Юрий Корчевский - Воевода
Я вообще-то планировал весной или летом, по теплу, продолжить раскопки колодца и катакомб. Не все камеры и переходы подземелья я осмотрел досконально, да и предчувствие было, что мы открыли не все тайны старой карты и подземной части бывшей усадьбы князя Лосевского. Но сейчас зима, какие по морозу и снегу раскопки?
Я заперся в кабинете. Взял в руку древний манускрипт, стал читать вслух непонятный текст. И вновь, как и в первый раз, задрожал воздух, появился сгусток — тумана или марева, в нем смутно виделось лицо. Когда лик его стал ясным, джинн или привидение зевнуло и ленивым голосом спросило:
— Опять ты, самозванец?
— Это почему же?
— Боярское звание тебе не по наследству перешло, стало быть — самозванец. Чего вызывал?
— Как тебя звать-величать?
— Тебе без надобности. Это все?
— Нет! Ты только о прошлом ведаешь или будущее тоже видеть можешь?
— Что тебя интересует?
— Мое будущее.
— Оно темно, я не вижу тебя здесь.
— Я перед тобой, как же не видишь?
— Я бесплотный дух, а ты человек не этого времени и умрешь тоже не здесь. На этой земле, но не сейчас.
— Поясни подробнее.
Однако привидение разговаривать больше не захотело — облачко тумана быстро поблекло и исчезло, а с ним и мой бестелесный собеседник.
«Э, нет, так не пойдет», — рассердился я.
Я снова прочитал заклинание.
Облачко и лицо появились вновь.
— Экий ты настырный да надоедливый!
— Зато ты невежлив — исчезаешь не договорив. Ты подчиняешься заклинанию на манускрипте?
— Конечно, разве ты не понял?
— Если будешь дерзить и исчезать самовольно, сожгу манускрипт, понял?
Привидение явно задумалось.
— Нет, не торопись сжигать. Этот манускрипт в единственном экземпляре. Сожжешь его и я навечно останусь в безвестности. Не подпитываясь от плотского мира, с годами и столетиями я зачахну.
— Ишь, как разговорился, когда о себе любимом речь зашла. Теперь обо мне поговорим, тебе все равно делать нечего, если ты дух. Ты ведь и уставать не должен.
— Я не знаю усталости, мне неведомы радости и огорчения.
— Значит — зря существуешь.
— Тебе не понять. Спрашивай — что хотел?
— В подземелье еще есть камеры?
— Есть, и не одна, есть даже в одной из них злато-серебро, которое вы, люди, так любите, что из-за него готовы убивать близких.
— А еще что?
Привидение скорчило гримасу.
— Там еще есть Книга судеб. Каждый может прочесть в ней свою судьбу..
Я растерялся слегка.
— Занятно.
— Этой книге нет цены, а многие, стоящие у трона, отдали бы все свое богатство, чтобы завладеть ею.
— Ладно, по теплу доберусь я до нее. Ты вот что скажи — не ждут ли меня какие неприятности и беды?
— Неприятности будут, но ты и сам с ними справишься. А беды? Пожалуй, что и нет. Возвысишься ты на время, это будет. Только…
Туман внезапно стал светлеть, привидение померкло и исчезло — как растворилось в воздухе. Что за ерунда? Вызвать в третий раз? Не случилось ли с ним чего? Так я и помочь ничем не смогу. «Потом», — решил я, и так много интересного узнал.
В подземелье забраться надо по весне — это уже решено, злато-серебро, конечно, не лишнее в этой жизни — но Книга судеб? «Вот бы полистать!» — загорелся я. А вдруг прочесть не сумею? Ведь в манускрипте тоже тарабарщина какая-то писана, понять невозможно. Найду книгу, а воспользоваться не смогу — то-то будет огорчение.
Стоп, а что это чучело туманное говорило о моем возвышении? Неужели в Разбойном приказе поработать придется, заняв высокую должность? Неохота. Поподробнее расспросить бы привидение, но уж больно оно не словоохотливое, каждое слово тянуть как клещами надо. Посоветоваться бы с кем, только ведь к Савве, настоятелю Спасо-Прилуцкого монастыря, с этим не пойдешь. Он ведь поручал мне древние книги найти — я и нашел, утаив только этот манускрипт. Оказывается, там, в подземелье таится до поры до времени еще более ценная вещь. Может быть — даже вероятнее всего — именно Книга судеб и была целью поисков? Только, похоже, скрывает от меня это Савва, может — боится, что зажилю. А что мне в той книге? Только 5ы узнать свою судьбу да судьбу Лены и Васи. Потом можно и Савве отдать. Или Кучецкому нужнее будет?
Я заколебался. А впрочем, чего делить шкуру неубитого медведя? Надо сначала книгу найти и попытаться ее прочесть. Окажется она на старом, забытом языке, вроде древнеаравийского, что в мое время знали единицы из историков и археологов, и считай — все труды пошли прахом. А может, все это — средневековая дурь и предрассудки? Ну как может в книге, написанной не один век назад, быть предначертана моя судьба? И привидение или джинн — не знаю как его назвать, цедит слова. Нет, чтобы подробно и толково все рассказать. И о прошлом и о будущем, тогда и книгу искать да читать не стоило бы.
ГЛАВА III
Бурные впечатления прошедшего дня утомили меня: на тело навалилась усталость, глаза закрылись, и я не заметил, как погрузился в сон.
Снился мне мой мотоцикл: лента шоссе летела под колеса, пахло бензиновым дымком. Кто не сидел на мотоцикле, а передвигался машиной, не знает этого упоительного чувства слияния с природой — когда ветер бьет в лицо и пахнет травой. Стоит чуть повернуть ручку газа, как целый табун лошадей под тобой мощно — так, что только держись за руль, уносит тебя вперед, и дамочки с наманикюренными пальчиками в авто с тонированными стеклами остаются далеко позади…
Я проснулся посреди ночи с тревожно бьющимся сердцем. Сон вызвал настолько сильные ностальгические чувства, что захотелось вот сейчас, немедленно вернуться домой, в свое время.
Чу! А ведь и в самом деле пахнет дымом. Вернее — не так. Дымом зимой пахло всегда — топились печи для обогрева, печи на кухнях. Сейчас дым пах по-другому.
Почуяв неладное, я, как был в исподнем, обул валенки, накинул на плечи тулуп и вышел на крыльцо. Ешкин кот! Горел дом на другой стороне улицы. Огня пока не было видно, но дыма было много. И пах он не дровами — примешивался запах горелой кожи, домашней утвари, тряпья.
— Пожар! — заорал я и ворвался в воинскую избу. — Подъем! Пожар! Быстро всем одеться, взять ведра и багры и тушить!
Ратники мои вскакивали с постелей, чертыхаясь, одевались, не попадая спросонья в рукава и штанины. Я тоже помчался домой, быстро оделся и выбежал на улицу.
Вокруг дома уже сновали мои ратники, соседи и подбегали новые люди. Они встали в цепочку и передавали наполненные водой ведра. Федька-заноза лил воду на стены.
— Люди где?
— Все здесь!
— Я не про наших. Из дома где люди?
— Не знаю, — растерялся Федька.
Я ринулся в дом. А там уже дыма полно. Ночь на дворе, только зарево пожара светит в окна. Видно плохо, но дым идет поверху.
Я встал на четвереньки и пополз. Одна комната пустая, вторая. В третьей, сквозь треск горящих бревен, услышал чей-то хрип. Я подполз к лавке. Сосед — запрокинул голову, но дышит. Тяжело дышит, с хрипом. Я бесцеремонно стащил его с лавки, ухватил за ворот исподнего, поволок из избы. Ногой распахнул дверь, вытащил соседа во двор.
— Федор, оттащи его подальше и уложи на какую-нибудь подстилку. Ему свежего воздуха надо, вишь — угорел.
— Боярин, ты никак снова в избу собрался? Погодь маленько, отдышись, — теперь мой черед.
— Федя, комнату спереди и две слева я осмотрел. Ты смотри по правую руку. Только на четвереньках — дым поверху плавает, дышать нечем.
— Понял!
Федька исчез в дверях дома, я же встал на его место и стал поливать стены водой из ведер. На крыше гулко ухнуло, что-то обрушилось, полетели искры. Народ отбежал от горящего дома и стал поливать водой забор и сарай, чтобы пламя не перекинулось на соседние дома. Уже было ясно, что горящую избу не погасить — она обречена.
Из двери вынырнул Федька. Был он черен лицом от копоти, кашлял от дыма, но тащил за собой за одежду женщину. Ее тут же подхватили соседки и понесли в соседнюю избу.
— Все осмотрел?
— Дальняя комната осталась, не смог. Баба уж больно тяжела, еле выволок.
Я опрокинул на себя ведро воды и ринулся в дом.
— Боярин! Куда! Вернись, не то сгоришь.
Я набрал в легкие побольше чистого воздуха и, пригнувшись, побежал по коридору избы, натыкаясь в дыму на стены и утварь.
Вот и дальняя комната. Я упал на колени — в дыму не видно ничего, пошарил руками по постели — пусто. Надо сматываться, с потолка уже падают горящие головешки. Напоследок бросил взгляд под деревянную кровать. Тряпье там, что ли?
Я протянул руку и наткнулся на детское тельце. Ешкин кот! Чего он туда забрался? Я подхватил под мышку тело ребенка и рванул к выходу. Дым был уже везде — даже внизу, сильно припекало.
Я выбежал во двор и, задыхаясь и кашляя, сунул малыша кому-то в руки.
Крыша в это время рухнула, взметнув сноп искр и столб огня. Меня же согнуло в кашле. Кашлял долго, до рвоты, выплевывая черную дымную слизь.
