Сюзанна Кулешова - LOVEЦ
– Какой? Соловьёв? Или, может, Вашу фамилию? Список напишите?
– И напишу! И будешь слушаться.
– А, если не буду?
– А, если не будешь, то я буду. Я буду искать другой способ оградить мою дочь от всего этого околонаучного дерьма. А тебя, уж извини, спасать не стану.
– Спасать?
– Ты считаешь такие головы, как твоя, нужны только академии наук? Тобой уже давно интересуются. Иди. Думай. И, если действительно любишь Катьку. Слышишь? Любовь выше амбиций, выше морали. Даже в борьбе за правду её нельзя отвергать.
По большому счёту, Павлу было абсолютно безразлично, какая фамилия стоит под его работами. Он вообще был автором большинства курсовых и рефератов в их группе. Но запах шпрот и бисквитно-кремовые торты ненавидел впоследствии всю свою жизнь.
А ночью ему снились какие-то красные флажки, и, что он бежит на четырёх лапах, а впереди, в огромной клетке сидит Катька и что-то отчаянно орёт. Он понимает, что нельзя вперёд, нужно вбок, нужно перестать бежать, нужно взлететь, но не может. И вдруг он видит, как сверху на клетку пикирует небольшая хищная птица, вроде чёрного коршуна, но почему-то с кошачьими глазами, и ранит о прутья свои крылья. А Катька стремится поймать её. И Павел уже не знает, кого ему нужно спасать: любимую женщину, себя или птицу.
Умные люди не отступают, они уступают, а проигранная битва, как говорят, далеко не всегда решает исход войны. Да и о какой войне, каких битвах вообще шла речь. Всё было мирно и до тошнотворности логично. Хочешь заниматься тем, что любишь, любить, кого хочешь – плати. Тем более, что цена не так уж высока. Всё решено, и не о чем было беспокоиться. Пашкин диплом, после им же проведённых дополнительных разработок, плавно перешёл к Соловьёву – в качестве диссертации. В результате чего, последний получил вожделенное приглашение в столицу, куда и метил. А Павел с Виктором благоразумно устроились на кафедре родного университета, где уже никто не совал нос в их ненормальные дырявые поля. Зоська, она же Витькина жена, ждала первенца, а Катька… У Катьки всё было хорошо, даже очень.
– Паша, я уезжаю.
– Куда?
– По распределению.
– Ты? Неужели papa допустил?
– С Соловьёвым.
– Что?
– Я выхожу замуж, Паша.
– Не понял. За кого?
– За Соловьёва. Я жду от него ребёнка.
– То есть?
– Ты хочешь знать всё?
– Да.
– Ещё на третьем курсе, когда мы… Ну, помнишь, он стал нашим руководителем? Отец говорил, что тебя нужно оградить от кого-то. И меня заодно. Они просили встретиться…, встречаться с ним, для отвода глаз. Не понимаю, до сих пор, почему о нас с тобой слухи ходили, а обо мне с Соловьёвым нет.
Она замолчала. Она смотрела на него, теребя в руках ремешок сумочки. Было видно, что сейчас заплачет.
– Продолжай.
– У него всегда было время на выставки, походы…
– А у меня не было.
– Ты не предлагал. Ни разу. Ты вообще делаешь только то, что нужно тебе, что хочешь ты. Ты ничего мне не предлагал!
– Я любил тебя.
– Так не любят!
– Да. Наверное, ты права. Женщинам нужно что-то, чего у меня нет и, вероятно, никогда не будет. За ненадобностью. Мне. Так?
– Женщине нужна семья!
– Угу. А у меня она как бы есть. Уже.
– Паш, я уезжаю.
– Счастливо. Привет Соловьёву.
Нет. Мир не рухнул. Он преобразился. Во всякой потере есть приобретение. Ушла любовь? А может ли она вообще уходить? Тогда приходила ли? Просто была женщина. Три года. Находилась рядом. Хороша, притягательна, что ещё? А теперь? Больно? Очень. Это нормально. Это значит – он не умер. Это значит он запомнит, – у него будет опыт и будет любовь к тому, что никогда не предаст. Это значит – он свободен.
Два десятка последующих лет были весьма плодотворны. Он сделал немало каких-то технических открытий, разработал совместно с Виктором кучу проектов. Ему принадлежало несколько интересных изобретений. И его нисколько не смущало, что всё это было лишь побочным продуктом главной темы. Он знал, что ему нужно. Хотя не до конца представлял, куда ведёт этот вожделенный путь.
После ухода Виктора Павел стоял в своей прихожей, прислонившись к стене, как к дереву. Он не вспоминал – он помнил, и не было нужды перетасовывать в уме давно ушедшие события. Он слушал. Лай собак и рожок загонщика.
Теперь он понимал, что ситуация снова вышла из-под контроля, а, стало быть, неизвестно, сколько ему отпущено времени. Для решения проблемы. Значит нужно торопиться. Наскоро приняв душ и отдав Ронхулу ещё с вечера приготовленный Виктором завтрак, он схватил свой неизменный ноутбук и понёсся в лабораторию.
Месяца полтора Павла невозможно было застать ни дома, ни в университете: он везде только что был и обещал вернуться. Даже Виктор общался с ним, точнее сообщал самое необходимое, по электронной почте. За неделю до католического Рождества Павел наконец прочёл в десятый раз отправленный текст: «О, неуловимый, как мститель, господин мой, не сочтите за дерзость нижайшую просьбу о немедленном принятии моей скромнейшей, во всех отношениях, особы в вашем недоступном, как Тауэр, доме! Короче, чувак, не убий, Срочно нужно увидеться. Виктор». Перечитав ещё раз эту галиматью, Павел отправил ответ: «Приходи. Сегодня».
Не прошло и двух часов, как Витька заполнил собой жизненное пространство Пашкиной квартиры.
– Смотри – Павел протянул ему небольшой вытянутый цилиндр, похожий на металлическую авторучку, только чуть длиннее.
– Что это? Волшебная палочка Гарри Поттера?
– Кого?
– Ладно, проехали.
– Это сканер. Считывает информацию, настраиваясь на биоритмы мозга твоего или… Ну, как захочешь. Можно использовать в медицине, можно для выяснения, какую правду думаешь.
– Не Поттера, Снейпа.
– Кого? Что за ерунда?
– Прости, младший замучил. Это персонажи их детского бестселлера. Говори по существу, что эта штука делает с полями?
– Она ловит дырки.
– Ты уже?
– Нет. Я ещё. Кое-что нужно доделать. Не до конца проработаны сенсоры – не держат настройку. Можно не успеть.
– Что не успеть?
– Войти.
– Ты в самом деле собираешься?
– На это я сегодня тебе не отвечу.
– Я итак понял. Ты ведь уже всё решил ещё лет двадцать назад.
– Заткнись, иначе опять спущу с лестницы.
– Кстати о лестнице. Тебе придётся оторвать свою гениальную задницу от твоей беспросветной занятости.
– Чего?
– Н-да. Сам не знаю, чего. Но, если ты мне друг, ты пойдёшь со мной на эту чёртову тусовку.
Павел внимательно смотрел на Виктора, и глаза его были отрешённо спокойны. Только губы слегка дёрнулись то ли презрительно, то ли сочувственно.
– Ну возьми свой сканер, считай все мои мысли, разложи мою душу на множители!
– Успокойся, я пойду.
– Спасибо.
– И тебе.
– Что? За что мне спасибо? Я… Я должен тебе сказать. – Виктор нервно достал сигарету, покрутил её в пальцах, засунул обратно в пачку. – Слушай: когда они пригласили меня, я знал, что им нужен ты. Я – идиот думал, они ошибаются, считают, что мы равносильны. Я хотел просто быть честным с тобой, собой, с ними. И, как мальчик, понимаешь, выложил им всё: и то, что идеи только твои, а я – так – записатор – калькулятор, и про статьи, и про Александра Филипповича с Соловьёвым в компании. Знаешь, я понял Иуду – у него были благие намерения.
– Забей. Лучше, что они выбрали тебя.
– Почему?
– Поймёшь.
– Нет, объясни сейчас. Моя жизнь превратилась в полное дерьмо! Прости, опять думаю только о себе.
– Всё нормально, старик.
– И, самое главное, – я недавно узнал: за всем этим стоит Соловьёв.
– Я понял это сразу, как ты сказал, что Катька оформляет развод.
– То есть? Какая связь?
– Ты просто давно не играл с Александром Филипповичем в шахматы.
– Ферзь на закланье?
– Типа того.
– Неужели право выбора – это всё враньё? А на самом деле его ни у кого нет.
– Почему же? Есть.
– Ага. Тебе предоставляется пара десятков петель, а ты добровольно выбираешь, в какую из них совать свою голову.
– Точно. Внимательно смотри на узлы – не все из них затягиваются.
– Наверное. Ладно, Паш, пойду я. Да, ты только делай вид, что ничего не знаешь, там на вечеринке.
– Разумеется, дружище.
Павел давно ждал предстоящей встречи, точнее не ждал, а просто знал, что она неизбежна. Важно было лишь то, на какой стадии его готовности она произойдёт. Ещё двадцать лет назад его жизнь попытались превратить в пьесу с элементами античной трагедии, но играть по чужим сценариям он больше не собирался. Теперь роль автора будет принадлежать ему, и он постарается навязанную ему драму превратить в фарс. По крайней, мере предстоящий акт.
Закрытый полулегальный клуб, существующий за счёт корпоративных вечеринок организаций не нуждающихся в рекламе, а точнее, нуждающихся в её полном отсутствии, был самым подходящим местом для празднования католического Рождества довольно крупной, весьма разношёрстной компании, в которой, впрочем, большинство людей практически всё знали друг о друге. Соответствующий празднику интерьер, изобилующий сверкающей мишурой, аляповатыми керамическими вертепами в стиле «примитивизм», мягко говоря, не отвлекал, но и не позволял расслабиться.
