Владимир Романовский - Польское Наследство
Все новые и новые воины выскакивали из драккаров и сразу ввязывались в драку, и вскоре фатимиды стали отступать – вверх по склону, прочь от пристани. Оглядевшись, Гостемил решил было пробиваться к крайним драккарам, но тут дорогу ему преградил человек в черном, одного с ним роста, давешний переговорщик.
– Тебя-то мне и нужно, – хрипло и мстительно сказал он, коверкая звуки.
– Шахин, я не буду с тобой драться.
Он еле успел увернуться от удара, отскочил, выставил вперед сверд. Великан несколько раз махнул лезвием.
– Шахин, прекрати сейчас же! – потребовал Гостемил.
Но воин в черном прекращать не собирался. Гостемил отступил на шаг, и еще на шаг. Воин теснил его к забору какой-то лавки, странным образом не охваченной еще огнем. Гостемил начал маневрировать, но каждый раз воин преграждал ему путь. Гостемил попробовал, сделав обманное движение, проскочить у воина под локтем, не рассчитал, и следующим ударом воин выбил сверд у него из руки.
Распрямившись, Гостемил стал ждать неминуемого. Вот уже воин занес руку для следующего, смертельного удара. Вот лезвие пошло по дуге вниз, к шее Гостемила. И в этот момент слева от воина возникла тень. Гостемил только и успел, что крикнуть – «Нет!»
Хелье в прыжке схватился за плечо воина в черном, будто воин был дерево, на которое Хелье собирался залезть. Мелькнула в неожиданном месте сталь, и воин рухнул на землю с перерезанным горлом. За Хелье бежали двое в черном. Он обернулся и накинулся на них.
Гостемил упал на колени возле убитого и снял с него шапку. И сперва ничего не понял. Но где-то рядом полыхнул столб пламени, и в его свете Гостемил разглядел черты лица убитого. Это был не Шахин.
С неимоверным облегчением Гостемил поднялся на ноги, и в этот момент в левое предплечье ему вонзилось копье, в бок ткнули свердом, а голову справа достали чем-то тяжелым и твердым – палицей ли, поммелем, он не знал. Гостемил упал на спину и потерял сознание.
Когда он очнулся, бой все еще был в разгаре, хотя ряды сражающихся основательно поредели. Гостемил осознал, что его куда-то тащат, взяв под мышки, и ругаются. Он попробовал шевельнуться и не смог. Он услышал обрывок перебранки —
– Отойди!
– Гостемил!
– Не мешай!
– Ты без меня не сможешь!
– Я тебе шею сверну!
– Дура! Ты сделаешь хуже! Не хватай, как попало!
Он снова потерял сознание.
Воевода Костюха Рябой, смещенный Владимиром и Вышатой, протестовавший против посылки войска на юг пока ему не пригрозили острогом, и поступивший под вымышленным именем в ополчение, погиб в этом бою.
Глава тридцать вторая. Утро следующего дня
Ночью сражаться неудобно – темно. После свалки у пристани битва продолжалась фрагментарно, короткими вспышками по всему городу. Несколько домов зажгли, выкуривая прятавшихся в них фатимидов, но ближе к полуночи мокрый снег неожиданно сменился ливнем, и ливень не прекращался до утра – целые водопады леденящей влаги обрушились на город, остановив пожары. Какой-то части фатимидов удалось бежать на уцелевших ладьях. Остальные, большинство которых принадлежало к отборным войскам, в плен сдаваться не желали и со зловещими улыбками шли на верную смерть, иногда даже бросив оружие.
Сделался серый влажный рассвет. Стычки продолжались, но все реже и реже. Отряды ярославова войска отбирали квартал за кварталом, не пропуская ни проулка, ни дома, обыскивая подвалы, забираясь на чердаки. Ярослав с двумя дюжинами ратников вошел в детинец, оглядел терем, и направился в Десятинную. Там его ждали жена и дочери. Через некоторое время в детинец вернулся его сын Владимир, усталый, взмокший, с перевязанным плечом, небрежный в одежде, со сверкающими глазами и со свердом в руке. И тоже сунулся в церковь. Ярослав вывел его из церкви и с размаху залепил сыну пощечину.
– За что? – возмутился Владимир, проливший кровь из плеча за Киев.
– За глупость, стоившую многих жизней.
Чуть поразмыслив, Ярослав отдал приказ десяти ратникам охранять дом магометанской семьи от любителей повозмущаться и помахать кулаками и дубинами при гарантированной личной безопасности. Христианскому правителю не к лицу опускаться до мелкой мести.
В подвале крога на Боричевом спуске люди Ляшко обнаружили прятавшегося там, дрожащего Судислава и быстро доставили в срочно прибранную гостиную каменной части терема. Ярослав, присев на скаммель, некоторое время мрачно рассматривал брата.
– Говорят, ты принял магометанскую веру, брат мой. Слышал я, что в разных весях она разная бывает. Судя по твоим помыслам, ты выбрал самую ярую степень веры той, которая велит магометанину, увидев неверного, убить его тут же. И решил ты начать с Киева. Целый город неверных!
– Что ж, брат мой, – ответил Судислав. – Убей меня, как убил ты остальных. Как убил ты Мстислава.
Ярослав улыбнулся мудрой улыбкой.
– Я не собираюсь перед тобою оправдываться, – сказал он. – Только замечу я тебе, что вера магометанская для лесов да оврагов не подходит. Секта магометан, к которой ты по слухам принадлежишь, поклоняется убийству и смерти. А люди вроде меня любят почему-то жизнь и жизнеутверждающие помыслы. Смерть, если любить ее, становится уныла и скучна. И люди, ее любящие – страшные, сильные, но очень, очень скучные. Как ты сам. И мысли у тебя мрачные, и сам ты мрачный, брат мой.
– Ты бы тоже был мрачный на моем месте.
– Ты имеешь в виду, что во Пскове жизнь унылая? Так ведь тебя никто не заставлял править Псковом. Отказался бы, переехал бы в какое-нибудь веселое место, хоть бы и в Веденец. А ты думал, что для увеселения твоего я тебе Левобережье отдам вместе с Тмутараканью?
– Попомни мои слова, Ярослав, ты плохо кончишь. Тебя будут ненавидеть.
– Меня и так ненавидят. И иногда мне хочется как-то эту ненависть оправдать. Меня называют деспотом, тираном, кровопийцей. И если я велю сварить тебя в кипятке, репутацию мне это нисколько не испортит. Скажи, ты действительно принял магометанство?
– Нет, – мрачно сказал Судислав.
– Я так и предполагал. Человек ты по-своему практичный. На это косо посмотрели бы твои союзники, Неустрашимые. Ладно. Посиди пока что в остроге, на этой неделе я решу, что с тобою делать.
Судислава увели. После этого в импровизированную занималовку вошел Илларион.
– Здравствуй, Илларион.
– Здравствуй, князь.
– Я рад, что ты цел и невредим. Счастлив тебя видеть.
– Я тоже рад тебя видеть, князь.
– Дело деликатное, Илларион. Подойди поближе, говорить будем тихо. Речь пойдет об отстранении Хвеопемпта от должности. И назначении на эту должность тебя.
– Я польщен, князь, но смею тебе заметить, что митрополита назначает Константинополь.
– Именно это я и хочу изменить.
– Замечательная мысль, князь. Но, как ты сказал мне, когда назначали Хвеопемпта, всему свое время.
– Ты уверял меня тогда, что время настало.
– С тех пор я изменил свое мнение.
Ярослав разглядывал Иллариона. Смышленый парень, иногда бывает добродушным, но характер взрывной, скандальный. Суровые серые глаза, слегка на выкате. По слухам – сын Александра. Если это так, то возведение его в должность митрополита автоматически укрепляет союзные связи с Орденом. Сейчас Орден содействует – иногда. С Илларионом во главе русской Церкви, Орден будет содействовать всегда. Средства, люди, сведения, весь мир.
– Мы действительно слишком зависим от Константинополя, и зависимость эта тяготит, Илларион, – сказал он.
– Это так, князь. Я не против уменьшения зависимости. Я всего лишь против смещения Хвеопемпта.
– Вот как? Почему же?
– У меня есть на то причины, личные, князь.
Этот парень не умеет без споров, подумал Ярослав. Тем лучше. Все духовенство поставит на уши – попы перестанут жиреть, станут активны.
– Хвеопемпт попустительствовал работорговцам и даже, кажется, брал с них пошлину, – сообщил он.
– Нет, – возразил Илларион. – Ручаюсь, что пошлину он с них не брал.
Может он, как Дядька Урж, не знает, что такое пошлина, подумал Ярослав? Нет, не может быть. На всякий случай он все-таки сказал, —
– Мы произвели обыск в казне и обнаружили большое количество монет африканской чеканки.
– Такие монеты в Киеве нынче в ходу. И не только в Киеве. Обыщи любого годсейгаре, князь, и ручаюсь тебе, найдешь такие же монеты у него в калите.
Ярославу это было прекрасно известно. И тем не менее – упрямый Илларион! Князь нахмурился.
– Хвеопемпт дал благословение войску, ушедшему по приказу моего сына неизвестно куда и оставившему город на произвол судьбы, – сказал он, открывая настоящую причину своего недовольства.
– А что он должен был делать?
– Он должен был вразумить Владимира и Вышату.
– Он митрополит, а не главнокомандующий, князь.
– Что с того, Илларион! Его ведь не заставляли давать благословение. Просто попросили. Вот и сказал бы – нет, ребята, не нужно сейчас отсылать войско, оно нам здесь понадобится.
