Борис Орлов - Робин Гуд с оптическим прицелом. Путь к престолу
— Да? А в Хольстеборо сказали, что есть.
— Они лгут, ваше высочество. Виборг при всем нашем желании не сможет дать шесть тысяч марок…
На этом месте я взрываюсь. Достал, блин, своими повторами!
— Значит так, епископ. Или у меня сейчас окажутся шесть тысяч марок, или я сравняю Виборг с землей, и перережу здесь всех, кто выше тележной чеки!
— Ромэйн, давай его повесим? — простодушно предлагает Энгельрик.
— Энгельс, не лезь! — И в полном озверении я выдаю на языке родных осин, — А если ты, петух ставленый, еще раз заведешь свою шарманку про «при всем вашем желании», я тебя, барана безмозглого, за яйца, б…, повешу! Сука!
Неожиданно у епископа меняется лицо. Он судорожно сглатывает, а потом…
— Мир меж нами еси, замиренье. Почто же ти, славен моуж, нашу землю зоришь, аки лютый зверь, алкающий токмо крови христианской? Почто меч подъял на нас, коим в дружбе лукаво клялся?..
— Сто-о-оп! Так, все кроме Джона — свободны!.. Слушай, епископ, ты чего мелешь? Я когда тебе в чем клялся?!
— Лжой уста сквернишь! О прошлом годе, в Хольмгарде — в Новагороде по-вашему, договор учиняли. И все князья и боляре росских земель, и ты, Роман Ярославич…
— Какой «Ярославич»?!! Ты чо, обурел, святоша?!!
Епископ Виборга прищуривается:
— А ведь и верно, ты — не он. Но ликом схож зело бысть…
— А это он по-какому лопочет? — интересуется сержант де Литль.
— По-славянски, по-русски…
— Робин, я понял, — сообщает вдруг Маленький Джон. — Гайавата — это город там, где живут дикие славяне. Ты его тоже присоединял…
— Не такие уж они и дикие, Джонни… Та-ак! Епископ, ты — козел! Я — английский наследный принц! Деньги давай, а то на кол посажу!
Епископ тяжело вздыхает:
— Может и впрямь твоим отцом был Ричард… Тяжела ты, львиная лапа… Хорошо, болярин Роман: мы дадим шесть тысяч марок…
— Семь!
— Но ты же только что говорил «шесть»…
— А ты поторгуйся со мной — все восемь будет!..
…Но семь тысяч марок — это почти шесть тысяч фунтов серебра: не просто огромная сумма, а еще и весьма внушительный груз. И пока мы перетаскивали весь этот «тяжелый металл» на корабли, времени прошло столько, что к Виборгу успело подойти войско короля Дании Кнута IV под предводительством его младшего брата Вальдемара…
К стенам захваченного Виборга подъехала целая делегация: трое расфуфыренных рыцарей, десяток не менее расфранченных пажей и оруженосцев, а во главе всех — герольд, весьма похожий на новогоднюю елку. Кавалькада остановилась у самых ворот, и воздух огласил дикий вопль дюжины рожающих кошек. Фанфары… Просто поразительно, какие же мерзкие звуки могут издавать две гнутые медяшки!..
— Эй вы, разбойники! Вам оказывает честь герольд короля Дании, Скании и Померании Кнуда Великого, Стурре Ювенсон. Назовитесь, чтобы я знал, кого повесит мой король после победы!
— Передай своему корольку, — Энгельс сложил руки рупором и орет так, что, того и гляди, стена рухнет, — Передай своему недоноску и его чахлому братцу, что они будут иметь честь умереть от руки доблестного Робера Плантагенета фон Гайаваты де Каберне де ля Нопасаран, графа Монте-Кристо, наследного принца Англии, достойного продолжателя дела своего великого отца Ричарда Плантагенета герцога Аквитании и Нормандии, графа де Пуатье, графа Анжуйского, Турского и Мэнского, прозванного «Львиным Сердцем»!
— Правда? И каков же герб столь достойного рыцаря?
Энгельрик вопросительно смотрит на меня. Какой у меня герб? Почем я знаю? Надо бы сочинить что-нибудь эдакое, чтобы у этого герольда мозги закипели…
— Джон, а ну-ка отвечай…
Де Дитль кивает и выходит вперед. Я начинаю говорить, а Малыш добросовестно репетует таким ревом, что аж лошади приседают:
— Герб моего господина — опоясанный полосатый тигр на задних лапах с топором. И красной розой над головой.
Герольд задумывается, о чем-то переговаривается с рыцарями, а потом уже тоном ниже спрашивает:
— А в каком поле сей полосатый лев?
Чего? В маковом и в конопляном, ядреныть…
Герольд молчит, а затем уже совсем спокойно интересуется:
— А какое право имеет ваш принц на Вэллис?
— А у него супруга — валлийка! — сообщает Джон. — Так-то вот, Сдурел Убейсон. А ты думал?..
— И чего же желает ваш принц Робер? — интересуется герольд после долгой паузы. — Чего он хочет от нашего короля?
Ну, это моя свита знает и без подсказок…
— Денег! Двадцать тысяч марок серебром! И прямо сейчас!..
Глава 7
О пользе праздных размышлений или «Спокойной ночи, малыши»
Герольд с сопровождающими его лицами удалился передавать наше пожелание своим хозяевам, а я отправился в чудом неразграбленную ратушу и, от нечего делать, завалился на постель. Штурма не будет — это и ребенку ясно. В армии короля Дании и еще чего-то там всего-то тысяч шесть-семь воинов. Это я на глаз определить могу. У меня — немногим меньше. После дикой свалки на берегу и всех потерь, понесенных в городе при штурме и грабеже, под моими знаменами ровно четыре тысячи девятьсот двадцать человек. Больше всех умудрился потерять синешалый тесть — двести пятьдесят три убитых и еще семьдесят раненных так серьезно, что они не то, что в бой не годятся, а вообще не ясно — выживут ли? Остальные — более-менее ничего.
Красноармейцы Паулюса потеряли сорок два человека, валлисцы Энгельрика — тридцать, ветераны — четверых. С учетом потерь гарнизона и городского ополчения Виборга, составивших почти полторы тысячи только убитыми — полный порядок. Потери — один к четырем. Очень неплохой расклад, право же…
— Робин! Твое высочество!
Чего это Джону понадобилось? Герольд ответ привез? Или деньги?
— Что тебе, Джонни?
— Энгельрик тебе щит новый принес…
Интересно, а чем Энгельсу мой старый не угодил?..
— Вот…
Де Литль протягивает мне щит. Мой собственный, старый щит, на котором теперь нарисован какой-то зверь невнятной породы с секирой в лапах. Тело его покрывают широкие красные и узкие желтые горизонтальные полоски, а посередине — там, где у нормального животного грудина — на зверюге красуется ремешок с подвесками. Остальная часть щита размалевана в красную и зеленую вертикальные полосы, а в верхних углах зачем-то приляпаны ромбы синего цвета. Так, все понятно. Озверевший матрос сражается с матрасом. В общем, ни дать, ни взять: псих разгулялся с малярной кистью. Интересно, это не Ади Хитлера работа? С их семейки станется…
— Замечательно, — с сомнением произнес я. — Знаешь, Джонни, ты его унеси пока, куда-нибудь, а я тут подумаю: что дальше делать…
— Ага! Я его пока над входом повешу?
— Валяй-валяй… — поживу пока под щитом. — И посылай всех подальше: Чапай думать будет…
Кстати, подумать Чапаю и впрямь необходимо… Чего-то я сам себе нравится перестаю в последнее-то время. Нет, я и раньше был не подарком, если по чести, по совести, только теперь я уже совсем… Сколько трупов наворотил, а все для чего? Английский престол понадобился, надо же? Тоже мне, принц Уэльский и жена его Диана… Да и, если разобраться: ну какой из меня король? Как там пелось в старом фильме? «…Он славный был король, любил вино до черта, но трезв бывал порой…» Вот это прям про меня… А в четырех городах из-за такого «славного короля» кровью умылись по полной программе. А я еще Олега порицал за его бандитский бизнес… Сам-то, сам-то — грабитель с большой дороги, причем натуральный!..
«А за то за евреев заступились, народу облегчение дать собираемся и вообще — не свирепствуем без нужды, — сообщил мне голос рассудка. — Не так уж и плохо…»
«Ага, — тут же вмешалась старуха совесть. — Не так уж? Охренеть. А пятьдесят последних защитников Штейнфурта, которых повесили на крепостной стене? А гамбуржцы, которых били копьями в спину твои рыцари? А помнишь молодого парня из войска Паулюса? Его твои солдаты на копья подняли, и ты его стрелой… чтоб не мучился? Это вот твое «неплохо»? А «плохо» тогда что? Когда валлисцы в Виборге монашек до смерти изнасиловали?..»
«Да?! А я что должен был сделать?! Сказать: «Не вешайте их, ребятушки, они — хорошие»? После того, как они чуть тестя моего не ухлопали?..»
«Ой-ой-ой, какая была бы потеря! — в голосе совести появились ехидные нотки. — Без этого гения человечество откатилось бы в своем развитии лет на триста назад, не меньше! Он кто, тесть этот? Ученый? Полководец? Поэт? Писатель? Может, хотя бы известный художник? Тоже нет? И вообще: кто это не так давно собирался повесить этого самого Мурдаха на могиле разбойничьего атамана? Не знаешь? Ну-ну…»
«Мало ли чего я собирался! — голос рассудка чуть не сорвался на визг. — Зато скольким крестьянам помог?! Сколько крестьян меня благословлять готовы?! И, уж если на то пошло: тестя — человеком сделал! Он вон теперь знает, что вешать своих без суда нельзя. И грабить напропалую — нельзя!..»
