Артём Рыбаков - Игрушки. Выше, дальше, быстрее
– Так, боец, … Хотя нет, тут двое нужны. Вы двое, – я ткнул рукой в «молодых», – принесите из сарая кадушку с «живицей».
– С чем?
– Городской, что ли? – спросил я.
– Да. Из Москвы.
– Это хорошо, земляк, значит. Сержант, покажите им кадушку – это уже Несвидову.
Когда бойцы под чутким руководством сержанта притащили не такую уж и легкую кадушку, я взял один из «попорченных» мундиров и расстелил его на траве.
– Так, лейте смолу на него. Тонкой струёй.
Когда смола тонким слоем покрыла сукно, я остановил бойцов. Трошин задумчиво глядел на все эти непонятные манипуляции. Взяв пару горстей ржавых гроздей, я высыпал их на смолу, а потом добавил и все собранные гильзы. «Хм, маловато будет» – подумал я. В этот момент Трошин, видимо решил, что с него хватит:
– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, а зачем всё это?
– Это, товарищ Трошин, осколочная матрица.
– Что?
Я добавил ещё металлических обломков, после чего сложил мундир пополам, так, чтобы смола и металл остались внутри. Повернувшись к бывшему майору, сказал:
– Смола немного подсохнет, и матрица будет готова.
– Да, но зачем?
– Накладываем получившийся пакет на любой заряд взрывчатки и… Дальше рассказывать надо?
– Нет, не надо – ответил экс-майор, рассматривая меня с каким-то новым выражением на лице.
– Да, кстати, оторвите у мундиров рукава – они для накладных зарядов подойдут. И пуговицы спорите – как шрапнель будут. – Подумав, я усмехнулся, – а представьте, найдут они немецкого солдата, с немецкой пуговицей во лбу. Сюрреализм, да и только!
Все рассмеялись, а Трошин посмотрел на меня с ещё более удивлённым видом. Наверное, я его «сюрреализмом» так зацепил.
– Подождав, пока бойцы отсмеются, я направил двоих за кадушками, а сержанта – за взрывчаткой. Когда четыре единицы бочкотары были доставлены, я велел рядовым проделать отверстия в днищах кадушек, причём, точно по центру:
– А как это сделать, вам расскажет боец Трошин, он в тригонометрии дока! Тут один из солдат, принёсших деревянную тару, спросил:
– Товарищ старший лейтенант госбезопасности, а там немец на стене висит, вы что с ним делать будете?
– «Выпотрошим». На лице бойца появилось выражение ужаса.
– Тьфу ты, это жаргон такой, разведывательный. «Выпотрошим» означает, что мы его допросим в быстром темпе.
– А, тогда понятно… – неуверенно протянул боец.
Очень удачно в этот момент на дороге показался Тотен, только что сменившийся с поста.
Увидев меня, он радостно замахал рукой. Когда Алик подошёл к нам то сразу же начал расспрашивать, как прошёл бой.
– Нормально. Они и дернуться не успели. Всех положили, кроме одного. И ты нам нужен. Сейчас допрашивать будем.
Заглянув в «штаб», я попросил Бродягу продолжить изготовление фугасов, а сам, вместе с Фермером и Тотеном, пошёл за выгородку к немцу. Тот по прежнему висел на крюке, правда, судя по тому, как его скособочило, мышцы спины у него уже болели не по-детски.
– Guten Tag – поздоровался вежливый Тотен. «Он бы ему ещё располагаться поудобнее предложил», – подумал я.
Немец презрительно посмотрел на нас. Ну ещё бы, ведь в плен он попал по ошибке.
– Sprechen sie Russisch?* – начал Тотен. Ответом была презрительная улыбка
– Woher kommen Sie?** Та же реакция.
– Тох, объясни клиенту, что он неправ! – Похоже, командиру быстро надоело хамство пленного.
– Грубо или больно?
– Больно.
Подойдя к пленному, я хлестко, с оттягом, расслабленной кистью ударил немца по рёбрам. Он взвыл, и попытался брыкнуть меня ногами, чем ещё больше усилил боль в напряжённых межрёберных мышцах. Глухо охнув, он повис на крюке. Кивком предложив Тотену продолжать, я отошёл на пару шагов.
– Woher kommen Sie? Nennen Sie das Dorf, die Stadt?*** Немец продолжал молчать. Ещё один хлёст по рёбрам. Вой.
В задумчивости отойдя на пару шагов, я начал напевать одну из своих любимых песенок Komm schlie? die Augen glaube mir Wir werden fliegen Эbers Meer Ich bin nach Deiner Liebe so krank Die sich an meinem Blut betrank*
Пленный вздрогнул и пристально посмотрел на меня. Не знаю, что он там подумал, наверное, решил, что я кровавый маньяк.
– Алик, переведи обер-пионеру Штрауссу, что это гестаповцы приезжали к нам, в НКВД, на стажировку, а не мы к ним… – я решил ещё немного понагнетать обстановку. (Вы можете спросить у меня, откуда я знаю, как зовут пленного. А я отвечу: «так документы его у нас».) Алик послушно перевёл.
– Кстати, господин Штраусс, а вы знаете, какое у этого милого переводчика прозвище среди своих? Переводи, Алик, не тормози. Тотенкопф!
Тотен поперхнулся, а Фермер в углу неопределённо хмыкнул, скорее всего, он несколько обалдел от моей креативности.
– Итак, вы будете отвечать Штраусс, или предпочтёте, чтобы в письме вашим родным было написано: «К сожалению, голову вашего сына мы так и не нашли… А тело было опознано по прибитому гвоздём жетону»? – «О боже, что же я несу то!» – возникла в голове мысль
Но, после перевода последней фразы, немец открыл рот и «запел». Алик только и успевал переводить. «Да, надо учить немецкий, а то вообще ни черта не понимаю» – пронеслось в голове, – «а то английский – в совершенстве, по-испански могу читать и худо-бедно объясняться, а по-немецки – только понимать отдельные слова. Да и то, разборчиво напечатанные».
Далее, чтобы не утомлять читателя иностранным языком, приведу уже перевод.
– Мы приехали из Zaslavl.
– С какой целью?
– Нашему, 173-му отдельному сапёрному батальону приказали привести в порядок Старую Дорогу (шоссе Молодечно-Минск). Местные жители сообщили, что здесь мы можем достать Terpentin*** (Тотен не знал этого слова, но я, как химик-органик по первому образованию, знал.) Он нам нужен для покраски. Лейтенант Баер, он ехал в первой машине, для охраны взял с собой всё наше отделение. Мы также должны были установить возможность использования этой Teerbrennerei (переводчик тоже не знал значения этого слова, но по пометке на карте я понял, что это, скорее всего, «смолокурня») для нужд вермахта.
– Когда в части ожидают вашего возвращения?
– Не раньше восемнадцати ноль ноль. – Я бросил взгляд на часы, стрелки показывали половину первого.
– Какие ваши подразделения находятся в командировках? – я поймал вопросительный взгляд командира и сделал ему успокаивающий жест рукой. Мол, «всё в порядке».
– Господин офицер, я всего лишь солдат… – казалось, что этот долговязый немец сейчас заплачет.
– Sie lugen! Antworten*****! – гаркнул я Немец вздрогнул и продолжил:
– Я не знаю, господин офицер, я, правда, не знаю! Я только слышал от приятеля из второго взвода, что завтра они должны поехать в посёлок Боубли, чтобы подлатать там мост. Он говорил, что его немного повредили во время наступления – местами сожгли настил. И ещё, что они там будут осматривать бетонные укрепления русских. Я бросил выразительный взгляд на Фермера.
– Как зовут командира этого взвода?
– Обер-лейтенант Бронски. Повернувшись к командиру, я спросил,
– Саш, вы ещё его потеребите, а то я что-то подустал, да и в деревню собираться надо, за жрачкой.
– Да, конечно, иди. Неплохо у тебя вышло для первого раза.
На дворе Саня-Два заканчивал доделывать фугасы. Увидев меня, он махнул рукой, подзывая.
– Тоша, ну как там?
– Всё путём. Раскололся. Но вот связанных бить не могу, не моё это.
– «Надо, Федя. Надо!» – процитировал Бродяга старую комедию
– Да знаю, что надо, но воротит. Но я его и так уболтал. Да, чуть не забыл, как ты думаешь, в чём мне в деревню пойти? Во «флеке», я думаю, не стоит.
– Точно, не стоит. О, я, когда с рацией возился, на чердаке хламиду холщовую нашел. Она немного смолой заляпана, так я думал, как растопку использовать. Сходи, возьми.
В сарае я встретил Люка, который, следуя старому солдатскому правилу, отдыхал – пока можно.
– Ну что там? – поинтересовался он.
– Немца разговорили.
– И что сказал интересного?
– До вечера их не хватятся.
– Эт хорошо. Эт приятно. Работать когда будем?
– Я думаю, вечерком. Сначала с окруженцами вопрос решить нужно.
– А чего там решать. Их обучить мальца, и в бой.
– Не всё так просто. Они по уставу партизанить могут только в самых-рассамых случаях.
– Дикие люди – дети гор! – определённо мои друзья – большие поклонники Гайдая.
– А ты что делать собираешься? – продолжил Люк.
– В деревню с Казачиной пойдём. За хавчиком. Вот только на что менять – ума не приложу.
– А на это! – В руках у Люка появились наручные часы.
– Откуда дровишки?
– Да ещё вчера, когда тех немцев прятал – с документами отжал. Не с Джи-Шоком же на руке рассекать.
– Верно. Угости сигаретой, я свои в штабе оставил.
Мы покурили Саниного «Беломора». Не удивляйтесь, он всегда его на выезды берёт. Привычка такая у человека. Потом я искал «хламиду». Нашёл. Да, если это – «немного смолой запачкано», то я – Дэн Сяо Пин. Ну, ничего, издалека за крестьянина сойду. Поменяв куртку на это «нечто», я задумался о штанах. Мои понтовые «немецко-спецурные» брюки плохо гармонировали с остальным нарядом. О, есть идея! У меня в бауле треники лежат. «Пумовские», темно-синие. Так, и ботинки на кроссовки махнуть надо.
