Укрепить престол (СИ) - Старый Денис
Злость и жажда мести наполняли и без того воинственное сердце Иеронима Ходкевича. Он был готов, хоть и на сделку с дьяволом, но только покарать московитов: подлых, недостойных, лживых. Это когда сам грабишь соседние территории — то тут сарматско-шляхетская удача и лихость, но когда тебя вот так… то подлость и низость.
— Великовельможный пан! Я сожалею! — говорил Станислав Жолкевский, когда процессия, возглавляемая Иеронимом Ходкевичем, въезжала в Быховский замок. — Мы отомстим и я даю слово, что готов даже пожертвовать рядом своих трофеев, чтобы вернуть, пусть и частью, то, чего лишили Вас.
Польный гетман Жолкевский лавировал, он не нашел общего языка с Яношем Радзивиллом, но с Ходкевичем наметилось сотрудничество. По крайней мере, Иероним не стал противитбся и вредить Жолкевскому, а поддерживал командующего войска, не придавливая того своим авторитетом. Хотя… авторитет во-многом и пошатнулся. Потому два воина быстро находили точки соприкосновения интересов, от чего получался сильный тандем, рядом с которым находится Радзивилл.
— Я потребую долю из разграбленного московского Кремля, — жестко припечатал Ходкевич.
— И это будет справедливо! — решительно поддержал своего соратника Жолкевский, а после небольшой паузы спросил. — Вы поддержите мою игру?
— Да! В этой войне у меня более нет принципов и даже христианская добродетель, скорее всего, останется в границах благословенной Речи Посполитой. И любой, предавший нашу державу, даже если он и московит, должен познать праведный гнев республики! — пафосно говорил Ходкевич.
Впрочем, меньше всего Ходкевич сейчас хотел добавлять своим словам идеологические догмы и высокопарность. Он был переполнен жаждой мести и гордостью причастности к Речи Посполитой, говорил то, что действительно думал. Как же Иероним стал ненавидеть Московию!!! Всем своим сознанием. Московиты должны быть вырезаны поголовно, а после их земли могут быть заселены польско-литовскими крестьянами. Только такая война принималась Ходкевичем, на уничтожение.
— Через два часа я предлагаю провести военный совет, где и сыграем… — сказал Жолкевский, а Иероним Ходкевич только кивнул.
Он так себя накрутил, что уже не мог говорить. Попадись кто из московитов, хоть и послов, или крестьян, Ходкевич, не задумываясь, зарубил бы того.
Через два часа в разоренным ранее, но сейчас приведенном в удобоваримое состояние, кабинете Ходкевича, начался военный совет.
— Спешу сказать вам, паны, что наши цели изменились. Пришли сведения разведки и оказалось, что московиты, на самом деле, слишком укрепили Брянск. Настолько, что осада займет неприемлемо большее время. Вместе с тем, без взятия Смоленска, мы не может ни на что рассчитывать более. Потому мы концентрируемся на осаде смоленской крепости. У нас будут пять мощных гаубиц, способных за месяц разрушить стену в русской крепости на определенном участке. Еще удалось нанять лучших подрывников из империи, — Жолкевский первым взял слово на военном совете, а по факту, спектакля, где все актеры или массовка, а зритель лишь один.
— А я и ранее говорил, что без Смоленска война не может быть выиграна. У нас собрано достаточно сил и средств, чтобы разгромить московитов, — высказался Иероним Ходкевич.
Яноша Раздивилла не было на совете. Он вообще удалился из войск и спешно отправился в Слуцк. После того, как была похищена София, во владениях Яноша начались волнения. В народе уже успели полюбить женщину, а ее действия, направленные на поддержку православия, уже стали привычными. Сейчас же вновь вернулись униаты и стали совершать попытки отобрать храмы у православных священников. Развернулись и католики, кальвинисты уже начали строительство своего молельного дома.
И эти волнения происходят в условиях необходимости провести посев, иначе в следующем году и восстание возможно, если есть будет нечего. А Радзивилл уже принял обязательство по продаже зерна со своих фольварков. Половина урожая уже куплена гродненскими евреями, которые кредитовали Яноша и тот смог усилиться и наемниками и дооснастить гусарскую хоругвь. Так что крестьян нужно урезонить, но и придержать пока всех «святош», что так развернули свою деятельность после исчезновения Софии. Для Яноша было откровением то, что его жена, оказывается, была-таки жестким администратором и вместе с тем, любима народом.
Да и красоту она не потеряла… Мужчина даже слегка затосковал и был готов выплатить выкуп. Но… денег на выкуп не было, как и предложения от похитителей. Ранее то, что на Яноша никто не вышел в предложением выкупа, даже радовало, сейчас же нет, он бы взял еще кредит и выкупил жену.
— А что думаешь ты, боярин Воротынский? — спросил, исподволь, невзначай, Жолкевский.
Гетман переигрывал. Искушенный, прожженный, театрал сказал бы «не верю», но время расцвета театров еще впереди, а Воротынский был столь озадачен, что не почувствовал фальши.
— Так, паны, и думаю, что без взятия Смоленска, куда бы не дошли наши войска, наши фланги будут под ударом, а поставки провизии и подкреплений станут невозможными, — отвечал Иван Михайлович Воротынский.
— Вот, ты, пан-боярин, понимаешь меня! — притворно обрадовался Жолкевский. — И ты сегодня же пошли к своим людям, чтобы готовились идти на Смоленск. Твои полки у Могилева?
— Да, пан гетман, я сразу же после совета и пошлю к своим людям! Сегодня же отправляется к Могилеву еще один мой полк, вот они и понесут вести, — Воротынскому было сложно скрыть свои эмоции и он говорил чуть нервозно.
Неделю назад Ивану Михайловичу удалось отправить своих людей в Смоленск и в Брянск. До того, на Воротынского вышел человек и просто сказал о тайных словах, произнеся которые будет ясно, что это Иван Михайлович послал сообщение. Было боярину сказано, что полного прощения может и не быть, но вот частью — да. По крайней мере, он может прибыть в Москву, если сослужит службу.
Люди Воротынского уже неоднократно отсылались с сообщениями о перемещении войск, о планах гетмана Жолкевского и о том, что именно Брянск станет главной целью для поляков в предстоящей военной компании, что далее они готовы идти на Москву, так как, по сути, дорога на русскую столицу от Брянска почти что открыта. После предполагалось генеральное сражение где-нибудь под Ржевом или уже у самой Москвы, если не удаться взять ее сходу.
И сейчас решения меняются… Срочно, очень срочно, нужно отправить людей с сообщениями о смене целей и приоритетов польского войска.
Воротынский покинул военный совет и быстро направился к одному из тех людей, в верности которого он был уверен. Приходилось опасаться того, что шпионская деятельность Ивана Михайлович будет разоблачена и потому нужно тщательно избирать исполнителей.
— Боярин! — Гаврила Лупцов поклонился своему господину.
В поклоне не было раболепия, но больше уважения к человеку, которому Гаврила был предан целиком, настолько, что, когда Воротынский принял решение бежать к ляхам, Лупцов, высказав, что он против, все равно последовал за своим господином. И насколько же мировосприятие обедневшего дворянина вошло в норму, когда Гаврила понял, что именно собирается сделать Воротынский, что он не предал ни веру свою, ни державу, что есть шанс предстать и перед светлые очи государя и не для того, чтобы услышать у него приговор на казнь.
— На словах передашь! — спешно говорил Воротынский.
Иван Михайлович пересказал решение военного совета и посоветовал не мешкать и спешить к Смоленску. При этом, боярин не забыл назвать и тайные слова, чтобы Захарий Ляпунов или кто иной из государевых людей, посвященных в тайные дела, поверил Лупцову.
— А мой скорый отъезд не будет… подозрительным? — спросил Гаврила.
— От чего же? Отправишься не один, а с полком, дойдешь до расположения под Могилевом и быстро уйдешь на Оршу, там и на Смоленск, — отвечал Воротынский.
Через час полк в триста всадников отправился к Могилеву и Гаврила Лупцов присоединился к нему. Это были русичи, часть из тех дворян, которые прибыли с опальными боярами, или казаки, которые ранее были с Лжедмитрием Могилевским. Часть из них уже и были согласны переметнуться и воевать против ляхов, иные оставались идейными, кто-то имел собственные счеты к государевому войску за убитых товарищей, иные обиженные на власть за то, что у него кто-то из бояр забрал последнюю деревеньку в пять домов. И все же, отдай Воротынский приказ и большинство воинов не без удовольствия развернулось и ударило по заносчивым шляхтичам.
