Александр Мазин - Князь
Святослав не возражал. Ему нравилось драться, а не считать мешки с зерном и овечьи шкуры. А его мать… У матери-княгини со Свенельдом – давняя дружба. Злые языки поговаривали, что…
Впрочем, не так уж это важно. Важно, что Свенельд в трудное время княгиню поддержал. Далеко не факт, что без Свенельда Ольга смогла бы удержать единство киевской державы…
Но если задуманное Духаревым удастся, то княгиня точно будет на его стороне.
– Береги себя, Сережа… – шептала Слада, прижимаясь к мужу так знакомо и нежно, что сердце его наполнялось щемящей нежностью. – Береги себя, а я буду все ночи за тебя молиться…
«Бедная, – подумал он. – Как часто ты меня провожаешь…»
Большую часть времени воевода проводил в походах. Из любого он мог не вернуться. И Слада это знала. Тяжко большую часть своей жизни ждать возвращения любимого… И знать, что он может и не вернуться. Много ли женщин там, где родился Сергей, могут так ждать? Да, здесь это – норма. Здесь все жены воинов и правителей живут так. Но все равно чертовски тяжело… И Духареву не хотелось думать о том, что наступит время, когда его сыновья подрастут и тоже станут воинами… Впрочем, у Сергея был выход: он мог брать их с собой. Хотя отец угорского княжича тоже, наверное, брал сына в походы… Какое-то время. И Ольбард Красный. Так что это не поможет. Не будет сын вечно за отцово стремя цепляться. Только одно поможет им выжить: если станут настоящими воинами. Такими, как он. Нет, лучше такими, как князь киевский Святослав.
Глава 11,
в которой воевода киевский Серегей беседует с великим воеводой мадьярским Такшонем, сыном Левенте
Угорского князя звали Такшонь, и был он внуком и сыном неких Арпада и Левенте. Предводителем союза венгерских племен Такшонь стал, унаследовав «должность» после смерти своего двоюродного брата Фаличи. Крепость Такшонь тоже унаследовал от брата, который, собственно, ее и построил.
Толмач назвал Такшоня хаканом. Ну да, хакан – это по-степному. Болгарского царя в степях тоже хаканом кличут. Сами угры-мадьяры во время официального приема называли вождя дьюлой, что, как уже знал Духарев, было поменьше, чем великий князь мадьяр. Но еще он знал, что именно к дьюле Такшоню подкатывались легаты германского императора Оттона, склоняя ввести на своих землях католицизм. Сулили, что император дарует Такшоню титул короля.
Это Сергею Мыш сообщил.
Такшонь королем стать хотел, но идти под власть императора, который недавно крепко накидал его соплеменникам, не рвался. Здесь, в горах, Такшонь чувствовал себя весьма уверенно. И крепость у него – будьте-нате. Немногим хуже хузарского Саркела. Хотя Саркел строили византийские зодчие, а этот мрачный замок, скорее всего, – европейцы.
А сами угры – типичные кочевники-воины. Хищники. С точки зрения Европы – дикари. С точки зрения Константинополя-Царьграда – варвары. Но Духарев гораздо охотнее имел бы дело с ними, а не с копчеными-печенегами.
Шли сюда от Киева легко. Двигались трактом, от колодца к колодцу, обгоняя редкие караваны и в локальные конфликты почти не ввязываясь. Посольство тоже не трогали. Накатить на три сотни дружинников могла только большая орда, но такой по дороге не попалось, а отдельные разбойничьи шайки при виде русов быстренько поворачивали коней. Непривычные к степи молодые варяги изумлялись ее простору, называли степь «травяным морем». Духарев воспользовался случаем: преподал им пару уроков «степной охоты», в которой стал мастером не хуже Машега. По его команде хузары с Понятковыми гриднями отследили и загнали, как тарпанов, ватажку копченых. Кто сам сдался, убивать не стали: забрали коней, ободрали и в одних портках отпустили гулять. Гулять копченым было неблизко: до ближайшего колодца – под сотню стрелищ. Для непривычных к пешим перемещениям кочевников – изрядный кусок.
Трувору и его родичам было продемонстрировано стандартное степное оружие: кривая сабелька, пика, булава для ближнего боя и, главное, короткий, хитро изогнутый лук, из которого можно на скаку бить шагов на двести пятьдесят. Луки эти, конечно, уступали хузарским, но заметно превосходили варяжские. Трувор и его люди были воинами высокой квалификации, но их ратное искусство – северное, то есть с упором на пеший бой. Под Степь им придется переучиваться так же, как когда-то переучивался и Духарев.
Ничего, справятся.
Угры встретили посольство за Истром. Сергей, во избежание осложнений, заранее отправил на ту сторону гонца. Так что не успели русы вытряхнуть солому из бурдюков, на которых форсировали реку, как на горизонте показались всадники-угры. А через два дня посланцы увидели грозную крепость хакана Такшоня.
– Чего ты хочешь, рус? – спросил хакан-князь-дьюла Такшонь.
В холодной мрачноватой зале с пыльными гобеленами и несоразмерно высоким потолком их было только трое: Такшонь, Сергей и толмач.
Это Сергей потребовал разговора наедине. Мадьяр согласился. Был он мрачен. Впрочем, с чего ему быть веселым? Духарев уже знал, что Тотош двинул в рейд на уличские земли без батькина благословения. Удаль решил проявить. Вот и проявил.
– Чего ты хочешь, рус?
Духарев молчал.
За последние несколько лет он многажды дрался с уграми. За земли, за данников. Это были в большинстве даже не битвы, а мелкие стычки вроде той, в которой взяли сына дьюлы.
Духарев молчал.
Перед ним был повелитель. Потомок повелителей. И предок тоже. Потомки его племени выживут. Там, в будущем, нет ни жестоких печенегов, ни высокомерных хузар, ни хитроумных византийцев. А мадьяры – есть.
– Чего ты хочешь, рус? – снова перевел толмач.
У толмача была длинная тонкая шея, забавно изогнутая. Как у гуся.
– Чего я хочу…
Недавно угров в Европе крепко побили. Сначала Генрих Баварский накостылял им в Северной Италии, а в прошлом году где-то под Аугсбургом и вовсе смешали с пылью вождей трех угорских племен. Хакана Такшоня там не было. А хоть бы и был… Европа, наконец, научилась противостоять страшной угорской коннице. Это факт, который вынудил угров переключиться с запада на восток и стать активными конкурентами Киева и печенежских орд в Большой степной игре.
В степи, на расстоянии полета стрелы, угры мало чем отличались от копченых, печенегов. Но вблизи…
– Я хочу, хакан Такшонь, чтобы между нами была дружба, – сказал Духарев.
– Ты от себя говоришь, воевода? – властный мадьяр растерялся.
Он умел видеть правду (иначе какой из него правитель) и видел, что громадный варяг не лжет.
– Великий князь киевский прислушивается к моим словам, – осторожно ответил Духарев.
– Великий князь киевский – мальчишка! – с легким пренебрежением отозвался мадьяр (толмач перевел: «Еще очень молод»). – Мальчишка! Такой же, как мой сын. Мы знаем, что киевской вотчиной правит княгиня Ольга совместно с князем Свенельдом. Не думаю, что Свенельд захочет этой дружбы.
– Во-первых, великий князь киевский уже достаточно взрослый, чтобы сам принимать решения, – сказал Духарев. – Во-вторых, у воеводы Свенельда более нет интересов на угорских землях.
– Еще бы! – фырнул мадьяр. – Он уже взял, что хотел!
– Да, – согласился Духарев. Не стоило оспаривать очевидное. Большинство персональных данников Свенельда когда-то платили уграм. – Ты хочешь вернуть потерянное?
– Хочу.
– Этого не будет, – спокойно ответил Духарев. – Ты сам знаешь. Все, что ты можешь, – посылать мелкие отряды, чтобы грабить киевские земли. А мы их будем перенимать и бить… Без толку расходуя силы, которые можно было бы применить с большим успехом и большей выгодой и для русов, и для вас, мадьяр. Почему бы тебе не обратить своих воев на другую цель?
Дьюла не ответил: ждал продолжения.
– Я знаю, – сказал Духарев, – что запад нынче закрыт для твоих походов.
– Ты неплохо осведомлен для руса, – недовольно проговорил мадьяр.
– Я умею разговаривать с чужеземными купцами.
На самом деле Сергей полагался не столько на чужеземных гостей, сколько на своих. Его названный брат, Мыш-Момчил из Радов Скопельских, был главным информатором Духарева.
– Византия? – полуутвердительно спросил Такшонь.
– И Византия тоже. Я слыхал, ромеи больше не платят вам дань.
– Киеву они тоже не платят, – отозвался Такшонь. – Больше не платят. А мой брат уже не единожды силой брал то, что Константинополь отказался отдавать добровольно.
– Византия богата, – согласился Духарев. – Но ни вам, ни нам, ни печенегам не овладеть ее землями. А ведь совсем рядом с нами лежит богатство, которое может полностью принадлежать нам.
– Болгария? – попробовал угадать дьюла.
– Нет, – Духарев покачал головой. – Хузары.
– А-а-а… – интерес мадьяра сразу утратил остроту. – Это для вас – рядом. А между нами и ними земли двух печенежских ханов… И еще тех данников, которых отбил у меня ваш Свенельд.
