Виктор Дубчек - Красный падаван
— Товарищ Председатель Совета Народных Комиссаров СССР товарищ Сталин! — громко сказал Половинкин, вытягиваясь ещё смирнее. — Разрешите вступить в ряды действующей армии на борьбу с фашистами!
Иосиф Виссарионович с видом выигравшего спор человека посмотрел на Судоплатова. Тот довольно осклабился, и Коля понял, что с этой стороны помощи ждать не приходится.
— Отпустите на фронт, товарищ Сталин, — сказал он, — я вот и рапорт написал…
Сталин чуть наклонил голову.
— Возможно, товарищ Половинкин полагает, что мы направляем его не на фронт? Возможно, товарищ Половинкин надеется, что мы позволим ему отсидеться в безопасности там, в безвоздушном пространстве? — он ткнул трубкой вверх.
Коля весь вспыхнул, но Сталин не позволил и слова вставить.
— Нет, товарищ Половинкин. Мы вас направляем именно на фронт, и фронт этот, может быть, важнее Западного сейчас.
— Товарищ Сталин, я ведь не учёный, ну как я с марсианами? Я не готовился… — пробормотал Коля, проклиная своих «марсиан».
— Это сейчас не главное. Осмотритесь, наладите контакты. Тем более что определённый авторитет вы у товарищей из космоса уже заработали, — мягко улыбнулся Иосиф Виссарионович.
Коля покосился на Старкиллера, но тот по-прежнему смотрел сквозь. Модный серый плащ даже не шелохнулся.
— А группа учёных и прочих специалистов сейчас формируется, — сказал Сталин. — Ступайте, товарищ Половинкин. Товарищ Судоплатов проинструктирует.
Пётр Сергеевич Жданов чуть помялся, посмотрел на Берию. Выглядел Лаврентий Палыч скверно: сказывалось напряжение первых дней войны.
Жданов почувствовал себя неловко. Умом он понимал, что его место здесь, его работа, в сущности, более важна и нужна теперь. Так уж случилось, что именно он отвечал за функционирование бесперебойных сношений с инопланетными пришельцами, а эти сношения, знаете ли, вполне могут определить всё лицо будущего мира. И всё же сердце чуть ныло: профессор чувствовал себя обязанным попроситься на фронт.
— На фронт проситься пришли? — сказал Берия, на миг отрываясь от бумаг. — Не пущу. Работайте по теме «Проша». Всего доброго.
Жданов опомнился, засуетился.
— Да я, Лаврентий Павлович, знаете ли, как раз по этой теме к вам.
Берия положил свой документ под непрозрачный лист стекла, снял пенсне, ладонями помассировал брови.
— Что на этот раз? — чуть раздражённо спросил он. Акцент стал заметнее, как всегда в моменты волнения или усталости.
Жданов вынул из принесённой папки несколько чертежей и страницу с формулами.
— Вот, — сказал он, как будто это всё объясняло, — нерасчётный режим.
Берия быстро просмотрел бумаги. Природные способности и крепкое техническое образование позволяли ему неплохо разбираться во многих курируемых проектах, но электротехником он всё-таки не был и снова испытал лёгкий прилив раздражения.
— Я вижу, теперь у вас уже третье правило Кирхгофа не сходится? — саркастически спросил нарком.
— Э… — сказал профессор, — но ведь никакого третьего правила, знаете ли, не существует, их всего два. «Сумма токов в узле равна нулю» и «сумма падений напряжений по контуру равна нулю» тоже. Вы, Лаврентий Павлович, вероятно, путаете с законом Кирхгофа, но он совсем про другое, он про то, что при прочих равных у всех тел излучательная способность…
Он сам понял, что забалтывается. Замолчал, поправил очки. Берия молчал.
— Режим питания Проши… извините, устройство не соответствует заявленному, — твёрдо сказал Жданов. — Он, во-первых, потребляет несколько больше, чем должен, согласно вот этой диаграмме… да, вот эта страница. Во-вторых, характер потребления, знаете ли, импульсный.
Берия заинтересованно поднял бровь. Он почувствовал.
— Что значит «импульсный»?
— В сущности, устройство через равные промежутки времени как бы пиково увеличивает свою потребность в электроэнергии.
— Подключается какой-то внутренний агрегат, — уверенно сказал Берия.
— Точно так, ни малейшего сомнения, — подтвердил профессор. — Я попытался наблюдать по косвенным признакам, но перепаять схему прямо сейчас, на виду у самого Проши, знаете ли…
— Радио, — сказал Берия тем же уверенным и даже в чём-то довольным тоном, будто подтвердились его лучшие подозрения, — он ведёт скрытную радийную передачу.
— Охотно допускаю, Лаврентий Павлович, охотнейше. Но я в радио, в сущности, не специалист…
Берия откинулся в кресле.
— Мы сейчас формируем рабочую группу по проблеме. Привлечём Котельникова, Лебедева… да, вы же в одном институте работаете… Ещё кое-кого.
— Хорошо бы Сифорова, Владимира Иваныча, — сказал Жданов, — по радио теперь, пожалуй, самый серьёзный. Но он ленинградский, знаете ли, мы с ним на симпозиуме в Гатчине…
— В Красногвардейске, — строго поправил нарком, — привлечём и его.
Берия прекрасно знал Сифорова: читал — по верхам, конечно, — изданный в 1939 году учебник «Радиоприёмные устройства». Учебник у Владимира Иваныча вышел действительно замечательный.
— Идите, — сказал Лаврентий Палыч, — работайте. Разберёмся мы с этими внеземными акробатами. Готовятся люди.
За два с половиной часа Колю Половинкина дополнительно побрили, разрешили написать письмо деду, сунули в руки чахлый вещмешок и подвезли к особо секретному государственному космодрому. Новую, всю такую из себя лейтенантскую форму выправить не успели, и по этому поводу Коля сильно огорчался.
— Не журысь, — сказал ему Павел Анатольевич, хитро сдвигая брови, — нехай знають, шо наш сержант — покруче ихних капитанов будет! А вот, кстати, и приехали.
Космодром оказался бывшим стадионом «Динамо». Коля подумал, что жаль, но ведь теперь не до футбола. Он шёл под трибунами и предвкушал, как первый раз в жизни увидит настоящую ракету. Или яйцевидный межпланетный аппарат. Но на траве стадиона было пусто, и товарищ Судоплатов объяснил, что аппарат секретный, скрыт невидимым прибором и фигуры не имеет.
Конечно, Павел Анатолич был генерал-лейтенантом, но Коля всё-таки заподозрил какой-то розыгрыш. Поэтому даже удивился, когда по мере приближения к центру стадиона перед ним из воздуха начали проявляться неясные контуры довольно кургузого самолёта, а потом в этом размытом мареве проступил провал трапа, с которого спустилась высокая, симпатичная, хотя и бледноватая девушка в тёмно-синей форме. Бортпроводница, решил Коля, красивее Зинаиды. Он снова пожалел, что не успел примерить новую форму.
— Давай, сынок, — сказал ему тридцатичетырёхлетний Судоплатов, пожимая руку и обнимая. Бортпроводница смотрела на них с приятной улыбкой. — Не посрами.
— Есть не посрамить, — серьёзно ответил Половинкин, — передайте там…
Но Судоплатов лишь подтолкнул его в грудь кулаком. Девушка кивнула, повернулась и скрылась в темноту. Коля пошёл за ней по трапу.
Через пару шагов вокруг вдруг сделалось светло. Половинкин обернулся, но трап уже закрывался, и лейтенант успел заметить только вскинутую в прощальном жесте ладонь Судоплатова.
«Земля, прощай!» — подумал Коля.
Бортпроводница за локоть провела его в небольшую кабину и усадила в кресло, а сама таким привычным движением плюхнулась в соседнее, что Половинкин понял — девушка пилот. Ему стало немного стыдно, он даже слегка покраснел, и тут девушка хлопнула изящной ладошкой по пульту, взялась за штурвал, и пол самолёта вздрогнул.
Коля, разумеется, не боялся высоты, не раз летал на У-2 и даже прыгал с парашютом, но инопланетный самолёт слишком уж легко и быстро оторвался от земли. Половинкин поискал пристяжной ремень, но ремня не было, зато оказалось, что слева сбоку стоит мрачный товарищ Старкиллер. Лейтенант подумал, что посрамить никак нельзя, принял бывалый вид, откинулся в кресле и небрежным жестом бросил в угол вещмешок, который, оказывается, всё это время держал в руках. Из угла раздался негромкий металлический звон и энергичное пиликанье на каком-то неизвестном инопланетном языке.
Коля посмотрел в широкий иллюминатор, самолёт взлетал почти вертикально и поднялся уже довольно высоко, наконец лихо развернулся — девушка довольно цокнул а языком — и, быстро набирая скорость, полого пошёл на запад. Невидимая, но явственно ощутимая мощь аппарата поражала.
«Вдарим, — думал лейтенант, — вот уж теперь-то, с такой техникой — вдарим!»
Прошлая незатейливая жизнь улетала из-под ног, как вытоптанная динамовцами трава. Коля пьянел от скорости, с которой проносилась внизу родная земля, от предчувствия космоса, от предвкушения невообразимо интересных чудес. Хотелось петь, хотелось кричать. Он повернулся к девушке-пилоту и начал говорить с ней, говорить просто так, не задумываясь о словах, ведь всё равно забавный переводчик Проша остался внизу:
