Василий Звягинцев - Андреевское братство
– Что ты, что ты, отнюдь! Мы же гуманисты… Я совсем о другом. Лишить врага возможности в обозримом будущем даже помыслить о повторении подобных силовых решений.
Одним словом, план «Никомед» предполагал спровоцировать «Систему» на такие действия, которые позволили бы выявить и заставить выйти в чистое поле абсолютно всех, на кого они рассчитывали как на своих союзников. И внутри обеих Россий, и за их рубежами… Дай бог не ошибиться, но, похоже, удалось. А на это ты не смотри, – он заметил, что я опять вглядываюсь в очередную группу разбросанных на тротуаре тел. Поскольку мы подъезжали к подножию храма Христа Спасителя, я предположил, что среди них наверняка есть кто-то из тех людей, с кем я курил и грелся у костров перед налетом на югоросское посольство.
– К вечеру уберут, и все будет снова тихо и спокойно… Тебе ночью стрелять приходилось?
– Вот именно, что приходилось.
– Попал в кого-нибудь?
– Думаю, что не в одного…
– А зачем? – Шульгин повернулся ко мне, и лицо его выразило искренний интерес. И я снова попался в расставленную ловушку.
– Как зачем? В меня стреляли, хотели убить, ну и я…
– Что и требовалось доказать! Уголовный кодекс гласит, что действия в состоянии необходимой обороны или крайней необходимости могут содержать формальные признаки преступления, фактически таковым не являясь. Так что не нервничай сверх меры, дорогой товарищ.
Глава 2
Остановились мы возле очень симпатичного двухэтажного особняка в стиле «модерн» на углу Сивцева Вражка и Гоголевского бульвара. Весь примыкающий к нему квартал патрулировался вооруженными солдатами в камуфляжной форме без знаков различия и национальной принадлежности.
Шульгина они, очевидно, знали в лицо, потому что даже не попытались нас задержать для проверки документов.
Шульгин припарковал свою машину прямо перед крыльцом.
– Приехали. Надеюсь, я тебя морально подготовил, и здесь ты неуместных рефлексий демонстрировать не будешь. Народ предполагает в твоем лице видеть человека серьезного и уравновешенного…
По обеим сторонам подъезда вяло колыхались под ветром два флага – красный советский и трехцветный югоросский. А на бронзовой доске стилизованным под полуустав шрифтом было обозначено: «Культурный центр московского отделения союза беспартийных евразийцев».
Я рассмеялся.
– Для полноты картины следовало бы еще на трехцветном флаге изобразить серп и молот, а на красном – двуглавого орла.
– Посмотрим. Может, и такое будет. Входи и постарайся не выглядеть глупее, чем ты есть. Держи себя с достоинством и спокойно.
…В доме этом в царское время жил, наверное, человек чрезвычайно богатый и обладающий изысканным вкусом. И архитектура, и интерьер, и меблировка, картины на стенах гостиной первого этажа, зимний сад под стеклянным куполом второго – все напоминало об устоявшейся привычке к утонченной, аристократической роскоши. Даже удивительно, как все это сохранилось неизменным за семь лет бушевавших в стране катаклизмов.
Главное – здесь меня ждала Алла. Она, тоже одетая в полном соответствии со здешней, вернее, принятой в высших кругах югороссийского общества модой, отнюдь не бросилась мне навстречу, как можно было ожидать в подобной ситуации, а просто с выражением радости на мастерски подкрашенном лице подставила для поцелуя пахнущую терпкими духами щеку.
– Как у тебя, все нормально? – и чуть пожала мне руку.
Сначала я подумал, что она просто не хочет проявлять чувства при посторонних, а потом сообразил, что это для меня минувшие дни были наполнены опасностями и роковыми событиями, для нее же – всего лишь привычной и даже не слишком продолжительной разлукой.
Ну и я в таком случае тоже не стал изображать живую картину по известному библейскому сюжету в исполнении Рембрандта.
– А ты какими судьбами здесь? Ты ж вроде в Харькове научными изысканиями занималась?
– Ну как же? По тебе соскучилась. А тут у вас победа, разгром мятежа и даже будто бы дипломатический прием. Говорят, сам Троцкий обещал подъехать. Как можно пропустить? Я ведь женщина светская… А ты неплохо выглядишь, – сменила она тему. – Помолодел даже. Мне сказали, ты тут вовсю геройствовал. Да я и не сомневалась… – И легонько провела ладонью по моей щеке. Я, натурально, тут же и растаял.
Действительно, чего теперь грустить? Все свои живы и здоровы, а остальное – ну, будем считать, неизбежности исторического процесса. И не такое видели…
– Было кое-что, – с должной степенью небрежности ответил я. – Повоевал немножко… В глубоком вражеском тылу.
– И внес выдающийся вклад в нашу общую победу, – подтвердил возникший, как черт из табакерки, из-за ближайшего рододендрона Шульгин. Очень не ко времени, поскольку я, пользуясь уединенностью места, собирался обнять Аллу гораздо более пылко, чем допускалось протоколом.
На мой взгляд, это было несвоевременно и странно, но в «культурном центре» готовился торжественный прием, посвященный успешной ликвидации контрреволюционного и даже в некотором смысле «антироссийского» заговора «темных сил».
То есть с улиц еще не убраны тела погибших, и явно никакого следствия и суда не производилось, но политическая оценка событий уже определилась.
Ну, может быть, у них так принято, и не банкет здесь будет, а нечто вроде тризны.
В примыкавшем к зимнему саду двухсветном белом зале я встретил всех знакомых по форту Росс членов «Братства» и еще массу людей, ранее не виденных, принадлежавших к «высшему свету» столицы и, как я понял, особо проявивших себя в разгроме мятежа.
Многие – с дамами, которые выглядели гораздо пристойнее своих кавалеров. Что тоже понятно – новая советская элита подбирала себе подруг отнюдь не из беднейших слоев крестьянства и не пролетарских девушек «от станка».
– Будь морально готов, мы намереваемся представить тебя Льву Давыдовичу в качестве скромного героя тайной войны, и не исключены проявления с его стороны знаков признательности…
– Ну уж это… – Я не успел закончить, как Шульгин, похлопав меня по плечу, пресек всякие возражения: – Делай что должен, случится, чему суждено. И не вздумай объяснять Председателю Совнаркома, что недостоин и вообще к этому миру отношения не имеешь. Не порть нам дипломатию…
Александр Иванович так же внезапно и бесследно исчез, оставив нас с Аллой снова наедине. Но желание обниматься у меня прошло.
– Да, в самом деле, Игорь, к чему ломаться? Ты что, не получал туземных орденов и медалей после тех своих командировок? А оказаться в числе личных друзей советского деспота совсем не вредно. Кто знает, когда удастся домой вернуться?
Алла всегда была практичной женщиной, я только удивился, как быстро она освоилась в новом для себя мире.
Пожалуй, гораздо лучше, чем я, и держалась, что с мужчинами, что с женщинами, совершенно как равная. Впрочем, чему удивляться? По логике она и должна бы ставить себя выше их. Ну как мы это всегда представляли: наше время – вершина цивилизации, а те, кто жил раньше, – словно бы слегка обиженные Богом. Не дожили, не успели попользоваться благами прогресса. С одной стороны, это понятно, люди прошлого проигрывают прежде всего в том, что уже успели умереть, а мы еще живы, чем и счастливее их. Но с другой, в таком вот невероятном повороте – при личной встрече разделенных полутора веками поколений оказалось, что нисколько мы их не лучше, а во многом и уступаем. Но опять же не потому, что они нас в чем-то существенном превосходят, а просто они более адекватны окружающей обстановке.
– Что ты так озабочен, Игорь? – спросила Алла, уловив мою депрессию. – По-моему, все очень даже неплохо. Интересно. Я пока обратно не рвусь. А ты?
– Ей-богу, не знаю. Смутно все как-то. Непривычно. Даже выразить не могу, но… Знаю, что нет особых причин тосковать, но сосет что-то… Депрессия. А может, уехать нам куда-нибудь, отдохнуть, тогда и полегчает?..
Алла презрительно вскинула голову. Такое с ней тоже бывало не раз. Не попал я ей в тон.
– Может, ты просто ревнуешь? Как только мне становится хорошо, у тебя портится настроение.
Не хватало мне сейчас еще семейной сцены. А я знал, что одно неосторожное слово – и Алла может раскрутиться по полной программе. Просто так. Или потому, что интуиция у нее еще почище моей? Каким-то образом догадывается о Людмиле?
А я ведь про нее почти уже забыл. Ну, было что-то, а может быть, и не было. Конфабуляция, плод контузии. Мелькнула как-то мысль, что интересно было б с этой дамочкой вплотную пообщаться, вот и привиделось в бреду. Так, пожалуй, к этому и надо относиться… Не забывая русскую поговорку: «Быль молодцу не в укор».
К счастью, прием здесь был организован по вполне европейским стандартам. Скользили по залу официанты с подносами, уставленными бокалами и рюмками, на столиках теснились тарелки, блюдца и розетки с холодными закусками, и гости перемещались парами и в одиночку, сходясь, чтобы обменяться парой фраз, или задерживаясь для более существенного разговора.
![Василий Звягинцев - Андреевское братство [= Право на смерть]](/uploads/posts/books/110177/110177.jpg)
