Андрей Завадский - Утро псового лая. День вторжения-1 (том 1-2)
-- Пан изволит шутить? - человек, представившийся Яном, а возможно, действительно носивший это имя, и явно игравший роль главного в этой паре, распахнул короткую крутку, демонстрируя удобно устроившийся подмышкой компактный пистолет-пулемет ПМ-63 калибра девять миллиметров, известный также под названием "Рак". Старое, но вполне надежное оружие, проверенное в действии во многих конфликтах, в самых разных уголках многострадальной Земли, внушало определенную уверенность.
Михал, до сих пор молчавший, следуя примеру своего товарища, задрал выпущенную поверх брюк фланелевую рубаху, позволив координатору рассмотреть торчащую из-за пояса рукоять пистолета, кажется, польского П-64, тоже девятимиллиметровой машинки, скопированной с немецкого "Вальтера". У координатора, кстати, в подплечной кобуре как раз и находился легкий и надежный "Вальтер-ППК", вернее, его французская копия, снабженная еще и глушителем.
-- Добже, - убедившись еще раз, что работает с серьезными людьми, кивнул координатор.
-- Объект уже на месте? - спросил Ян, кивком головы указывая на летное поле.
-- Он будет минут через десять, - отрицательно мотнул головой координатор. - И мы должны ждать его в самолете.
-- Пойдем через пропускной пункт? - Ян указал на освещенную изнутри стеклянную будку, приткнувшуюся возле шлагбаума. Сейчас на пороге ее курил охранник в распахнутом кителе.
-- Нет, нам не нужен шум, - вновь помотал головой координатор. - Там двое охранников, незаметно мимо них не пройти, а ликвидировать этих двоих нет надобности. Мы вообще не должны оставлять следы. Поэтому просто перелезем через забор.
-- Там есть система видеонаблюдения, - спросил вдруг Михал. - Нас могут заметить?
-- Видеокамеры установлены только в зданиях терминалов, - ответил координатор. - Летное поле они не контролируют. Пеших патрулей там тоже нет.
Михал и Ян переглянулись, кивнув друг другу, и уверенно двинулись вслед за координатором к высокому забору. На то, чтобы перебраться через него, у каждого ушло ровно две секунды, и вот уже трое диверсантов, ибо кем еще могли быть люди, тайком проникающие на охраняемый объект, короткими перебежками двинулись к высившимся неподалеку ангарам. При этом Михал и координатор достали оружие, прикрывая друг друга и Яна, не спешившего браться за свой ПМ-63, во время бросков от укрытия к укрытию. Последний, к тому же, тащил увесистый вещмешок, который передал ему координатор. Содержимое его пока оставалось для поляков тайной.
Цель этой троицы, реактивный самолет "Лирджет-35", этакая изящная остроносая игрушка, стоял возле крайнего в длинном ряду ангара, ворота которого были распахнуты. Самолет был ярко освещен установленными на летном поле мощными прожекторами, находясь в перекрестии их лучей. Боковой люк, в открытом состоянии представлявший собой трап, был опущен, не доставая до бетонки несколько сантиметров. Возле самолета не было видно ни единой живой души, и это диверсантам было только на руку.
Когда на летном поле появился автомобиль Берквадзе, беспрепятственно пропущенный охраной после того, как водитель олигарха предъявил пропуск, возле самолета не произошло никаких изменений. Гоги Берквадзе, выбравшись из салона "Вольво" не без помощи телохранителя, здоровенного детины кавказской национальности, направился к "Лирджету", который спустя считанные минуты должен был унести его отсюда в более безопасные края.
Откровенно говоря, беглый нефтяной магнат втайне ожидал, что его арестуют если не по пути в аэропорт, то уж точно на летном поле. В последние часы Берквадзе не оставляло смутное, казалось бы, совершенно беспочвенное, иррациональное беспокойство. Чувство тревоги становилось все сильнее, и беглый миллиардер прилагал все усилия, чтобы не наделать глупостей. Но с каждой секундой справляться с собственным страхом было все труднее.
Лишь оказавшись в Варшаве, Гоги Берквадзе осознал, что, скорее всего, никогда больше не ступит на землю той страны, властям которой он столь опрометчиво бросил вызов. И если сам факт невозвращения в Россию мало заботил его - как-никак, имея деньги, можно обстроиться хоть в Буркина-Фасо, - то угроза, исходившая от целой державы, была весьма реальной. Конечно, и прежде Гоги доводилось наживать себе врагов - авторитетов-беспредельщиков, милицейских начальников, прокуроров. Но всякий раз удавалось решить все проблемы, неважно, при помощи "дипломата" с долларами, или же пары бойцов с АК-47. И лишь сейчас, оказавшись в чужой стране, где он, несмотря на все свои миллионы, был не более, чем гостем, чужаком, сопровождаемый единственным телохранителем, бывший нефтяной король вдруг почувствовал себя беззащитным.
Нет, верный, как пес, Зураб, был надежным человеком, готовым защищать своего босса любой ценой, и телохранителю неважно было, кого "валить", ментов, чекистов или обычных отморозков с ржавыми "наганами". Но Берквадзе сомневался, что русские опустятся так низко, чтобы подослать к нему обычного убийцу, пусть даже мастера, пусть даже целую команду. Все должно быть иначе, ведь спецслужбы огромной державы - это не воры в законе, у них есть люди, есть ресурсы, есть возможность надавить даже на правительство той или иной страны. И потому его возьмут живым, чтобы предать публичному суду, утвердить власть нового президента, а заодно запугать тех, кто еще не осознал, что настала новая эпоха, когда деньги больше не равны свободе и вседозволенности.
Но, черт подери, как смели они отбирать то, что было заработано ценой его, Гоги Берквадзе, пота и крови? Предприниматель и нефтяной магнат сбился со счета, вспоминая, скольких приятелей, оказавшихся чуть менее удачливыми, он в былые годы лично провожал в последний путь. Бизнес в России всегда был связан с риском, и тот, кто нерешителен, слаб, слишком законопослушен, чаще всего расстается с головой. Берквадзе оказался достаточно жестким дельцом, чтобы дойти до конца, создав свое маленькое государство, которому с некоторых пор никто не осмеливался угрожать.
Лишь сам он знал, чего это стоило, на какие жертвы пришлось пойти прежде, чтобы только сейчас почувствовать себя человеком, свободным, сильным, независимым, перестать пресмыкаться. И было бы действительно странно, если бы Берквадзе иначе воспринял попытку посягнуть на свою независимость. Он был намерен защищать то, что принадлежало ему и только ему, было плодом лишь его усилий, всеми возможными способами. Но ныне он ошибся в выборе противника.
Гоги Берквадзе перешел черту, осмелился совершить то, на что никто прежде не решался, и расплата отныне была неминуема. Нельзя было договориться с теми, кто шел по следу, подарив шикарный автомобиль или виллу на Мальдивах, как невозможно было и избавиться от них, кинув в окно ручную гранату. Гоги не рассчитал свои силы, и теперь против него была мощь целой страны. Молчание верных людей из Генпрокуратуры и МВД еще ничего не значило. Отсутствие вестей не только не успокаивало, но лишь вселяло большее волнение, ибо это было затишье перед бурей. И потому, Берквадзе, которому оставалось пробыть в Польше считанные минуты, даже удивился, не обнаружив в поле зрения ни единой полицейской машины или человека в униформе.
-- Рубен, отгони машину и возвращайся в офис, - махнув рукой водителю, не терявшему время зря и сразу же развернувшему шведский лимузин, Берквадзе поднялся по трапу, сопровождаемый державшимся за спиной босса телохранителем.
В этот миг страх, который прежде удавалось держать в узде, стал силен как никогда. Делая последний шаг в проем люка, Берквадзе понял - его уже ждут. И стоило только бизнесмену оказаться внутри самолета, в бок ему уткнулось что-то твердое, холодное и пахнущее оружейной смазкой.
-- Спокойно проходи в салон, - на ухо шепнул по-русски незнакомый голос. - И не шуми, Гоги.
-- Что... - Берквадзе попробовал выскочить из самолета, но мощный удар вкупе с подсечкой отправил его в направлении пассажирских кресел, в которых сидели перепуганные пилоты и стюардесса, миловидная девица лет двадцати в белой блузке и до невозможности короткой юбочке. На ее лице сейчас застыла маска страха, чего нельзя было сказать о двух пилотах, на происходящее взиравших с философским спокойствием.
Вообще салон восьмитонного самолета изначально мог вместить до восьми пассажиров, но самолет, принадлежавший Берквадзе, был переоборудован по его личным требованиям, и в нем было лишь шесть мягких кресел, а остальное пространство занимал бар и терминал спутниковой связи, совмещенный с компьютером. На переборке был укреплен огромный плазменный монитор, настоящий киноэкран.
Берквадзе, от неожиданности хрюкнув, совершил короткий полет и уткнулся лицом в обивку кресла, пытаясь подняться на ноги, вдруг отказавшиеся слушаться его. Телохранитель же, ничего не заметивший, меж тем спокойно поднялся вслед за шефом, и туту же в лицо ему уставился черный зрачок автоматного ствола.
