Игорь Пронин - Наполеон. Книга 1. Путь к славе
В особняке Богарне, между тем, наконец узнали подробности происходящего в центре города. Новости принесли несколько гостей из числа аристократов, и новости были для них скорее печальными: все они в глубине души сочувствовали мятежникам.
— Но чего хотели эти буржуа?! — Богарне схватилась за сердце. — Я еще могу понять, когда на штыки кидаются бедняки. Но мои добрые парижане! Пусть им не нравился король, пусть они считали, что у дворян слишком много прав, но теперь-то свобода и равенство!
— Думаю, им не нравился Баррас и то, как он разграбляет свою страну, — прошептал за ее спиной знакомый голос.
Богарне с испугом обернулась и увидела появившегося Колиньи. Он поцеловал ей руку, незаметно подмигнул и отошел к другим гостям. Жозефина перевела дух и тут же едва не вскрикнула — рядом с ней оказалась Мари.
— Девочка моя, как же ты иногда умеешь подкрасться! Ты слышала? — шепотом спросила она. — Этот Колиньи просто ненавидит моего Барраса.
— Колиньи кажется мне непростым человеком. — Мари говорила искренне. — Мне было бы легче, если бы вы реже его приглашали.
— Приглашала?.. — Богарне прикусила губу. — Ох, главное, что войска правительства побеждают. Всем руководит этот… Ты не запомнила фамилию?
— Наполеон Бонапарт, — подсказала Мари. — Герой и генерал, еще очень молод. Я случайно с ним знакома.
— Надо обязательно пригласить его после победы. Вообще надо устроить банкет! — Мысли Богарне свернули в привычное русло. — Так, подожди… Но ведь Анны нет! Где та твоя родственница?
— Да что-то задерживается, — признала Мари, не сдержав обиженной гримасы. — Пойду постою у дверей, она вот-вот должна быть.
Предчувствие не обмануло девушку — новая служанка уже входила в ворота. Это был Антон Гаевский, пятнадцатилетний подросток, который еще совсем ребенком сбежал из отцовского дома в Европу в поисках приключений. К тому времени, как его встретил Дюпон, Антон успел проникнуться идеями французской революции и совершенно не собирался домой, лишь иногда посылая родителям весточки. Россию он теперь считал тюрьмой и деспотическим государством, а Францию — самой прекрасной страной в мире. Гаевский заинтересовал Дюпона, потому что оказался явным беспредметником. Промышляя не воровством, а мелким жульничеством, он переодевался то в женщин, то в стариков и делал это совершенно виртуозно. Слишком виртуозно даже для опытного актера. Гаевский буквально становился тем, кого играл. Особенно поражала его способность менять голос. Он мог говорить и как ребенок, и как женщина, и как матрос — пропитым хриплым басом. Все это давалось беспредметнику удивительно легко.
— Привет, крошка! — поздоровался с Мари Гаевский, хотя сам был лишь ненамного выше ростом. — Начальник подсунул мне паршивую работенку, но хоть ты иногда будешь приходить.
— Голос измени! — потребовала Мари. — А работенки и у меня бывают такие, что самой противно. Что в городе? Ты ведь наверняка прошел мимо Конвента?
— Там страшно. — Антон послушался и теперь говорил женским голосом. — Правда страшно. Толпа уже разбежалась, но драка продолжается. У восставших есть резервы, я видел, как они подтягивали их к церкви. Но и этот корсиканец хорош! Его пушки просто виртуозно стреляют.
— И все-таки Баррас победит, — облегченно сказала Мари. — Что ж, это прекрасно. Идем, я представлю тебя хозяйке.
Богарне понравилась стройная, чуть смуглая брюнетка с серыми глазами. Жозефина немного поговорила с девочкой, и Гаевский рассказал ей заранее придуманную историю. В Провансе, как и во многих районах Франции, действовали многочисленные банды, и сирот по всей стране хватало.
— Пусть остается, — решила Богарне. — Мишель, расскажи Веронике про ее обязанности.
Не успел еще Гаевский уйти, как в комнате появились Колиньи и графиня Бочетти. Жозефина чуть поморщилась: она не любила обоих. Но Колиньи имел компрометирующие ее письма, да и вообще был страшным человеком. Итальянка же, недавно появившаяся в Париже и блиставшая в салонах, пришла сегодня с ним, в результате приходилось терпеть обоих.
— Боюсь, Мари, мне придется поговорить с ним. Иди, развлеки эту Бочетти.
Колиньи сразу шагнул навстречу Жозефине и отвел ее в сторону.
— Быстро отвечай: что ты знаешь об этом Бонапарте и, самое главное, с чего это Баррас назначил его командовать усмирением мятежа?
По тому, как больно стиснули ее локоть пальцы Колиньи, Богарне поняла, что тот сильно чем-то расстроен.
— Я ничего не знаю о нашем спасителе, — язвительно сказала она. — И Баррас, кажется, при мне о нем никогда не упоминал. Хотя постойте… — Она сделала вид, что припоминает. — Вот! Говорят, он корсиканец!
— Проклятье! — Колиньи отпустил ее руку и натянул на лицо вежливую улыбку. — Не знаешь, так узнай. Я хочу знать, кто подсунул Баррасу этого артиллериста.
Колиньи заплатил многим генералам, состоявшим на службе у Конвента. Мятеж просто обязан был удаться, но как из-под земли появился корсиканский генерал, который совершил то, что до него не делал никто в мире. Расстрел толпы из пушек! Это было фантастически смело, такого никто не предусмотрел. Впрочем, Бонапарту повезло: ночью Колиньи приказал перехватить пушки, как только узнал, что их везут к Конвенту. К сожалению, сделать это вовремя не удалось. Теперь бой в центре Парижа продолжался, но Колиньи давно все стало ясно.
— Сегодня вечером я хочу устроить банкет в честь нашей победы. — Богарне особо подчеркнула слово «нашей». — Конечно, я передам Полю, чтобы он обязательно пригласил Бонапарта. Не знаю, придет ли он… Надеюсь, его не ранят, но, возможно, он сильно устанет после сражения.
— Какая ты заботливая! — осклабился Колиньи. — Я тоже приду. Познакомишь нас.
Мари, улучив минутку, убежала в одну из комнат, неофициально закрепленную за ней. Здесь, в специальном тайнике, она хранила некоторые вещи. Нашелся и костюм оборванки. Босиком, незаметная для других, словно привидение, Мари покинула дом и побежала на звуки выстрелов — она тоже хотела посмотреть, что происходит. Сначала она лишь видела множество раненых и слышала страшные рассказы, но когда добралась до центра, едва не была снесена бегущей навстречу толпой. Пушки, судя по крикам, передвигались едва ли не стремительнее людей, загоняя мятежников в тупики, прижимая к стенам и тут же расстреливая картечью.
Когда толпа рассеялась, а солдаты на улице так и не появились, Мари осторожно двинулась дальше. Так она и встретила Остужева — слегка помятый, но не раненый, он сидел за перевернутой повозкой с мушкетом в руках.
— Что вы тут делаете, Александр?
Он так вздрогнул, что едва не выпалил из мушкета.
— Мари! Да как вам удается быть столь незаметной!
— Зато вы очень заметны. Что будете делать, если появятся солдаты? Станете в них стрелять? Вы решили поддержать мятеж? Самое время, должна заметить.
— В такие моменты без оружия я совершенно беззащитен. — Остужев покрутил в руках мушкет и осторожно положил его на землю. — Наверное, вы правы — нехорошо, если правительственные войска застанут меня с оружием в руках.
— В руках? — Мари принялась ощупывать его сюртук. — Я знаю, как ведут себя правительственные войска. Если у вас есть пистолет в кармане — выбросьте немедленно, или вас расстреляют!
Остужев пытался вырваться, но это оказалось невозможно. Обнаружив припрятанное оружие, Мари не отставала от Александра до тех пор, пока он не сдался. Передвигаться же, как объяснила девушка, ему следовало, ни в коем случае никуда не прячась.
— Поймите, в этих домах, в скверах, среди остатков баррикад сейчас остались еще стрелки, пуль которых солдаты боятся больше, чем многотысячных толп. Каждый, кто прячется, — враг. Идите по середине улицы и примите как можно более глупый вид, вот и все. А будете разговаривать с солдатами, так выжмите из себя хоть немного акцента. Возможно, вас арестуют, но хоть на месте штыком не пырнут.
— Но вы! — Вообще-то Остужев, едва не попавший несколько раз под залпы, уже собирался вернуться к Штольцу. — Но вы, Мари! Куда вас черт несет, да еще в таком виде?
— Должна я хоть одним глазком посмотреть, что вытворяет наш корсиканский друг? — Мари пошла дальше, на звуки выстрелов. — А то все будут рассказывать небылицы, а я как же? Даже не пытайтесь меня остановить.
Остужеву пришлось пойти с ней. Но прогулка продлилась недолго: выйдя из-за угла к церкви Святого Роха, они увидели на паперти нечто такое, отчего Мари сперва застыла, а потом, порывисто обернувшись, прижалась к Остужеву. Он и сам не сразу понял, что видит. Какой-то красной кашей с разноцветными вкраплениями было залито все, включая ступени, а стены церкви забрызганы на высоту в два человеческих роста.
— Поднимите руки! — От группы перекуривавших рядом солдат отделились двое и бежали к парочке, целясь из ружей. — Оба поднимите руки и покажите лица!
