
Кто-то снова постучал в люк, майор вопросительно посмотрел на стрельца, командующего этим сбродом.
— Ваш пропавший подчиненный? Откройте…
Маленький, светловолосый стрелец протиснулся в десант.
— Жили мы красиво, жили мы бахато…
— Рядовой Марек Охлюпко, объясните пану проверяющему, почему вы покинули пост? — предупреждая все вопросы и глупости грозно сказал командир отделения
— Так это… пан проверяющий… — Марек мгновенно сориентировался в ситуации, недаром на гражданке успел два года отсидеть — по большой нужде вышел, вы уж извините… Туалета то здесь нет…
Забухтела рация — здесь она была японской, но ловило все равно плохо, из-за города и из-за помех.
— Внимание всем, я Куринный-один. Расчетное время прохождения колонны десять минут, всем доложить о готовности.
По рации один за другим пошли доклады, никто не заметил, как «пан проверяющий» сдвинулся так, чтобы перекрыть и путь к люку, и при необходимости достать мехвода с пулеметчиком. После того, как эти доложатся — они уже будут не нужны…
В люк снова постучали, как и было оговорено «два-два», очень быстро. Майор стукнул в ответ один раз, открыл люк. Из люка пахнуло запахом бойни…
Тот самый парнишка, белобрысый с мотоцикла, протиснулся в десант, стараясь не испачкаться протиснулся к место механика-водителя. Жуткий запах в стальной коробке десанта его не пугал — он видал и кое-что похуже. Парнишка был сиротой — сумел уйти, когда в Донецк вошли отряды бандеровцев. Оглядевшись, он по хозяйски подтянул к себе автомат, положил его на колени. Шансов было немного — но они были, и заранее себя хоронить он не собирался.
— Давай, по моей команде, сдаешь резко назад — майор занял место стрелка пушечной установки и подключил питание…
— Внимание всем, подходим к мосту!
Старший команды сопровождения, южноафриканец по фамилии Ван дер Мерве еще с утра чувствовал себя хреново — но объяснить причину этого никак не мог. Он был старым и стреляным псом, начинал у себя на родине как раз тогда, когда рухнул апартеид и толпы разъяренных черных вывалились на улицу, чтобы взять реванш за все былое. Стены, которыми были ограждены белые кварталы не снесли — их пришлось еще и наращивать. Многие белые уехали, в их шикарные дома вселились черные, благо некоторые сгоряча принятые законы позволяли им успешно вести бизнес. Эти самые черные тоже нуждались в охране и относились к своим обездоленным собратьям много хуже, чем в свое время относились белые, потому что белых от черных отличал цвет кожи и деньги, а этих — только деньги. Именно в те годы в ЮАР была заложена основа современной частной военной индустрии, которая сейчас по общей численности занятых сравнялась с любой другой крупной отраслью мировой экономики.
Больше всего он опасался фугаса — это было по привычке, он отбарабанил четыре года в Ираке и там большая часть потерь — от фугасов и смертников, от взрывов короче. Первым делом, он с самого утра взял Субурбан и проехал трассу, по которой через несколько часов придется вести кортеж. Сам, никому не доверяя осмотрел опасные места — ничего. И все равно — не по себе.
Приняв у трапа самолета пассажиров — VIP должен был ехать в третьей машине, но он сел во вторую — они проскочили чек-пойнт у аэропорта, и там к ним присоединилась охрана польского генерала, который ехал в колонне вместе с ними, во второй машине. Хоть это и было оговорено — Ван дер Мерве недобро помянул польского генерала, его матушку и всех поляков в общем — он бы предпочем, чтобы в колонне не было бронетранспортеров. Во-первых — прущая лидером Росомаха сильно ограничивала обзор вперед, это была большая и высокая машина, гроб на колесах. Во-вторых — эта же самая Росомаха сильно ограничивала скорость движения, они давали семьдесят километров в час, а если бы не было этой каракатицы на трассе — летели бы под сто тридцать. За время службы в Ираке Ван дер Мерве усвоил одну нехитрую истину: колонну надо вести с такой скоростью, с какой позволяет это делать дорога, тогда есть шанс что ошибется взрывник, затаившийся где-нибудь рядом с подрывной машинкой, да и зону обстрела можно проскочить на скорости. А трасса «Борисполь» специально восстановлена для скоростного движения…
