Олег Измеров - Задание Империи
— Это как на катерах Левкова, а гибкое ограждение знаете, кто придумал? Циолковский, учитель из Калуги. Он сейчас фильмы консультирует про полеты на Луну и космические города. А что, вот так бы махнуть вокруг шарика, а? Интересно, какая Земля с высоты сто тысяч метров?
— Голубая.
— Вот и он тоже так думает.
30. Право на один звонок.
Взлета Виктор так и не увидел. В тесном и узком как гроб фюзеляже вместо пассажирских кресел были парусиновые койки, и стояли они так, что иллюминаторов не было видно. Он запомнил бесконечно долгий разбег, когда их немилосердно трясло, и дикий визг компрессора воздушной подушки под полом. В самолете дрожало все, и Виктору казалось, что не пройдет и часа, как заклепки повылетают из своих гнезд и ажурная конструкция рассыпется в воздухе ворохом гнутых дюралевых листов и труб из нержавейки. Правда, радовало то, что кабина оказалось герметичной, точнее, почти герметичной — в ней повсюду что-то посвистывало, но давление не падало. Был и обогрев — даже, пожалуй, немного жарковато.
Далее потянулись долгие, бесконечно долгие часы ни сна, ни бодрствования, а какой-то полудремы, в которой отупевший от усталости и грохота мотора мозг переделывал какие-то давние впечатления в химеры. То Виктор бродил по каким-то кабинетам и хозяйственным постройкам Старого Корпуса, говоря с какими-то людьми, кого-то искал, с кем-то договаривался, что-то смотрел, перелистывал какие-то книги, но зачем, почему — он так и не мог понять, как и то, что вообще здесь делалось. То Виктор пытался перейти через пешеходный мостик пути станции Орджоникидзеград, но мостик вдруг оказался на ремонте, и Виктор полз вперед по балке, вцепившись в нее руками и боясь взглянуть вниз, а вокруг поднимался то ли туман, то ли паровозный дым, и мостик кончился где-то на лугу, и вокруг него росли кусты орешника, а вдали уходило за холмы закатное солнце. То Виктор вдруг оказался в Бежице в пятьдесят шестом году, и ехал за рулем газовской полуторки по Куйбышева до Литейной, а там пошел на паровозный завод, который оказался почему-то на месте автозавода; он уже было начал думать, что это еще одна реальность, но проснулся в тридцать восьмом, в брюхе железной птицы.
Экипаж, по идее, должен был вымотаться еще больше. Самолет вели все трое посменно; Ковальчук неоднократно предлагал тоже посидеть за штурвалом, чтобы увеличить время отдыха остальных, но Чкалов держался настороже и не допускал. Кормили их сухим пайком, который запивали подогретым какао; поскольку Виктор двигался мало, то ему это казалось вполне достаточным. В перерывах, когда он чувствовал, что еще может соображать, он продолжал заметки по скоростному разведчику и всему, что могло пригодиться в будущей войне для крыльев Родины, и тогда происходящее начинало обретать какой-то смысл. У него не было ощущения, что он возвращается, что через какое-то время он увидит себя в привычной домашней обстановке; было желание только как можно скорее покинуть западное полушарие и достичь более или менее спокойного места. Полюса, кстати, они не увидели — пришлось сделать крюк из-за циклона. Так что максимум можно было похвастаться тем, что летал в высоких широтах.
"Господи, как же сузить номенклатуру выпускаемых машин и унифицировать? Заводов не хватает. Экспериментальной базы ужасно не хватает, как и ее оснащения. Что будет нужнее из разведчиков — "рама" или легкомоторный "шторх", который они уже собрались делать по лицензии? Что важнее пустить в серию — штурмовик Ильюшина или легкий бомбардировщик Сухого, которые, по сути, будут выполнять сходные задачи? Хочется быть прогрессором и кидать идеи, а тут, черт возьми, надо быть заскорузлым бюрократом и зарубать новинки, потому что куча мелких КБ, куча проектов, а довести и освоить в частях ни черта не успевают."
— Попробуем найти место для посадки. Надо осмотреть двигатель, температура масла растет, причина непонятна. Так что готовьтесь к тому, что возможно, посадка будет жесткой.
— А в чем трудность с местом? — спросил Ковальчук Чкалова. — Судя по показаниям приборов, время для выбора площадки у нас хватает. Особенно с учетом вашего чудесного шасси на воздушной подушке.
— Подушка-то подушкой, но мы, видимо, отклонились от курса и попали примерно вот сюда, — Чкалов показал Ковальчуку планшет, — видите белое пятно?
— А почему белое пятно? — совершенно искренне удивился Ковальчук.
— Как почему? Почему и другие белые пятна на картах. Местность-то не изучена.
— Минуточку! — воскликнул Ковальчук, порылся в сумке и жестом факира вынул оттуда одну из карт на тончайшей ткани.
— Ишь ты… Парашютный шелк, что ли?
— Капрон. Посмотрим на ваше пятно.
Чкалов впился глазами в очертания карты, затем ошарашенно взглянул на Ковальчука.
— Что это? Откуда это у вас?
— Валерий Павлович, не время и не место для таких вопросов. Вы человек военный, понимаете. Здесь площадка подойдет?
— Кончено… Я не про это. Понимаете, здесь же никто раньше не летал! Ни наши, ни американцы, никто! Никто не мог делать съемку!
— Валерий Павлович, есть вещи, о которых будут всем рассказывать ну разве что лет через двадцать.
— Так точно, понял… Спасибо вам!
Чкалов метнулся с картой к штурману; похоже и на того легкий, полупрозрачный кусок материи с очертаниями поверхности земли произвел впечатления больше, чем вид летающей тарелки. Все же после нескольких многозначимых восклицаний они привыкли к ситуации, как к данности; вернувшись, Чкалов посетовал Ковальчуку:
— Двадцать лет! Через двадцать лет с меня, как со старого коняки, уже подковы сдерут. Буду летать по билету из Москвы на Минеральные воды.
"Где-то я уже слышал похожее", машинально отметил Виктор, а вслух заметил:
— Никогда не надо отчаиваться. Вон, Маресьев вообще без ног летал.
— Какой Маресьев?
"О, черт, Маресьев вообще уже летает? Если, конечно, стал летчиком"
— Это в первую мировую было, — поправил Ковальчук, — и без одной ноги, а не обеих. Фамилию только не помню. На "Фармане" летал.
— Ну так что "Фарман"? Этажерка.
— Но вы же со… сокол из волжских. Так что через двадцать лет, кто знает, может, еще рекорды ставить будете.
"Не дадим, не дадим ему погибнуть! К осени уже поликарповский заморозят, силы перебросят на яковлевский для малоподготовленных пилотов и на лавочкинский, для асов, со "звездой" от бомбера. Там должно проще пойти."
— Ничего, если мы разомнемся? — спросил Ковальчук, когда шум двигателя стих и самолет замер там, где в этой реальности еще не ступала нога человека. — По родной земле наконец-то походить.
— Можно. Бежать тут некуда.
— Если какая помощь нужна, позовите.
— Да ничего. Сами справимся.
— Ну вот, Виктор Сергеевич, — заметил Ковальчук, когда они слегка отдалились от самолета, — мы с вами первые люди в этих местах… Только на повестке дня у нас теперь вопрос такой: надо изменить курс, чтобы попасть к точке перехода. Варианта, как вы понимаете, у нас опять два: уговорить Чкалова — а на этот раз ничего не получится, так как у него приказ, — или захватить самолет. Самоликвидатор я уже незаметно обезвредил. Какие будут мнения?
— Ну неужели ничего нельзя придумать, кроме захвата?
— Ну попробуйте придумать. Время еще есть. Если ничего не придумаете, остается захват. Все будет аккуратно, героический экипаж не пострадает.
— Я буду думать.
— Хорошо. Я напомню, когда подойдем ко времени принятия решения. Да, нам машут, видимо, будем взлетать.
Под крылом неторопливо полз материк. Красивый день, хорошая погода, малая облачность.
— Виктор Сергеевич! Время.
Виктор поднялся с койки и прошел в нос, к Чкалову.
— Валерий Павлович, мы сейчас в зоне действия радиосвязи?
— Да, здесь мы можем поддерживать связь минимум с двумя станциями.
— Свяжитесь с землей, и скажите, чтобы они срочно связали нас со Сталиным!
— Что?
— Связали со Сталиным! С самим! Думаю, в России найдутся спецы, которые сумеют согласовать вход передатчика с проводным телефоном!
— А позже, когда сядем, нельзя?
— Нет! Это надо срочно, немедленно!
— Сейчас передам радисту…
— Они просят, чтобы их соединили с "Ивановым"! Да, с "Ивановым"! Конечно! Да! Ну вот, держите наушник, говорите сами.
— Позвоните этому… "Иванову", и пусть ему сообщат, что Еремин хочет с ним связаться! Это очень важно!
— Вы понимаете, о чем вы просите? — сухим, чуть посаженным голосом донеслось из наушника.
— Я не прошу! Я требую, исходя из оперативной ситуации, незамедлительно связать меня с "Ивановым"! Под мою личную ответственность!
Небольшая пауза. Что еще ему сказать, человеку где-то на земле? Пригрозить наказанием за саботаж? Пообещать награду за содействие? Намекнуть, что лично знаком с самим? Что?
