Андрей Валентинов - Век-волкодав
В Чудском монастыре печатей не было. Особый режим, своя охрана. Руководитель научно-технической группы Леонид Семенович Москвин имел возможность беспрепятственно собрать сотрудников, дабы сообщить пренеприятное известие: он переведен на другую работу, группа же будет формироваться заново. Из кого — новому начальству виднее. Пока говорил, в лица всматривался, словно перед расстрельной стенкой, когда приговор уже зачитан. Здесь смерть никому не грозит, но понаблюдать все равно интересно.
Коридор был пуст. Леонид устало повел плечами и направился в сторону своего бывшего кабинета. Хорошо, вещами не успел обрасти. То, что в ящиках стола, в портфеле уместиться, а сейф можно забрать целиком, вместе с содержимым.
Он хмыкнул, представив, что сейчас творится в коридорах и курилках. Зашевелился народ, забегал. Ткнули палкой в муравейник!
Чистку Центрального Комитета начали готовить еще в ноябре, когда Троцкий тяжело заболел. Однако к январю все вопросы утрясти не удалось, слишком лакомые куски приходилось делить Скорпионам. И заменить людей непросто, чуть не треть сотрудников подлежала скорому увольнению, в первую очередь сторонники покойного Льва и здравствующего Кобы. В качестве компенсации Сталину отдали военное ведомство. Как выразился злоязыкий товарищ Радек: «опричный удел». Пусть там своих сторонников и собирает, в Центральном Комитете отныне места «опричникам» нет.
Кто победил? Леонид не торопился с ответом. Скорпионов стало меньше, но схватка еще в самом разгаре. «Бухарин, Троцкий, Зиновьев, Сталин. Вали друг друга!»
* * *Оказавшись в кабинете, товарищ Москвин первым делом открыл сейф и достал фотографии Тускулы. Их лучше забрать, вдруг сейф придет опечатывать комиссия? Лишние вопросы, лишние сплетни… Китайский чай в большой жестяной банке и купленную на Тишинском рынке мяту решил оставить. Традиция!
Замок портфеля щелкнул за секунду до того, как в дверь негромко постучали.
— Войдите!
В кабинет заглянула Сима Дерябина, дернула острым носом.
— Заходите, — кивнул Леонид. — И двери закройте.
Усадив гостью, товарищ Москвин не всякий случай лично проверил замок, затем, вернувшись к столу, положил перед Симой листок бумаги и карандаш.
— Составьте список сотрудников группы. Тех, кого прислал Рудзутак, не включайте. Кого именно, подсказать?
Сибирская подпольщица только носом повела. Леонид улыбнулся.
— Я за их лицами наблюдал. Очень поучительно! Этих всех — поганой метлой. Остальные — на ваше усмотрение, но если сомневаетесь…
Договаривать не стал, уж больно взгляд у товарища Дерябиной был выразительный. Карандаш завис над бумагой, резко клюнул, выведя единичку, опирающуюся на круглую скобку. Остановился. Бывший старший уполномоченный понял.
— Меня не пишите. Группой пока будете руководить вы.
Девушка, удивленно моргнув, коснулась ладонью губ, но Леонид покачал головой.
— Уже решено. Я скоро уезжаю, а кого попало товарищ Ким назначать не хочет. Группу временно подчинят Общему отделу, он огромный, на нас и внимания не обратят. Группой больше, группой меньше.
Карандаш вновь скользнул по бумаге. Товарищ Москвин подошел ближе, наклонился. «Технический сектор?» Ага, ясно.
— Техсектор, товарищ Дерябина, решено оставить. Он будет заниматься тем же, что и бывшая Техническая группа — на письма трудящихся отвечать. Зачем для этого нужен сектор, сам не знаю, но вроде бы его собираются нацелить на международные контакты по линии науки. Будут искать идейно близких изобретателей и конструкторов.
На это раз взгляд Симы был особо выразителен. Бывший старший уполномоченный нахмурился:
— Товарищ Дерябина, не впадайте в пессимизм. Помощь международного пролетариата в деле создания Вечного Двигателя переоценить невозможно!
Не выдержал, рассмеялся:
— Сектор — еще ладно, кому-то не захотелось штаты сокращать. Иное интересно. Знаете, кто будет руководить этой лавочкой? Ни за что не догадаетесь…
И вновь не удалось фразу закончить. Стук в дверь помешал — громкий, требовательный. Не костяшками пальцев, и даже не кулаком.
Листок бумаги исчез. Сибирская подпольщица деловито расстегивала маленькую кобуру при поясе. Вновь ударили. Товарищ Москвин прислушался, покачал головой:
— Приклад или рукоятка револьвера… Сима, в любом случае это за мной.
Ответом была веселая улыбка. Пистолет в руке, острый нос повернут в сторону двери. Бывший бандит по кличке Фартовый одобрительной кивнул. Сильна! Была бы с ним в Питере Сима, а не Сергей Пан с его дворянскими замашками, то и за границу можно было бы уйти. Вместе бы не пропали!
…Чекист Пантёлкин беззвучно оскалился. Ушли бы, как же! И словно воочию увиделось: Литейный проспект, раннее утро, предрассветный ноябрьский мороз. Они с товарищем Дерябиной входят в подворотню, Сима делает вид, что оступилась, пропускает его вперед, стреляет в спину…
— Спрячьте оружие, товарищ Дерябина. И кобуру застегните!
Открыл, даже не спрашивая. На тех, кто на пороге стоял, поглядел.
— Зачем по двери колотили? Вас что, не учили, как арест производится?
Двое крепких парней, — один в штатском, другой в знакомой светлой форме при петлицах, — переглянулись.
— Дерево больно толстое, — ухмыльнулся «штатский», — боялись, не услышите.
Второй — тот, что в форме, глядел серьезно. Осмотрел кабинет. Заметив Симу, неодобрительно дернул губами:
— На два слова, товарищ Москвин. Пожалуйста, в коридор.
Весельчак, закрыв дверь, развернулся, стер с лица улыбку.
— Товарищ Москвин, прошу одеться и пройти с нами. Вам велено передать…
Замолчал, на второго взглянул. Тот шагнул ближе:
— Слова из песни. «Мне зелено вино, братцы, на ум нейдет. Мне Россия — сильно царство, братцы, с ума нейдет.»
Бывший старший уполномоченный вздохнул:
— Ах, тошным мне, доброму молодцу, тошнехонько,
Что грустным-то мне, доброму молодцу, грустнехонько
Гостей он ждал ближе к вечеру, но кто-то оказался слишком нетерпелив.
— А купил бы, братцы, на Пожаре три ножика,
А порезал бы я, братцы, гончих-сыщиков
Не дают нам, добрым молодцам, появитися,
У нас, братцы, пашпорты своеручные,
Своеручные пашпорты, все фальшивые.
Машина Бокия приткнулась к стене собора. Шторки закрыты, возле капота — крепкий детина в белом полушубке. Обыскивать не стал и документ не спросил, лишь взглянул очень внимательно. Подумав немного, пожевал губами, словно сомневаясь, наконец указал на заднюю дверцу:
— Сюда! В салоне не курить, голос не повышать, обращаться: «Товарищ Бокий» или «Товарищ Председатель Государственного политического управления».
Леонид, не став спорить, взялся за блестящий металл, открыл дверцу. Изнутри пахнуло теплом и бензиновым духом.
— Здравствуйте, товарищ Председатель Государственного политического управления!
Бокий, взглянув угрюмо, подвинулся, освобождая место, руку протянул.
— И тебе, Леонид Семенович, не болеть. Зря я тогда не настоял, чтобы тебя к нам вернули. Было бы одной проблемой меньше.
— Есть человек — есть проблема, — охотно согласился бывший старший оперуполномоченный. — Нет человека — нет проблемы.
Бокий взглянул недоуменно, и Леонид поспешил пояснить.
— Так о товарище Сталине говорят, о его кадровой политике. Когда Иосиф Виссарионович узнал, то очень обиделся.
Председатель ОГПУ неодобрительно покачал головой:
— Шутки у вас в ЦК… Человек есть — и проблема тоже есть. Леонид Семенович, ты помнишь Москвина? Ивана Москвина, он при тебе был заведующий отделом Петроградского комитета? Иван Михайлович, белесый такой, голову бреет. Он потом стал секретарем Северо-Западного бюро.
Леонид задумался, но ненадолго. Усмехнулся. «Надеюсь на ваш опыт, товарищ Москвин!» Еще один знакомец Черной Тени.
— Я его недавно у товарища Каменева встретил. То-то, показалось, что лицо знакомое! К нему Лунин, который Николай, по фамилии обращается, а я понять не могу. Интересно, он — настоящий Москвин?
Отвечать Председатель ОГПУ не стал. Сунул руки в карманы шинели, отвернулся.
— Мы с твоим начальником, с Кимом Петровичем, договорились. Я не буду вмешиваться в его дела, но за это получу определенные гарантии. В будущем — членство в Политбюро, а сейчас — контроль над Орграспредотделом. Заодно почищу там все до белых костей, так что Киму одна только выгода. Сам я в Генеральные не собираюсь, но Орграспред — это действительно гарантия от случайностей. Иван Москвин — мой друг, и, кстати, очень хороший работник. Кандидатура на заведование отделом уже согласована в Политбюро…
Бокий замолчал, потом резко повернулся:
