Андрей Кивинов - Герои. Новая реальность (сборник)
– А «солома» откуда?
– Без протокола рассказал. Зубова знаешь? От него товарчик. Он полрайона снабжал. А ОНОН[9] про него даже и не слыхал, потому что грамотным товарищ был, сам ни на чем не светился.
– Почему был?
– Потому что после того как Паша Одышкин мне про него упомянул, а я в свою очередь поделился информацией с мужиками из ОНОНа, взяли Зубова в разработку и успешно парня приземлили. А Одышкина я за эту маленькую услугу научил, что на протокольчике написать. «Шел-нашел-взяли», в общем, как обычно.
– Он ширялся?
– Нет, только торговал. Так что есть нам о чем с Пашей потолковать. Вспомним тяжелое время и старые раны.
– Может, с обыском на’рянем? Опять наркоту найдем. Оно то’да как по маслу пойдет!
– Посмотрим. Может, и найдем. Пока так попробуем. Паша мне по гроб жизни обязан, что сейчас на зоне не коптится. Да и перед Зубом я его не вывел… Непонятно только, что он в мебельной делал? Может, завязал после суда? Неужели помогает?
– Ко’да едем?
– Да хоть сейчас. Тем паче что ехать не надо, он в соседнем дворе обитает.
– ’оним! ’де ж ты раньше був?!
Грицук, забыв, что полчаса назад получил предписание очистить органы от своего присутствия, азартно потер руки.
Мать Одышкина узнала Андрея, но, не помня имя-отчество, тихонько буркнула что-то приветственное, пропуская оперов в квартиру.
Паша был дома и, как того следовало ожидать, в лежку не лежал, а сидел на диване и спокойно смотрел «Историю любви». Узнав Андрея, он засуетился, заулыбался и уступил место на диване, пересев на стул.
– Болеем, Паша? Как здоровьице?
– Спасибо, почти. Вы по поводу стрельбы?! Так я вчера все уже рассказал.
– Кому?!! – в голос спросили оперы.
– Так вашим же! Мен… ну, тоже, в общем, из милиции.
– Из нашего отдела? Ермакову? Херувимову?
– Я не помню фамилий. Кажется, они сказали, что приехали из управления по организованному бандитизму. Двое здоровых таких, в «Адидасе» с лампасами и в пропитках.
Ни Ермак, ни Херувимов пропиток не имели, к тому ж они наверняка рассказали бы о визите к Одышкину.
Паша, предчувствуя, что оказался потревоженным напрасно и можно вновь сосредоточиться на «Лав стори», расслабился и закинул ногу на ногу.
– Ну и что, милок, ты им рассказал? – немного расстроившись, спросил Андрей.
– Правду! Я тут приболел, больничный взял. Тридцать девять с полтинником. Думал, загнусь!
– Не скажешь по тебе, – подметил Антон, рассматривая довольно бодрую внешность Одышкина.
– Панадол!!! Никаких таблеток! Мама в театр собралась…
– Понятно. Прикованный тяжелым недугом к постели Паша Одышкин доживал последние дни. Дожил. Вовремя тебя прихватило. Просто, можно сказать, повезло.
– Судьба-а-а, – развел руками Паша.
– Это все, что вчера вспомнил больной?
– Нет, а при чем здесь я?! Ну, повезло, заболел. Какие ко мне претензии? Я что, должен все знать?!
– То есть вчера ты, кроме того, что у тебя тридцать девять, ничего ценного не сообщил.
– Конечно!
– А сегодня? Тебе ж наверняка дали время подумать.
– Ну, дали, – стушевался Паша. – Что из этого? Могли бы и не давать. Время – не деньги.
– Как ты оказался на мебельной?
– Как все люди. По нужде. Сидел на мели, встретил Кольку Тихонова, ну, убили которого, он и предложил.
– Вы были знакомы до мастерской?
– Соседний двор, все детство бок о бок. В комсомол вместе вступали. Зашибали не то чтобы много – лимона по полтора в месяц, но это лучше, чем ноль.
– В комсомоле?
– В мебельной.
– Похвально.
– Еще бы! Женюсь скоро, бабки нужны, а где сейчас, ничего не умея, честно заработаешь? А здесь наловчился шкафы собирать, ума большого не надо.
– Складно звонишь, – хмыкнул Грицук.
– Погоди, Тоха… Ты, значит, все эти дни на диванчике, у телевизора?
– Совершенно справедливо. Чуть пролежни не нажил.
– А вот соседка твоя, Зинаида Петровна, говорит, что бегал ты туда-сюда по лестнице без всяких признаков гриппа на лице. Может, ты ошибся, может, тебя гонорейка прихватила?
– Шиздит, кляча старая! – неподдельно встрепенулся Одышкин. – Ей делать не хер, она и сочиняет бредятину подлую! Бегал, бегал! Прямо убегался!
– Чего ты, Паша, так распереживался? Смотри, опять панадол придется жрать. Больничный твой не покажешь?
– Я «неотложку» вызывал. Десять дней прописали, потом к врачу. У него бюллетень и возьму.
– Кто ж ваших так обидел? Не подкинешь мысль?
– Клянусь, не знаю! Я всего два месяца в кочегарке. Колька, я слышал, черному морду намылил из-за бабы в кабаке. Может, черный со своей братвой? Им, чеченам, что Крым, что крематорий – полгорода перережут!
– Про черного слышали, ищем. Ну а еще? Как, например, у директора с «крышкой»? Кому платили?
– Понятия не имею. Может, он и платил, но я-то тут при чем? Что я, бухгалтер? Моя забота стенку с боковиной скрепить, на шипы да шурупы закрутить! Вот ведь…
Андрей немного помолчал, затем обернулся к Антону:
– Старик, с матерью поговори пока. На кухне. И проверь на всякий случай историю Пашиной болезни. А мы проверим историю любви.
Затем кивнул на телик.
– Ну-ка, выруби тошниловку эту.
Паша щелкнул кнопочкой. Тоха отправился на кухню. Андрей пересел с дивана на второй стул, поближе к Одышкину.
Начали поскребывать кошки. Еще не скребли, только поскребывали, что тоже не здоровско. Нет ничего противнее, чем колоть людей на компромате, который люди сами тебе и рассказали. Даже если человек мурло по жизни, с запахами помойки и гнилья.
Но… От тех, кто вчера ночью стрелял, несет не помойкой, от них несет мертвечиной. Их надо найти и закопать в землю. И вместо креста вбить кол.
– Панадол, значит?
Одышкин заерзал на широком стуле.
– Дыру не протри. Ну что, болезный, биографию будем вспоминать, али как?
– А чего ее вспоминать? Да, было, вляпался впопыхах, нечаянно, так суд это учел.
– А сам ты что учел? Ты учел, что мне накануне суда пришлось судью водкой поить и душевно ему грузить, что некий Паша Одышкин, рискуя шкурой, внедрился в банду наркодельцов по нашему заданию, но мудила участковый, его случайно задержавший, чуть было не завалил операцию. И не стоит Пашу на первый раз сажать, не по злому умыслу он…
Андрей врал внаглую – ни к какому судье он не ходил и водку с ним не пил. Знал заранее, что вряд ли Одышкин получит срок.
– А чем отвечает на заботу о нем Паша Одышкин? Панадол, «История любви», нога на ногу. Какая у Паши короткая память! Как у кандидатов в городское собрание. Может, стоит напомнить про Витю Зубова? Витя до сих пор малявы корешам с зоны шлет с просьбой найти того супостата. Того, того самого. Не постоит Витя за ценой, если что.
– Я не сдавал Зуба!
– Это ты так считаешь. Потому что я свое слово сдержал, не светанул тебя нигде. Но понимаешь ли, я с возрастом таким рассеянным становлюсь. Где бумажку какую забуду, иногда в компании вместо анекдота житейскую историю расскажу. А кто захочет, тот услышит…
– Вы же обещали…
Паша покраснел как помидор и с негодованием смотрел на Андрея.
Андрей, почувствовав слабину соперника, давил на больное место.
– Конечно, конечно. Я даже сейчас своего напарника к маме отправил. Опять-таки для твоего блага, чтобы ни про Зуба он не услышал, ни про то, почему ты в нужный момент на работу не вышел.
– Я же…
– О-о-о! Получается, не хочет Паша искренности, не хочет. Ну что ж, «ура!» тебе за это, Паша.
Андрей поднялся.
– В бюро ритуальных услуг «Реквием» сезонные скидки. Рекомендую побеспокоиться заранее. Адресок дать? За предварительный заказ плата не взимается. Очень удобно. Можно заказать гроб со встроенным радиоприемником или «Тетрисом». Никаких шуток, Паша. Я, Паша, себя уважать перестану, если в твой грипп поверю, так что извини. А гниль, она рано или поздно все равно наружу выйдет, как ни прячь. Пока.
Андрей сделал шаг к двери.
– Подождите…
«Горячо, горячо!»
– Ну?
– Я расскажу, только…
– Хочешь гарантий? Гарантии – дело наживное. Ты сначала расскажи, что знаешь. Пока обещать могу одно – все останется между нами. Впрочем, ты в этом имел возможность убедиться.
– Хорошо. Курить можно?
– Да не нервничай так! Ты что, в гостях?
– А, ну да…
Одышкин достал из нагрудного кармана мятый «Аэрофлот», прикурил.
– Так, сегодня вторник? Да. Я с четверга на больняке. Вот еще что, я действительно ни в какие дела Григорича, ну, шефа нашего, не влезал. Тут случайно вышло.
– Ты рассказывай, там посмотрим, что случайно, а что нет.
– Да, хорошо. Значит, в среду утром плохо мне было. Помните, тот кабак, где Колька черного о столик башкой? Я тогда с Колькой гулял. Перебрал, если честно. Утром еле поднялся, просто никакой. На работу вообще идти не хотел, да передумал, Григорич выгнать грозился.
– Ты не на Доске почета?
– Ну, подумаешь, пару раз задвинул! Сразу «уволю, уволю». В общем, приполз кое-как, перед шефом отсветился. Он обычно в самом цехе не сидит. Или в разъездах, или в пристройке, рядом со складом. Я с мужиками договорился, что часик отлежусь. В случае чего – за сигаретами ушел. Ну, мужики: «Понимаем, Паша, ол’райт». Я на склад, там скамеечка есть для таких делов. Пару шкафов придвинул для прикрытия, фуфаечку под башку – и вперед, за Родину. Не помню, сколько отходил – часа два, не меньше. Всякая дрянь снилась – бабы голые, черти…
