Василий Звягинцев - Не бойся друзей. Том 1. Викторианские забавы «Хантер-клуба»
Как раз на этот исторический период пришёлся тот возраст Президента, когда в человеке сочетается всё самое лучшее – молодость, достаточная эрудиция, незашоренный ум, эмоциональность, уже избавленная от юношеской восторженности и щенячьего энтузиазма. Хорошо он помнил пресловутую «перестройку» и всё дальнейшее. И сейчас склонен был думать, что, появись эти или другие «пришельцы» двадцатью годами раньше, лучшего варианта, как подчинить своей воле всего лишь одного человека и заставить его действовать по своему сценарию, они бы придумать не смогли. Дальше система заработала бы сама. Сигнал на входе, ожидаемая реакция на выходе. И никаких тебе социальных потрясений, войн и революций. Всё идёт по плану, строго по плану, непременно «в духе решений» съездов и пленумов.
Сам он в роли тогдашнего генсека оказаться бы не хотел. Но вот в состоянии ли он в одиночку противостоять подобному, если это не конспирологическая фантазия, конечно, а суровая действительность?
Выдержит не выдержит, а деваться некуда. Он тоже на свой пост определён, не только чтобы протокольные мероприятия проводить, ленточки разрезать и ордена раздавать. Возложена и на него некая миссия, если из сотен тысяч ровесников, не худших, в чём-то наверняка и лучших, именно он сидит в этом кабинете и мучается «проклятыми вопросами». Как командир попавшей в окружение армии. Выбор есть. Один – генерала Власова. Другой – генерала Кирпоноса[31]. Но были ещё и третьи. Из окружений выходили, абсолютно безвыходные ситуации в свою и Отечества пользу превращали, маршальские погоны всего через три года получали. Вот он и постарается быть «третьим». А малоизвестная пьеса Константина Симонова называется «Четвёртый». Там тоже интересный вариант поведения обычного человека рассматривается.
Он поднялся из-за стола в состоянии весёлой бодрости. Интеллектуальная задача решена – и, кажется, неожиданным, изящным способом. Мыслей читать «друзья-пришельцы» наверняка не умеют, мысль – слишком неформализуемый объект, а вот в словах, произнесённых даже с самыми верными друзьями наедине, нужно быть предельно осторожным. Имея в виду всё те же технические возможности своих партнёров.
Президент отправился в спортивный зал и целый час приводил себя в нужное физическое состояние сначала боксом на специальных тренажёрах, умеющих при неверном выпаде дать сдачу не хуже Майкла Тайсона, потом в бассейне.
На ближайшие двое суток он решил удалиться от текущих дел, благо отчёта давать не имел необходимости никому. «Желаю поработать с документами», как говаривал один из его предшественников на этом посту. А ещё более ранний тиран и диктатор выезжал на свои дачи, хоть подмосковные, хоть кавказские, вообще никому ничего не объясняя. Не царское это дело.
«На хозяйстве» есть кого оставить, остальное – моя компетенция.
У Президента, как у любого нормального руководящего лица этого уровня, имелся собственный, «внутренний», так сказать, «кабинет». Или – «Совет безопасности», ни в каких законах и уложениях не прописанный. Тесный круг личных друзей, заведомо не связанных ни с какими другими структурами отношениями финансовыми или политическими. Чем Президент втайне гордился. Не каждому правителю удаётся подобным образом подкрепить собственную должность.
Сталин, неожиданно часто приходящий сегодня на память, первым делом избавился от всех людей, знавших его в предыдущем качестве, имевших моральное или какое-то другое право считать его «обычным человеком», с которым можно говорить на «ты», знать и помнить слова и поступки из совершенно другой реальности. В качестве каприза тиран мог позволить кое-кому из них жить, иногда даже неплохо, но всё равно – это была жизнь канатоходца на проволоке. Нет, не так, намного хуже. Что канатоходцу? Прошёл – не прошёл, упал – не упал, что заработал, то и заработал.
А вот если ты фактически первое, как Калинин, или второе, как Молотов, лицо в государстве, и всего лишь партийный секретарь, легитимной власти не имеющий, сажает твою жену (у обоих, кстати) в тюрьму на «десятку строгого». Твои действия?
Ты униженно кланяешься и соглашаешься. Вождь ведь оставляет тебя при должности и всех привилегиях, и ты это принимаешь. Иногда плачешь, как слабак Калинин, чугунно крепишься, как Вячеслав Михайлович. Посылки женам отправляете, а они, бывает, «не доходят» по причине «естественных почтовых трудностей» и «недоработок органов на местах». А ты служишь, «наступив на горло»… Чему, интересно? Маяковский – «собственной песне», а тысячи ближних слуг режима? Загадка истории или просто – психологии?
Казалось бы, на месте того же Молотова или начальника охраны Власика – пусть не золотой табакеркой, мраморной пепельницей в висок товарищу Сталину или из пистолета в лоб. И тут же по телефону объявляй о «постигшей нас невосполнимой утрате» и о том, что, несмотря ни на что, партия ещё выше поднимет знамя и ещё теснее сплотится…
Обдумывая следующий день, Президент очень много рефлектировал. Нормальная интеллигентская привычка, лишь бы она не заходила слишком далеко. Всегда есть рубеж, где надо переходить к действиям.
Не погружаясь ниже времён Петра Великого, соотносил текущие обстоятельства с опытом предшественников. Разница оказывалась исчезающе мала, если не обращать внимания на вполне несущественный антураж. И проблемы стоят перед Державой одни и те же, и способов их решения за пределами ранее использованных трудно придумать.
Президент, никак этого не афишируя, с момента прихода к власти свой идеал правителя (с поправкой на время, естественно) видел, скорее всего, в Николае Первом. Этот Государь, будучи очень интеллигентным и мягким от природы, по крайней необходимости санкционировал казнь всего лишь пяти главных «декабристов», и этого оказалось достаточно. Больше никаких заговоров и беспорядков в его правление не случалось. Вдобавок царь имел высшее инженерное, а не среднее военное, как другие самодержцы, образование, и все тридцать лет своего правления с утра до вечера работал, рассматривал и подписывал бумаги, путешествовал по стране, учил искусству управления своего наследника. И, что самое важное, не отдавался на волю бюрократии, предпочитая окончательные решения принимать самому. А чтобы держать собственную «вертикаль власти» под неусыпным контролем, были у него верные, без лести преданные друзья – Бенкендорф и Аракчеев, впоследствии незаслуженно ославленные, как и сам царь, либеральными историками.
Точно так и Президент: уже на подходах к должности он понял, что и как бы ни складывалось, близкие друзья у него останутся, причём останутся в прежнем качестве. Их было не так много, но каждый – только и именно друг. Не желающий извлечь какие-то дивиденды из прошлого, не стремящийся к постам и власти, не настроенный обогащаться сверх некоторого, довольно скромного уровня, дозволяющего определённый комфорт и независимость, но и не более того.
Исходя из личных качеств каждого, он предложил им государственные должности, внешне не слишком заметные, но с серьёзным «потенциалом влияния», особенно при согласованных действиях. Своеобразный «серый кабинет» во главе с «серым» же «кардиналом». Одни согласились, другие под разными предлогами отказались от официального статуса. Но при этом выразили готовность в случае необходимости помочь взлетевшему на вершину власти другу «словом и делом», «без гнева и пристрастия».
Пока что необходимости использовать эту структуру в полном объёме её возможностей у Президента не возникало, разве что примерно раз в месяц встречались в переменном составе неофициально, для обсуждения отдельных ситуаций, по которым у него не складывалось сразу собственного мнения. Но теперь он решил, что критический момент наступил. Доводить до сведения посторонних полученную информацию и суть непонятных, но уже вызвавших нервозность и напряжение в президентском окружении, правительстве и бизнес-сообществе событий он пока не считал нужным. Если всё же имеет место невероятно тонкая мистификация – стань она достоянием гласности, он рискует как минимум авторитетом в условиях и так достаточно нестабильной политической обстановки. Но если происходящее – правда, выпускать из рук сведения, способные перевернуть всё мироустройство, – та самая ошибка, которая хуже преступления.
Зато обсудить положение, в котором он (а точнее – все они) оказался, с близкими друзьями и выработать с их помощью линию поведения для следующей встречи с представительницей «Комитета по защите реальности» (надо же такое придумать!) – в самый раз. В его личную честность они поверят, никаких сомнений, а вот как истолковать случившееся и какие действия предпринять – станет ясно в ходе «мозгового штурма». Подобным образом у них было принято действовать со студенческих времен.
