Александр Конторович - Черный Проводник
— Пройдёмте внутрь. Там и поговорим.
Пройдя мимо непрошенных визитеров, с увлечением рывшихся в шкафах, генерал вошёл в большую комнату и сел в кресло. Нахамсону он стула не предложил, но тот обошелся и без приглашения — подтащив к себе такое же кресло, Яков с удовольствием в него уселся.
— Вы служили павшему режиму, генерал?
— Отчизне я служил, милостивый государь! Если вы понимаете, что это такое.
— У пролетариата, генерал, нет отечества.
— Сочувствую… пролетариату.
— Оставим это. Вы служили в разведке.
— В департаменте генерала-квартирмейстера.
— Давайте не будем дурака валять, генерал. Хорошо? Так ли уж важно как на самом деле называлось ваше учреждение? Важно то, чем оно занималось!
— Что вы от меня хотите? Я нахожусь в отставке и ничего не знаю об обстановке в моем бывшем департаменте.
— Бросьте, генерал! Такие как вы в отставку не уходят. Они только на время скрываются от глаз общественности. А их деятельность… она продолжается.
— Не понимаю вас.
— Скажу прямо. Мне нужны ваши архивы.
— Лично вам?
— Петросовету.
— Не имею чести знать это учреждение. Но даже будь по-другому… то и в этом случае, ничем не могу вам помочь. Все мои дела остались на службе. Полагаю, вам было бы целесообразнее поискать там…
— Искали уже. По странной случайности все ваши бывшие сослуживцы неожиданно покинули свои квартиры. А в кабинетах ничего нет! В смысле — ничего интересного.
— Рад за своих товарищей — они избавлены от необходимости отвечать на подобные вопросы.
— Но вы-то, вы-то — здесь!
— Увы… — развел руками генерал. — У меня больная жена… ей противопоказаны переезды.
— А вам?
Сомов вопросительно приподнял бровь.
— Я никуда не собираюсь выезжать. По крайней мере — в ближайшее время.
— А придётся! Если наш разговор ни к чему не приведёт… вам грозит перспектива сменить уютную квартиру на неопрятный карцер!
— Это ж за какие-такие грехи?
— Неужто их нет?
— Мне таковые неизвестны.
— А про революционную необходимость вы слышали?
— Нет. Она что, отменяет все существующие законы и установления?
— Именно так, генерал.
Грузно ступая по паркету, в комнату вошёл рослый матрос. В руках он держал бутылку.
— Ты глянь, товарищ, какие вина пьёт царский генерал! Небось, ещё и жрёт в три горла! У-у-у, кровосос! — громила замахнулся бутылкой.
— Обожди, товарищ! — поднял руку в протестующем жесте представитель Петросовета. — Не всё он ещё рассказал…
— Всё. Мне больше нечего вам рассказать. Ищите в министерстве.
— Ну, что ж… нормального разговора вы не понимаете… жаль…
Пронзительный женский крик прорезал тишину.
— Что вы делаете? — вскочил на ноги Сомов. — Ирина больна…
— Да сядь ты! — толкнул генерала в грудь матрос. — Ничё с ней не станется… поорёт и перестанет…
Сомов оттолкнул его и бросился к двери.
— Держи генерала! — Яков попытался вскочить из кресла и поскользнулся на паркете. — Уйдёт!
Матрос, бросивший на пол бутылку, постарался схватить убегающего, но не преуспел в этом занятии — только полы развевающегося халата мелькнули в двери.
— Стойте! — пронесся по комнатам крик Сомова. — Мерзавцы, что вы с ней делаете?!
Сухо треснули несколько выстрелов. Раскатисто бабахнул карабин.
Ворвавшийся в спальню Нахамсон увидел только последствия этого.
Ничком, обхватив руками окровавленный затылок, лежал на полу один из матросов. На кровати, зарывшись лицом в смятые простыни, стонала женщина. А перед кроватью лежал Сомов. На его халате расплывалось кровавое пятно. Около руки генерала валялся маленький пистолет.
— Что произошло?! — взвизгнул представитель Петросовета. — Вы что тут натворили, идиоты?!
— Да в кровати пошарить хотели… мало ли что она там заныкала? — ответил один из присутствующих, баюкая пораненную руку. — А баба — в крик! Тут этот ворвался — и с порога как стрельнет! Ваську наповал, меня вот в руку поранил… Вот его и…
— Дурачьё… — обхватив голову руками, простонал Яков. — Он же живой нам нужен был! Живой! Понимаете это, остолопы?
— Да ладно тебе… — отмахнулся от Нахамсона вошедший в комнату матрос с бутылкой. — Тут и так добра — неделю гулять можно! Давай, братва, собирай манатки! И быстро!
Заскрипев зубами, Яков бросился к двери. Но, увы — поспешный осмотр столов и шкафов никаких находок не явил.
— Яшка! Ты где там? Сваливать пора, не ровён час… — раздался голос из-за двери.
Выскочив в коридор, Нахамсон увидел троих оставшихся грабителей. Навьюченные узлами, они стояли около входной двери.
— Бабу кончили? Узнает ведь нас!
— Блин! — сплюнул на пол один из матросов. Бросил свои узлы. — Я щас!
Сдергивая с плеча карабин, он направился в спальню. Едва он скрылся за дверью, Яков поднял левую руку.
— А это что за дверца?
Оба оставшихся мародера синхронно повернули головы туда, куда указывала рука.
Ках!
Ках!
Ках!
И два тела повалились на паркет.
Бух!
Грохнул выстрел за дверью спальни. И, передергивая затвор карабина, на её пороге появился матрос.
Пистолет в руке Нахамсона сухо кашлянул — налетчика отбросило назад. Пройдя по комнатам, Яков удостоверился в том, что живых в квартире не осталось.
Бросив на пол прихожей свой пистолет, осторожно приоткрыл дверь. В подъезде стояла мертвая тишина.
Прикрыв дверь за собою, он быстро сбежал вниз по лестнице.
На заснеженных улицах Питера было пусто. Редкие прохожие рисковали выглядывать по ночам в холодные лабиринты улиц и извилистых переулков.
Быстро пробежав по улице, Нахамсон свернул в подворотню. Осмотрев окна дома, удовлетворённо кивнул. И через пять минут уже стоял около массивной двери.
Тук…
Тук-тук…
Тук-тук…
Лязгнули запоры, и дверь приоткрылась.
— Входите.
В небольшой комнате царил полумрак. Низко висящая над столом лампа освещала только сам стол и кисти рук сидящих за ним людей.
— Вы достали документы? — голос хозяина квартиры выдавал в нём иностранца. Судя по акценту, англичанина.
— Нет, — отрицательно покачал головою Яков. — Генерал оказался настороже. Поддельный мандат позволил нам войти, но Сомов распознал переодетых матросами уголовников. Надо полагать, они как-то сфальшивили. Он начал стрелять… убил двоих. Ответным огнём был убит. Тщательный обыск квартиры никаких результатов не принёс.
— Плохо… теперь пойдёт шум.
— Не пойдёт. Я принял меры — никто ничего не расскажет.
— А… жена генерала?
— Никто.
— Однако… вы решительный молодой человек. Что же мы теперь будем делать?
— После всего случившегося… мне не хотелось бы оставаться в Петросовете. Раз сошло с мандатом, второй… дальше так рисковать опасно.
— Ладно, мы ценим ваше сотрудничество. Подумаем и над этим. Можете идти спать, утром обсудим вашу дальнейшую судьбу…
Тщательно заперев дверь и подперев дверную ручку стулом, Нахамсон стащил с кровати на пол подушку с одеялом. Бросив на пол шинель, расположился сбоку от двери. Мало ли… в комнату не обязательно заходить, стрелять-то можно прямо через дверь. Яков сунул под подушку наган и через несколько минут забылся тревожным сном…
1935 год
Главное управление пограничной и внутренней охраны НКВД СССР
Даурский погранотряд
— Вот, смотри! Это теперь твой участок ответственности, — опершись рукою о стол, начальник разведывательного отдела провел рукою по карте. — Территория — будь здоров! Сопки, реки, тайга — сам черт ногу сломит!
Лейтенант Кожин с интересом рассматривал карту.
— А эти значки?
— Это пикеты. Выставлены в тех местах, где наиболее вероятен прорыв противника с сопредельной стороны.
— И что же — бывают тут такие?
— А ты думал?! Не каждый день, понятно, но пробуют иногда. Думаешь, на той стороне у нас друзей полно? Как же! Спят и видят, как бы куснуть почувствительнее.
Собеседник лейтенанта сел на стул и, вытащив из коробки папиросу, постучал ею об коробку. Чиркнул спичкой.
— Ты кури, если охота.
— Спасибо, — Кожин тоже чиркнул спичкой, прикуривая. — А кто там — на той стороне?
— В основном, конечно, контрабандисты. Как правило — китайцы, у них этот промысел ещё с царских времен отлажен. Но и всякой прочей швали хватает. Хунхузы забредают, но это редко, они больше на своей стороне шалят. А вот казаки… те, бывает, и к нам заглядывают. Не могут, сволочи, простить своего разгрома. Тут ведь и семеновские недобитки окопались, и ещё не пойми кто… Как это у попов говорилось — всякой твари по паре.
