StEll Ir - История Любви. Предварительно-опережающие исследования
Под ганс-крекеры очень неплохо идут истории о ветхих тех временах, когда люди называли телефоном пластмассовые коробочки с кучей варварски запрограммированных кнопочек и умудрялись, абсолютно не жалуясь, ходить по сетям на скоростях в десятки кило-, а не гигабит. А в поутихший круговорот часто вплетаются пересказы и байки о людях, об интересных случавшихся с ними случаях, добытых в истории, просто о разной любви. Там я знатный баюн… Я часами могу разгонять новый ритм или в несколько минут взвести в новый ранг какое-нибудь казалось бы поистёртое о время понятие. Я там много могу. И лишь немногие из старожилов знают и помнят мою собственную историю о том, как я из весьма посредственных менеджеров, которых в старозаветье было просто пруд пруди, нечаянно выдвинулся в скромные, но не знающие посредственности, ряды неолитеров. А о том, что этого не случилось бы, не встреть я тогда Миху, знаю только я сам. Миха же, в свою очередь, не признаёт никакого собственного влияния на перевороты в моей судьбе, говорит, что я гонщик, и что сам бы отлично пошёл, если б много так не пиздел по чатам…
Но, так или иначе, а именно Михе тогда пришла в голову мысль сунуть в руки мне, тогда ещё только с усердием малыша в песочнице лепившему первые свои трёхстрочные рассказы в различных форумах, фрагмент дневник-рукописи Нины Михайловны – одной из самых близких его жён, “жертв” и соратниц. И именно он не забыл через пару лет поинтересоваться оформленностью материала в произведение и настоять на публикации. Я же на этом произведении только учился писать. Вклад мой в него был мизерным (устранение пунктуального датирования, состыковка эпизод-фрагментации и прочая ерунда), а извлёк я из него целый ряд полезных приёмов и уроков, послуживших становлению моего дальнейшего опыта. Через ребят я заслал его тогда на один из двинутых по тем временам форумов и на этом моё “титаническое” участие кончилось.
Сейчас же, перечитывая в который раз этот некогда скрупулёзно “настраиваемый” мною материал, я могу только тихо завидовать любимой теперь и мною Нине Михайловне, которой удалось в одной из последних строк рукописи столь удачно зафиксировать точное время происходивших с нею событий. Ибо я сам, к сожалению, такой возможности не имею. И не потому даже, что у меня нет ни таймера на холодильнике, ни самого холодильника, как такового. А потому что называться это будет «петля времени», то есть понятие куда более табуированное сейчас, чем некогда безобидное по нашим временам слово «инцест». Хотя…
2004-2006-2017
Пердун
Он чуть не помер тем утром, когда родная короткошерстная Лайма нечаянно громко пёрнула на своём коврике и через мгновение ока оказалась в противоположном от него углу комнаты.
«Чё ты ржёшь, урод!?!», выражали во весь опор озабоченные и перепуганные в усмерть собачьи глаза, «Ты чё не видишь – я чуть что только не взорвалась с тобою тут нах!»
Он попритих на диване, весь скорчившись, лишь тогда, когда разобиженная Лайма подошла и укусила его за жопу, а в трикольных по утреннему штанах обнаружился нечаянно тугой напряг. Он внимательно вслушался в ощущения – с чего-то вдруг захотелось ебаться…
Впервые во время секса он пёрднул четыре года назад, в свои неполные восемь лет, играя в песочнице в доктора с Ирочкой Тудемовой. То ли Ирочка – его дворовая пассия с горшочного детства – подумала, как «доктор», что с пациентом приключился классический вывих и необходима врачебная правка, то ли просто её нежная ручка соскользнула нечаянно… И в итоге она довольно резко дёрнула Серёгу Очакова за торчащий ракетою хуй, а Серёга от неожиданности бзднул не сильно, но очень слышно, сразу покраснев, вспугнув прощелыгу-воробья клевавшего воду из ведёрка для пасочек и крайне озадачив зарозовевшую в ответ милую Ирочку.
Под словом «ебаться» Серёга уже понимал несколько более сложную, чем пять лет назад, вещь: теперь это означало – обойдя все родительские и программно-сетевые препоны, сидеть перед экраном своего геймеровского портала и, втыкая в наружно-внутреннее строение самых разных мировых тёток, тереть и дёргать себя за мотню до тех пор пока не надоест или пока в прихожей не защёлкает отворяемый кем-то из маменек-папенек замок.
Серёга Очаков с наслаждением вытянулся на диване, соображая дотянет ли он на этот раз до «поебаться» или рука уже настолько крепко держит за хуй, что прийдётся ограничиться скоропалительным рукоблудием. Ответ на его вопрос пришёл довольно бесцеремонно и совершенно непланово – на подвесной полочке рядом с диваном загорелся сигналом мобильник и лицо обворожительной маменьки его – Светки Очаковой-Илиринц – исказилось на дисплее то ли от помех веб-камеры, то ли от огорчения за Серёгу…
– Ты почему ещё дома? Расп… негодник! Серенький, ты хоть ел? Я ненавижу тебя! Ровно через пятнадцать минут жду твоего звонка из школы! Попробуй только забудь! У-умм…
Светка поцеловала с экрана Серёгу воздушным поцелуем и скрылась за цифрами, которые год назад он искренне посчитал биркой стоимости его мамочки, наподобие тех, которые видел возле фоток тётенек в Интернет, чем невероятно насмешил Егора Очакова приходившегося ему каждый вечер отцом. …Делать было нечего – Серёга вздохнул, выпуская из рук напружиненный хуй, подцепил на плечо полотняную школьную торбочку с тетрадями и физкультурной формой, и поплёлся мимо сочувствующих глаз Лаймы в своё среднее учебное заведение второй десяток лет притворявшееся каким-то лицеем.
Он возился возле дверного замка в лёгком утреннем полусвете лестничной клетки, когда привычно приспичило, и Серёга, мотнув головой по сторонам, удивительно звонко, тонко и крячисто, словно селезень-первогодок в весенний позыв, перданул на весь соседский проём. Эхо его детской шалости ещё не стихло в близлежащих к нему этажах, а лицо Серёги, да и весь он сам, уже просто горели огнём от стыда, даже уши пекло в самых кончиках: за своею спиной Серёга увидел подымавшуюся к себе на этаж тётю Таю, соседку и какую-то родственницу то ли мамы его, то ли папы…
Так получилось – когда Серёга осматривался, тётя Тая оказалась в слепой зоне его «обстрела», и он не заметил её. И теперь она спокойно продолжала свой путь вверх по лестнице, а Серёга чуть не терял равновесие и сознание, скорчившись от жуткого конфуза у своей двери и стараясь с ней слиться в единое целое. Внезапно тёть Тая замедлила шаг на середине пролёта и обернулась.
– Ах ты пердунишка несчастный!.. – задумчиво обронила она, глядя на Серёгу чуть приседающего в избытке чувств из-за её слов вдобавок к его собственному смущению. – Куда это ты собрался? А ну-ка иди, друг, сюда…
Она сама вернулась назад к Серёге на площадку и приподняла за подбородок его покрытое раковой краской во время кипения пылающее лицо. Серёга растерянно хлопал глазами по ушам и что-то треньчал жалобным от утраты всех сил дискантом: «В школу… Я больше не бу… ТёТая, мама просила вам передать, что в гастроном…»
– А в школу не надо сегодня ходить! – неожиданно сообщила тётя Тая столь радостную весть, что у Серёги вся кровь от волнения отхлынула обратно, и он даже чуть побледнел от радости. – Её заминировали и всех отпустили домой!
– Правда?.. – непроизвольно вырвалось из Серёги.
Тётя Тая работала техническим работником Серёгиного «лицея», и ей вполне можно было доверять. Доверял и уважал её даже директор школы Илья Валерьянович, приходившийся тёте Тае законным супругом.
– Правда… – тётя Тая всё также задумчиво смотрела под живот пятиклассника: из штанишек просто безбожно и строго горизонтально торчал его стоящий стручок. – Теперь ищут мину… Две нашли уже. Одну на третьем, в мужском, одну на первом, в учительском… Один сапёр подорвался, вступив… Полчаса потом матерился на входе в какашках весь и всю тряпку мне входную засрал своими берцами… Сказали попахивает международным террором… Но пока третью не найдут, в интерпол решили не сообщать… Серёжка, а пойдём ко мне домой, в гости? Я бы блинчиков испекла! Любишь блинчики?
– Да… – вякнул ещё Серёга увлекаемый уже за руку тётей Таей по лестнице, хоть в принципе в гостях у тёть Таи он любил оказываться и даже без блинчиков: в квартире её водилось довольно много прикольных старинных вещей оставшихся от повзрослевших и разлетевшихся детей, а сама тётя Тая всегда завораживала Серёгу своей добротой и шикарной необъятной пока для него задницей.
Потом тётя Тая, переодевшись в домашний халат, и вправду жарила на кухне блины. А Серёга пускал под откос на ковре двух трансформеров разложенной им железной дороги, перевозил два поломанных тетриса из ангара в ангар и со внутренним до лёгкого содрогания сладострастием вспоминал, какие офигенные огромные груди оказывается у тёти Таи, когда она по пояс голая…
Всё дело в том, что Серёге совершенно случайно, с его точки зрения, и офигительно повезло: тётя Тая привыкшая к дневному одиночеству в своей квартире совершенно не обратила внимания на Серёгино присутствие и привычно переоделась из платья в халат за узкой дверкой платяного шкафа. Серёга замер с застывшим дыханием на губах над жужжащим трансформером, когда увидел в угловом зеркале пышный абсолютно голый бюст тёти Таи с огромными сиськами. Тётя Тая стояла полуобернувшись к нему в отражении, и из одежды на ней были только полнообъёмные отливающие млечным атласом трусы. Серёга непроизвольно сглотнул сжавший горло комок, когда удалось рассмотреть её болтающиеся в движениях мягкие даже на взгляд полушария и широкие тёмно-коричневые окружности с большими сосками на них… С того момента у него уже всё время торчал, мешая на животе заползать под диван за шариком от разобранной мыши. Стоило лишь немного отвлечься и расслабиться, как чарующее видение двух покачивающихся сисек вновь вставало у Серёги перед глазами, и хуй снова вставал до предела, вырываясь из кожи и ткани штанов.
