Владимир Романовский - Польское Наследство
В ювелиры шли люди разные. Ювелиров можно было обмануть, запугать, прибить. А вот с купцами, перевозящими драгоценности, шутки были плохи. Маскируясь ли под обычных купцов, везя для виду какие-то тряпки и специи в двух повозках, путешествуя ли в одиночку – люди эти были чрезвычайно опасны.
Драгоценные камни несут в себе безумие, заражают безумием всех, на них глядящих, или даже просто думающих о них. Глаза людей, подходящих слишком близко к камням, загораются адским светом, и свет этот ювелирные купцы умеют распознавать с первого взгляда, и с человеком, подумывающим о присвоении чужого товара не церемонятся. И труп этого человека скорее всего никогда не найдут.
Саул, самый известный ювелирный купец Константинополя, свято уважал все, что связано было с его сделками. Это в ювелирном купечестве само собой разумеется. Обманывают и обсчитывают дешевые дураки, менялы безголовые. Торговля драгоценностями приносит достаточно высокие доходы, чтобы не опускаться до мошенничества. Да и поверит ли покупатель, готовый заплатить несколько тысяч дукатов за камень, человеку с репутацией мошенника? А репутация ювелирных купцов, каждого по отдельности, всем известна, ибо их мало.
Харальд, отважный рыжий норвежец, два года сокрушавший противников, ничего плохого ему лично не сделавших, скопил значительную сумму – в основном за счет продажи пленных в рабство, но и золота взяв немало. Придя в дом Саула, он без обиняков сказал ему, сколько готов заплатить за подарок любимой девушке. Саул посмотрел в записи.
– Если бы к названной сумме ты прибавил еще тысячу дукатов, Харальд, то, возможно, я смог бы тебе посодействовать. Ты слышал такое название – «Литоралис»?
– Знакомое название.
– Всего два их и есть, во всем свете. Один считается пропавшим. Другой, голубой бриллиант, вправлен в золото – прелестная диадема – и находится в Багдаде. Покупателей в данный момент нет.
– Почему?
– Потому, Харальд, что не каждый отважится выложить столько денег за диадему. В прошлом году был покупатель, но ему отказали.
– Правда?
– Да. Он был богатый человек, но жена его, которой диадема предназначалась, не вышла происхождением. Нынешний владелец желает, чтобы камень видели в волосах особы только царственного происхождения.
– О, тогда, можешь быть спокоен, Саул. Я намерен осчастливить именно царственную особу.
– Кого же, если не секрет? Это важно, Харальд.
– Элисабет Киевскую.
Обычный купец улыбнулся бы, услышав эту весть. Рыжий дикий Харальд – и дочь Ярослава. Но Саул никогда не улыбался.
– Очень хорошо, – сказал он. – Диадема будет в Киеве в должный день и час.
– Почему ж не здесь? – спросил Харальд. – Я бы сам ее отвез в Киев.
– Потому что ты, Харальд, до Киева ее не довезешь.
– Не понимаю.
– Тебя убьют в пути, и диадема навсегда исчезнет.
– Кто это меня убьет? Кто посмеет!
– Твои друзья или соратники, содержатель постоялого двора, лодочник, смерд, нищий, просящий у тебя милостыню. Кто угодно.
– С чего это?
– В руках человека несведущего в этих делах, когда они находятся в пути, Литоралис – магнит для убийц.
– А ты, значит, сведущий.
– А я сведущий.
– В чем же заключается твоя осведомленность?
– Я знаю пути, которых не знаешь ты.
– Я изъездил весь мир, а уж Киевскую Русь изучил – каждый камень, каждый бугор.
– И тем не менее, я знаю пути, которых не знаешь ты. Я знаю, как говорить с разбойниками и людьми, искренне предлагающими помощь при транспортировке такой грунки, как Литоралис. И я знаю, когда следует убить человека, которому близость Литоралиса вскружила голову. Через мои руки, Харальд, прошло столько драгоценностей, что в совокупности на них можно было бы купить весь мир. И ни один камень, и ни одна золотая пылинка, не пропали.
– Но если диадема таит в себе такую опасность, как же дарить ее девушке, Саул?
– Это совсем другое дело. Царственные особы всегда на виду, всегда под охраной. А если Элисабет Киевской захочется посетить Константинополь или Рим, уверен, что диадему она с собой в путешествие не возьмет.
– А если я на ней женюсь и увезу ее в Норвегию?
– В этом случае ты снова прибегнешь к моим услугам.
– За плату?
– Разумеется.
– Но преподнести ей диадему все равно должен я сам!
– Это правда. И ты ее преподнесешь. А я буду стоять рядом с тобою в почтительной позе.
– А как мы…
– Встретимся в Киеве. Я обычно останавливаюсь у знакомого ювелира на Улице Радения. Ты придешь к нему, и мы вместе пойдем в детинец.
– Хорошо … Когда же?
– Мне нужно уладить кое-какие дела. Затем я должен съездить в Багдад, чтобы купить диадему. После этого мне предстоит добраться до Киева. Я буду ждать тебя в Киеве в первых числах ноября.
– А если…
– Если ты не появишься, сделка будет считаться недействительной, и я верну диадему в Багдад.
– Ладно. Когда я должен принести деньги?
– Прямо сейчас.
В последний день октября Саул прибыл в Киев. За неделю до этого в Киев прибыл молодой богатый франкский вельможа с очаровательной темноволосой любовницей. Через день после прибытия Саула, вельможа посетил лавку Ламеха на Улице Радения. С важным видом разглядывал он предлагаемые драгоценности, а любовница стояла рядом и хихикала, и племянник ювелира предлагал ей примерить ожерелье и совершенно потерял голову от ее улыбок. Тем временем вельможа поманил к себе Ламеха и тихо сказал, —
– Мне хотелось бы подарить ей что-нибудь совершенно необычное. Сколько это будет стоить – мне все равно. Посодействуй, добрый человек.
Ламех понимающе кивнул.
– Сколько ты пробудешь в Киеве, знатный юноша? – спросил он.
– Недели три. А потом на санях … эх!..
– Через три дня я доставлю тебе то, что нужно.
– Три дня? Как долго! Ну да ладно. А пока что – я вижу, ей понравилось ожерелье … Сколько?
– Восемьсот сапов.
– Ничего если я рассчитаюсь золотыми дукатами?
– Так даже лучше.
В этот момент из смежного помещения вышел Саул. Вельможа барственным жестом бросил золото на прилавок, повернул голову, и рассеянно кивнул Саулу. Ювелир поблагодарил вельможу, а племянник, рассыпаясь в неуклюжих комплиментах по адресу девушки, проводил пару до дверей. Саул взял с прилавка золотой дукат и некоторое время его рассматривал.
Пара степенным шагом прошла по Улице Радения и свернула на спуск. Затем снова повернули в проулок, и к крогу вышли тем же прогулочным шагом, весело о чем-то болтая. Мишель знал теперь все, что ему необходимо было знать. Он видел Саула. Он видел, в какую сторону сразу посмотрел Саул, войдя в помещение, и в какую сторону он не посмотрел ни разу.
– Шера, – сказал он, – ты сегодня была бесподобна. Я даже не ожидал.
– Не нужно комплиментов, Мишель, побереги красноречие для дела. Начинаем завтра?
– Нет, сегодня. Завтра может приехать Харальд. Сейчас мы пошлем полового в Земский Проулок, пусть Укроп идет с запиской к Саулу ближе к закату. Ты действуешь по плану. У племянника в пристройке собственная дверь. Кричи только погромче. И перестань называть меня Мишель, это имя слишком известно в определенных кругах.
– Мое имя тоже известно…
– Не льсти себе. Может в Саксонии тебя и знают, особенно в Магдебурге. Но не здесь. Кстати, сестренка твоя Рива говорила, что Ламех у нее теперь ручной. Хотелось бы верить. В Отто я не сомневаюсь, жена Ламеха сделает все, что он попросит.
***
Хелье пропустили к князю в импровизированную занималовку, ничего не спрашивая. За окном стучали молотки, скрежетали пилы, перебрасывались саркастическими замечаниями строители, негодовал зодчий. Вместо князя в занималовке за столом сидела Ингегерд.
– Здравствуй, – сказал ей Хелье. – Где муж твой?
– Ему нездоровится. Он в спальне, дремлет.
– Я поговорю с ним в спальне.
– Лучше поговори со мной.
Ага, подумал Хелье. Князь ждал моего визита. И вместо себя послал Ингегерд.
– Как-то странно, – сказал он.
– Хелье! Неужели ты не рад меня видеть?
– Рад.
– Князь благодарит тебя за выполнение поручения. Лично мне любопытно было бы посмотреть, как ты изображаешь константинопольского священника.
– Я не расположен нынче. Найми скомороха.
– Не сердись. Ты сказал, что гонца твоего, следующего из Полонии, перехватили.
– По всей видимости это так, раз вести князь получил от Гостемила, а не раньше.
– Князь не сердится.
– Я рад, что он щедр и не злопамятен. Ингегерд, что за комедия?
– Ты пришел к князю за разъяснениями, не так ли?
– Положим, что так. Тебе-то какое дело? Князь не желает меня видеть сам?
– Хелье, я все-таки княгиня.
– И что же?
– Будь повежливее.
– Не желаю. Гостемила оскорбили, а князь в спальне запирается, как напроказивший ребенок, за твою поневу прячется! Что происходит!
– Гостемила никто не думал оскорблять.
