Борис Громов - Терской Фронт
– Так что там с обедом?
– Садись за любой стол, сейчас все будет, – отвечает тот.
И впрямь, буквально через минуту из двери, ведущей, судя по запахам, из-за нее доносящимся, на кухню, выплывает монументальная женщина с большим деревянным подносом в руках. Ох, блин! С таких, наверное, при Советском Союзе статуи колхозниц и прочих строительниц коммунизма лепили. Настоящая казачка: красивая, статная, крепкая. Из тех, что любого коня одним ударом с копыт свалят и горящую избу по бревнышку раскатают. Валькирия! Будь она лет на двадцать моложе – влюбился бы!
А борщ хорош! Горячий, густой, наваристый, с помидорами, бордовой свеклой и пережаренным лучком, с кусочками нежной свинины, заправленный домашней сметаной и посыпанный свежей, душистой зеленью. Вкуснотища! Меня похожим в детстве бабушка кормила. Как она любила говаривать; 'Первое отличается от второго только тем, что ложка, которую воткнули в тарелку с борщом, через пару минут все-таки упадет'. Да уж, у местных поваров, похоже, подход к вопросу близкий. И это правильно!
От приятных ощущений и детских воспоминаний меня отвлекает кожанно-камуфлированный 'колобок', нависший над моим столом и вперивший в меня нахальный взгляд.
– Эй, слышь, а ты кто такой вообще будешь?
Вот, блин, накаркал! Началось. Поднимаю глаза от тарелки и пристально смотрю на 'колобка'. Нет, ну до чего же он на дешевых 'быков' эпохи раннего капитализма похож. Ему б еще пару 'гаек' золотых на растопыренные веером пальцы.
– Ты забыл сказать 'в натуре'…
– Чего? – не понял тот.
– Да ничего, а кто ты есть, чтоб спрашивать? – начинаю 'давить' я, вставая со скамьи и распрямляясь во весь свой немаленький рост. Продолжая сверлить его злым взглядом, подхожу почти вплотную. Мой 'оппонент' внезапно осознает, что не так уж он велик и широкоплеч, как ему казалось еще минуту назад и начинает вертеть головой, в поисках поддержку. Безуспешно. Парни в 'горках' свою беседу прервали, но смотрят на происходящее просто с интересом, как на представление и на выручку явно не спешат. Зато за стойкой подобрался Кузьма.
– Толя, а ну-ка отвали от человека, не ищи горя!
– Да ладно тебе, хозяин, не беспокойся, – широко улыбаюсь ему я и добавляю уже специально глумливым тоном. – Деточка ошиблась, сейчас прощения попросит, и разойдемся миром.
Такого 'бычок' простить уже не может. Его левая ладонь сминает в комок футболку у меня на груди, а правая, сжатая в кулак, уходит в могучий, аж от уха, замах. Нет, ребята, я так не играю! Таких идиотов даже бить не интересно! Кто ж тебя, оболтуса, драться учил?! Отражению такого 'нападения' в милицейской 'учебке' на первых же занятиях по физподготовке обучают. Обеими руками обхватываю его левую ладонь, слегка выкручиваю ее, а вместе с ней и всю левую руку против часовой стрелки. Слегка доворачиваю корпус. Левая рука продолжает удерживать запястье в захвате, а локтем правой резко провожу расслабляющий удар в горло. И тут же сажусь на корточки, прижимая его руку к своему бедру подмышкой правой руки, а левой рву его руку вверх. Это описание приема выглядит длинным, а вот на его проведение у подготовленного человека уходит не больше полутора секунд. Локоть рычагом на излом – это очень больно, мало того, если я еще хоть чуть-чуть поднажму, то выломаю 'бычку' локтевой сустав, оставив его на всю жизнь инвалидом. Враз потерявший весь гонор 'оппонент', упав на колени и грохнувшись лбом об пол, надсадно хрипит от боли. Он может и рад заорать во всю глотку, да вот разбитое моим локтем горло не позволяет. Как говорится, чистая победа. Хотя нет, этот кабан, падая, умудрился цепануть мой стол. И теперь я имею возможность наблюдать растекающиеся по полу остатки борща и лежащую посреди осколков тарелки румяную отбивную, заляпанную картофельным пюре. Вот, блин, и покушали!
– А вот это уже интересно, – слышу я со стороны ведущей к номерам лестницы. – А мне казалось, что боевому самбо только бойцов ОсНаза учат.
Не отпуская захвата, поворачиваю голову на голос и вижу облокотившегося на перила широкоплечего бородача с интересом глядящего на нашу возню.
– Ты, парень, отпустил бы Толю. Он хоть и придурок редкостный, ежели начинает без повода на незнакомых людей буром переть, но все же НАШ придурок. А ты тут чужак и если его искалечишь, то мы можем расстроиться.
– Да ладно, – я отпускаю захват и, даже не глядя на подвывающего противника, делаю пару шагов в сторону лестницы, – не очень-то и хотелось. Но Толик ваш и впрямь, кретин. И это не оскорбление. Это медицинский диагноз. Причем кретин весьма невежливый. Поесть не дал, настроение испортил. А если, скажем, я… эээ… расстроюсь, а?
– Что, такой серьезный парень? Знаешь, не обижайся, но я просто вынужден хоть и в более вежливой форме повторить вопрос Анатолия Кто ты такой и кто за тебя что сказать может? Кто тебя знает?
– Я знаю.
Все, включая меня, оборачиваются в сторону входной двери. Там, на пороге, стоит тот самый лейтенант с фигурой шифоньера, что сидел в 'дежурке' Комендатуры.
– Этот парень сегодня утром в Науре пятерых 'волчат' из Итум-Кале угрохал. И Старосельцева с семьей от смерти спас. Один. А вот за Толей вашим, ты уж Убивец не обессудь, кроме двух пьяных драк, я особых подвигов не припоминаю. Пойдем, Михаил Николаич, – говорит он уже мне, – там Комендант вернулся, пообщаться хочет. Срочно.
Ага, значит этот бородатый и есть предводитель здешних Вольных Стрелков Костя Убивец. Вот и познакомились, блин. Ну, делать нечего, от приглашения местных властей, да еще переданного столь крупногабаритным и серьезным посыльным, отказываться не стоит.
– С тебя отбивная с картошкой, клоун, – негромко, но отчетливо говорю я, проходя мимо баюкающего руку Толи, и выхожу на улицу вслед за своим шкафоподобным провожатым.
Да уж, как-то не задалась у меня попытка знакомства, интересно, а что ждет меня по возвращении из Комендатуры?
Комендант Червленной капитан Костылев понравился мне сразу. Высокий, чуть пониже меня, а мою светлость природа и родители одарили почти двумя метрами роста, широкоплечий, мускулистый, не такой, конечно, огромный, как лейтенант из 'дежурки', но мне в габаритах не уступал точно. Мужественное загорелое лицо, волевой подбородок, пристальный взгляд чуть прищуренных серо-стальных глаз. Черный прыжковый комбинезон с подвернутыми до локтей рукавами. На груди – два ряда орденских планок. Сходу подмечаю приметные колодки медали 'За отвагу' и двух орденов Мужества. Остальные выглядят незнакомо, хотя еще одна, судя по черно-золотистым полосам, принадлежит 'Святому Георгию'. Хотя, может я и ошибаюсь и георгиевской лентой тут обозначают на орденской колодке совсем другую награду. В любом случае, дядя, похоже, героический, не из штабных. Внешне капитан чем-то неуловимо похож на моего армейского ротного, погибшего в 96-м в Грозном. Сразу видно, мужик серьезный и правильный.
– Здравия желаю, товарищ капитан. Вызывали? – замираю я на пороге его кабинета.
– Вольно, – улыбнувшись, машет он рукой в ответ. – Не вызывал, а пригласил для разговора. Ты мне не подчиненный, так что во фрунт тянуться не надо. И по званию не обязательно, можно просто Игорь Васильевич. Присаживайся.
Сажусь на стоящий у окна жесткий стул. Хозяин кабинета остается на ногах и не спеша, прохаживается туда-сюда, заложив руки за спину.
– Ну, о героических подвигах твоих я уже наслышан. И Петрович на въезде просветил, и тут народ треплется вовсю. Но хотелось бы все же услышать все от тебя, чтоб не создавать 'испорченного телефона'.
В очередной раз начинаю пересказывать историю наших со Старосельцевыми приключений, стараясь не задерживаться на нашем с ними знакомстве, чтоб не нафантазировать лишнего. Зато размолвку в Науре, из-за которой меня якобы ссадили и сам бой расписываю во всех подробностях. Тут опасаться нечего: перестрелка с боевиками имела место быть на самом деле, а любая ссора – дело такое, в ней каждая сторона считает себя правой и мелкие расхождения никаких подозрений не вызовут. В конце, на всякий случай, рассказываю и о 'маленьком недоразумении' в 'Псарне'. Мало ли, что ждет меня по возвращении. Надо постараться заранее обезопасить себе тылы, изложив Коменданту свою версию событий пока еще есть такая возможность. А то, не дай бог, закончится все большой дракой, а то и стрельбой… Тогда точно доказывать что-либо будет поздно. Они местные, я пришлый, этого будет вполне достаточно.
– Ясно, – задумчиво тянет Костылев. – Насчет 'Псарни' сильно не волнуйся, Костя Убивец и Кузьма Четверть мужики спокойные и разумные. Бардака не допустят. А заняться вообще у нас чем думаешь?
Нет, похоже, этот вопрос так и будет меня тут преследовать!
– Не решил пока. Осмотрюсь, прикину. Сперва хотел к Убивцу в команду проситься, но теперь даже не знаю. Карташов на въезде к себе приглашал, в Дорожную Стражу, а может, вообще в Ханкалу подамся, там, вроде, хорошие деньги платят. Опять же, – я с хитрой ухмылкой смотрю на капитана, – у вас в Охранной Роте, говорят, вакансии имеются… Одним словом, вариантов – тьма. Даже не знаю, какой и выбрать. Пока возьму небольшой тайм-аут, огляжусь, определюсь.
