Влад Савин - Восход Сатурна
В знакомой нам истории, центральные блоки состояли из чистого, металлического урана, в малом количестве, по краям же был уложен оксид урана. В этой реальности было несколько не так. Еще в октябре в университете Айовы, где химик Ф. Х. Спеддинг и его группа разрабатывали процесс восстановления урана магнием, случился пожар, причем погибла вся группа, и сгорело пол-университета. Следствие определило причину - нарушение техники безопасности при работе с горючими, легко воспламеняющимися веществами. Оттого, очень много ждали от альтернативного, "плутониевого" пути.
После укладки каждого слоя кирпичей слоя поглощающие стержни осторожно извлекались, и проводились измерения. Но в отличие от той реальности, нынешняя стала необъяснимо меняться. Причиной стало, что некто в команде Ферми знал как пройдет эксперимент.
Пришлось уложить на 10 слоев больше запланированных - только тогда измерительная аппаратура показала, что при извлечении управляющих стержней в реакторе сможет развиться самоподдерживающаяся ядерная реакция.
Последние испытания начались с утра 12 декабря. Ферми, окруженный помощниками и гостями, командовал со специально выстроенного балкона запуском цепной реакции. Выдвижением регулирующего кадмиевого стержня занимался Вейл. Другой, аварийный кадмиевый стержень был поднят над самым колодцем в толще графита, и около него с топором в руках стоял Хиллбери: ему было поручено обрубить канат, державший толстый стержень, если понадобится срочно оборвать реакцию, но автоматический спуск не сработает. Группа молодых ученых, дежурившая в стороне с ведрами жидких солей кадмия, представляла последнюю линию спасения: они должны были влить в реактор содержимое своих ведер, если откажут все остальные меры безопасности.
Среди наблюдателей находились и инженеры компании, проектировавшей плутониевый завод в Хэнфорде - если испытание окончится неудачей, проект превратится в кучу бесполезной бумаги.
Ферми приказал удалить все кадмиевые стержни, кроме центрального. Одновременно он давал объяснения гостям, не отрывавшим глаз от щитов, где самописцы вычерчивали кривые интенсивности реакции:
-- Как видите, цепной реакции еще нет. Но вот мы поднимаем на несколько футов последний кадмиевый стержень -- кривая идет выше, счетчики щелкают громче. Но это еще не цепная реакция. Мы не торопимся. Если нейтронов станет освобождаться слишком много, все мы взлетим на воздух. Но не бойтесь, по расчету взрыв исключен.
Неизвестно, все ли гости и физики верили в надежность математических расчетов, но все заволновались, когда Ферми сказал, что подъем последнего стержня породит цепную реакцию. Теперь смотрели уже не на приборы, а на Ферми. Настал торжественный миг, Энрико вытащил последний стержень.
И тут сработала система аварийной защиты, оказавшаяся установленной, как показалось сначала физикам, на слишком низкий уровень.
- Ничего, страшного сейчас повторим, - Ферми улыбнулся, установка была приведена в исходное состояние, защита отрегулирована и эксперимент начался вновь.
Энрико, снова вытащил последний стержень
Реакция началась, но внезапно счетчики, счетчики защелкали громче. Один из ассистентов, которому было поручено следить за температурой установки, с тревогой произнес - "неконтролируемо поднимется температура в активной зоне"
Проклятый стержень не хотел вставать на место.
- Аварийная защита! - стержни аварийной защиты вошли на место, но щелканье счетчиков продолжалось.
- Температура не снижается! - от конструкции стало ощутимо попахивать горелым деревом
И тут Ферми допустил ошибку, едва не стоящую ему жизни - "Хиллбери!"
Только ждавший этой команды ученый махнул топором - "Парни! Лейте! И быстро все отсюда - кадмий это яд!"
Генерала, прибывшего через два дня, мало интересовала атомная энергия. Ему нужна была атомная бомба. Одним из разрабатываемых вариантов был обнаруженный учеными плутоний. Генерал хотел твердо знать, возможность его производства и сколько плутония нужно на одну атомную бомбу.
- Вы говорите, что у вас почти все получилось, но не хватило определенной степени точности.
- Да генерал, нам нужны более чистые материалы и более точная аппаратура. К сожалению, критическая масса в установке превысила расчетную.
- А что значит у вас, ученых, определенная степень точности? У нас, у военных, ошибка в десять процентов -- много. Не хотите ли вы сказать, джентльмены, что допускаете неточность в двадцать пять -- тридцать процентов?
В разговор вступил Сциллард. У этого человека "жилка уважения" к высоким военным чинам была не очень развита.
- Наша оценка верна с точностью до двух порядков, генерал.
Гровс высоко поднял брови:
- Два порядка? Как это надо понимать?
- Один порядок -- десять раз, два порядка -- сто раз,-- хладнокровно разъяснил Сциллард.
Генералу показалось, что его вышучивают. Но он сдержался.
- Физика, кажется, называется точной наукой?
- Тоже верно. Физика -- точная наука.
- А физические расчеты неточны?
- А физические расчеты неточны.
- Иначе говоря, вы мне предлагаете строить реакторы по производству плутония, существующие только в теории. И после провала уже второго эксперимента. Вы не находите, что в мире еще не существовало такого идиотского планирования?
Диверсию не заподозрил никто. Чтобы ее осуществить, надо было представлять атомные процессы лучше, чем ученые "Манхеттена" - то есть, иметь у себя более продвинутую атомную программу. А это представлялось абсолютно невероятным.
Кто сейчас в мире мог заниматься атомом? Британцы? Но они еще с сорокового года, передавали в США бесплатно, без всяких условий все свои военно-технические разработки, включая информацию и даже специалистов по своему ядерному проекту. А осенью сорок второго, в разгар "Битвы за Атлантику", находились в таком положении, что казалось бы, сама мысль чем-то не угодить дяде Сэму должна казаться им ересью.
Германия? Все помнили, что именно Рейх был первой державой, начавшей работы в этой области, еще до войны, летом тридцать девятого. Как доносила разведка, немцы делали ставку на тяжелую воду, а не на графит. Но также было известно, что в Германии есть сразу три атомные команды: военные, ученые (во главе с Гейзенбергом), и совершенно уж неожиданно собравшиеся "непризнанные гении" под эгидой Министерства Почты (столь странный выбор понятен, если учесть что по этому ведомству в Рейхе проходила радиоэлектроника, а потому имелась достаточная научно-производственная база). Так может быть, одна из команд обратила внимание на графитовый реактор, и добилась неожиданного успеха?
Прочих участников в расчет не брали. Достоверно было известно, что у русских никаких работ не велось еще летом сорок первого - и трудно было поверить, что страна, напрягающая все усилия, может позволить себе идти на столь большие траты, да еще добиться значительных успехов за короткое время. Возможности Японии, по промышленному и научному потенциалу уступающей любой европейской державе, даже Италии, вызывали лишь усмешку: страна, вкладывающая все ресурсы в третий военный флот мира, просто не потянула бы многомиллиардных затрат. В Италии, по утверждению маэстро Ферми, не осталось никого, кто мог бы поднять такой проект - и также остро не хватало ресурсов. Об оккупированной Франции можно было вообще не говорить, как и об игроках "второй линии" - Швеции, Швейцарии, Испании.
Так значит, не диверсия, а неизвестный физический процесс?
В канун Рождества в Вашингтоне в автомобильной катастрофе погиб сенатор Трумэн. Поскольку он был совсем уж незначительной политической величиной, никому не мешавшей (характерная деталь - в знакомой нам реальности о "Манхеттене" ему было сообщено лишь после смерти Рузвельта, уже в сорок пятом), то это происшествие прошло почти незамеченным. Как показало следствие, сенатор был в изрядном подпитии, и сел за руль - со всяким бывает, не повезло.
А вот злодейское убийство коммандера Риковера вызвало много шума, особенно в военно-морских кругах. Сорокадвухлетний офицер Корабельного Бюро успел своей принципиальностью нажить множество врагов среди подрядчиков, да и чего греха таить, среди вашингтонских бюрократов. Ну а там, где крутятся и распределяются очень большие деньги, правит закон джунглей, и это будет еще мягко сказано! Так что полиция сбилась с ног, отрабатывая версии. И не вина полисменов и контрразведки, что они не могли знать истины - именно Риковера в другой истории заслуженно назовут "отцом американского атомного флота", с учетом того, что сделал, отстоял, буквально вытянул на себе лично он. Родившийся когда-то в Российской империи, в еврейской семье, эмигрировавшей в Америку перед той, прошлой Великой Войной - и достигший много исключительно своим трудом, талантом и упорством.
