Пётр Макаров - Часовщик
‑ Мудр ты, Семен Андреевич, аки змий. Там ведь и оброк сменять хорошо можно, так?
‑ Тише, сосед, тише, и змия не поминай, народишко всякий бывает. О том, чтоб оброк сменять, я давно сговорился уже. Казачки‑то сами пахать не могут, по их закону. Вот и меняют награбленное на хлеб, а когда к ним привозишь ‑ так цену хорошую дают.
‑ То‑то я гляжу, в Туле на торгу немного хлеба было. Но им же, вроде, от казны еще привозят?
‑ Привозят, конечно. Только не каждый год, да пока привезут, хлеб этот еще через столько рук пройдет, и к каждым что‑то да прилипнет. Вот и покупают. Я перед Пасхой собираюсь, поедешь? ‑ Поеду.
Так, за разговорами и планами добрались до Тулы. Семен зазвал остановиться, как раньше, в доме у его приятеля Мирона. За встречу напировались так, что утро наступило в полдень. Я еще неплохо себя чувствовал, благо не налегал на питьё, а Семен с Мироном Дмитриевичем еле встали. И Агафий тоже хорош. Однако, оклемавшись, поехали на торг.
Катерина в сопровождении Ибрагимыча почесала по лавкам за покупками, Семен с приятелем встретили еще одного друга, и намылились продолжить праздник. Чувствую, до самого смотра гулять будут. Позвали и меня, стал отговариваться необходимостью сбыть товар. Тут, соседушка мой разродился мыслью:
‑ Ты ж железо привез? А пластины для доспехов есть? Двое других гуляк смотрят с интересом.
‑ Да есть, есть. Думал, вдруг кто из бояр решит перед смотром куяк поправить, привез сотни три.
‑ Тогда пошли ко мне. ‑ Это уже Мирон. ‑ Покажешь, коли железо доброе, сговоримся. И среди остальных слух пустим, не у нас одних в пластинах нужда.
‑ Тогда найду, и с чего ссыпную внести. Не люблю в захребетниках сидеть.
Во дворе у Мирона, пока попробовали пластины, собралась не то, чтобы толпа, но человек десять разнокалиберных помещиков. Меня со всеми загульными церемониями представили свежеприбывшим членам братчины. Что интересно, нос от вчерашнего тяглового кузнеца никто не воротил ‑ здесь половина сами помещики в первом поколении. Разве что удивлялись, что сам в кузне работаю. Но тоже отнеслись с пониманием.
‑ А хорошее железо. Почем продашь, Олег? ‑ Это мы уже в бане пивком балуемся.
‑ Ну, тульская цена сейчас ‑ пять копеек за пластину похуже. Вам по четыре отдам, а коли кто потом прямо в поместье своего человека пришлет, за две пластины ‑ семь копеек.
‑ А выгодно ведь, когда и в братчине кузнец есть. ‑ Стефан, отъехавший в Московскую Русь из Литвы "бронный боярин", и вовсе не видит ничего зазорного в "черной" работе. Самому земельку пахать доводилось. Он и сейчас не шикует ‑ с одним ратником приехал, как и я. Скорее сожалеет, что сам не владеет каким‑либо прибыльным ремеслом. В ответ на его слова, команда отзывается одобрительным гулом. Слов не разобрать, наклюкались и пивом неплохо.
Поутру потянулись ко мне бояре ‑ гулянка гулянкой, а многие решили своих холопов защитить дополнительно. Да и себе тоже прикупить ‑ тот же Стефан на свой тегиляй нашивать бросился, не хуже швейной машинки. Сбыл две из трех сотен привезенных пластин, отловил Мирона.
‑ У тебя ведь здесь не осадный двор, Мирон Дмитриевич, постоянно здесь живешь?
‑ Да, мои земли недалече, поставил там только дом небольшой, да пару сараев для оброка, а сам в Туле всё время.
‑ Вот и славно. Есть у меня к тебе дело, рублей на десять в год.
‑ Железо своё сбывать хочешь? Так нет у меня лавки на торгу.
‑ Зачем на торгу? Купцы ‑ то тебя знают, найти тебя здесь во всякое время могут. Если помногу железа сбывать им, так тебе из Тулы куда удобнее, чем мне из поместья.
‑ Да разве это много, с одной кузницы, даже и большой, как у тебя?
‑ Я не всё привез. В эту зиму, каждый второй день, по пять ‑ семь пудов железа выпускать буду, если только холопов найду.
‑ Тогда тебе прямо к купцам надо. Я столько купить не смогу, даже что за месяц сделаешь.
‑ А ты не покупай. Ты, Мирон Дмитриевич, у меня товар возьми, да от моего имени и продай купцам. По чем с завода пойдет, я посчитаю, а с разницы четверть твоя.
‑ С разницы‑то почему? Давай с общей цены тогда, и десятую часть, как положено, а не четверть.
‑ Тоже верно. ‑ Я, по старой памяти, хотел выставить NET цену, но действительно ‑ зачем вводить новое понятие, пока у меня один посредник, и тот на паях? Рассчитать себестоимость можно, значит и минимальную цену тоже можно выставить так, чтобы после вычета Мироновой доли, не остаться внакладе.
‑ А от чего именно десятую часть хочешь, не восьмую, не двенадцатую?
‑ Так половина братчины через меня оброк продает. При наших невеликих поместьях, каждому расторговываться ‑ только время терять. И сразу уговорились ‑ десятая часть моя, так зачем я с тебя больше ломить буду?
‑ А за этот год ты всё распродал? Я бы хлеба взял, да всякого соленого‑моченого.
‑ Сговоримся.
Смотр меня не поразил совершено. Ну да, много народу ‑ человек двести‑триста явилось, считая боевых холопов. Но не то, что о единстве вооружения и брони говорить не приходится, вообще половина в явно трофейных доспехах, да еще отнюдь не новых. Нет, воевода и где‑то десяток помещиков покрупнее щеголяют добротными, затейливо украшенными бронями, дорогим оружием ‑ но основная масса вооружена, откровенно говоря, хреново. Как я понял из объяснений Семена, главный козырь у русской конницы, как и у татарской ‑ стрелы. Ближний бой здесь знают и уважают, но экономика среднего поместья не позволяет выставлять всех ратников в серьёзном железе. Вот те, кто удачно сходили в набеги на татар или Литву, могут купить брони получше. Ну, или действительно богатые помещики. Кроме того, есть и специфика противника ‑ конница у татар, в основном, легкая. И чтобы гонять её по степи, нужна столь же легкая своя. Вот когда схватка идет на лесных русских землях, да врага хорошо прижмут ‑ тогда средне бронированная, по немецким меркам, кавалерия богатых помещиков отводит душу. Еще против Литвы полезно таких держать, у тех есть свой бронированный кулак.
‑ Вижу, сдержал слово, Олег Тимофеевич. Даже и холопу бронь сделал. ‑ Воевода вполне одобрительно смотрит на нас с Саввой.
‑ Коней, гляжу, перед самым смотром купил? ‑ Вообще‑то я не планировал эту покупку, хотел запряжных выставить. Но расторговался удачно, Катерина еще не вошла во вкус шопинга, и я по неплохой цене взял пару татарских жеребцов. Не у татар ‑ просто один купец выставил на торг.
‑ Ладно. И воевода, кивнув писцу ‑ отметь, мол, засчитано, вызывает следующего.
Наша братина сегодня блистает неказистыми, но начищенными и местами новыми доспехами. Пить товарищи бояре закончили быстро, благо немного и запасено было. Всё остальное время посвятили торгам, приведению доспехов и оружия в порядок, ну и уже трезвым пересудам. Ожидалось, что вот‑вот великий князь бросит на Казань силы замосковских помещиков. Соответственно, если поход будет летом, возрастала опасность, что при набеге крымцев или литовцев Москва просто не сможет выставить помощь южным окраинам, то есть нам. Однако, пока и воевода не подтвердил ничего, и друзья ‑ москвичи тоже молчат. Впрочем, вхожие в княжьи палаты друзья есть, пожалуй, у воеводы, да еще может десятка человек. Так что пока питаемся слухами.
‑ Удоволили вы меня, бояре служилые. Завтра сюда же съезжайтесь, разложим, кому где службу нести.
... да Олегу Тимофееву сыну, да ... в дозор степной. От те раз, от те два. Только‑только на новом месте обустроился, считай, всего год прошел. "Мама, он и меня посчитал!"
‑ Не плачь, милая. Все службу несут, и я не хуже.
‑ Бо‑о‑о‑хлюп‑хлюп‑хлюп... Боюсь за тебя... Другие не первый год ходят, и то не все вертаются.
‑ Так я не один еду, пол‑смотра, почитай, в степь пойдет. Да и мне не впервой саблей махать. И не сейчас прямо поеду, еще пол‑зимы впереди.
‑ А‑а‑а... ‑ Вернусь. Обещаю тебе, родная, вернусь. Ты только жди, пройдет лето ‑ и вернусь. И нечего тут сырость разводить, дай я тебя лучше поцелую.
‑ Обещай... обещай, что вернешься.
Женщины, русские женщины. Матери, дочери, сестры воинов. Вы провожаете нас в неведомые вам дали ‑ и принимаете вернувшихся. Любых ‑ раненых, рубленых, пытанных, конями топтаных. И опять провожаете ‑ мужей, сыновей, братьев. На людях, едва слезу покажете ‑ но любой, кто отличен душой от полена, поймет, что творится в ваших сердцах, когда уходят и возвращаются назад кованые русские рати. Как же вас мало было там, в моем времени. Там русская общность, по сути, распалась ‑ и ценить стали просто добытчиков материальных благ. Не хочу никого судить, но свою судьбу и любовь я нашел здесь ‑ в виде шестнадцатилетней девчонки, которая, я знаю, будет меня ждать. Ту, ради которой стоит уходить и возвращаться.
‑ Клянусь тебе, вернусь. ‑ Ну вот и слезы высохли. Знала бы моя любимая, сколько шансов вернуться у русского помещика‑пограничника, да в каком виде иные возвращаются... Хотя, лучше ‑ пусть не знает.
