Андрей Валентинов - Генерал-марш
Поняли, конечно, не слепые.
Как они на вороных скакали,
На скаку все шибко как стреляли,
Никому никто не станет нужен,
Обласкали – и ушли на службу…
Пока девушка была «в командировке», в квартире починили ванную и даже заменили краны на кухне. Зато лестничную площадку убирать перестали. Не подъезд, а свинюшник, и только. Бывший замкомэск покачала головой. Ох придется порядок наводить, ох кому-то будет весело! Но с делами можно подождать до завтра. Свобода! Как хорошо, когда ты дома, на собственной кровати, и хлоркой почти не пахнет.
А казаки, баюны-вояки,
В седлах скачут, злые забияки…
Зотова, улыбнувшись, взялась за недочитанное письмо. Изучала его не спеша, абзац за абзацем, потому как послание оказалось непростым – ни фамилий, ни имен, ни названий. Подписано «ваш доктор», адресовано «матушке-печальнице», говорится же в тех абзацах исключительно про лечение, лекарства да лекарей. Старый подпольщик Дмитрий Ильич Ульянов хорошо знал, что такое «конспигация». Хоть и послано не по почте, а с верной оказией, но опаска все равно должна быть. «Матушка-печальница» даже не сразу поняла, что «племянник Ваш» – не кто иной, как шкодливая Наташка. Только когда «Ваш доктор» лечение кварцевой лампой помянул, сообразила. Отрицал доктор его полезность, зато всячески восхвалял перемену климата, подействовавшую поистине благотворно.
Наташу удалось пристроить в Крыму, в одном из новых санаториев. Девочка скучала, просилась назад в Столицу «к матушке», зато была жива, здорова – и под наблюдением толковых врачей. Это было очень хорошо, но все остальное не шибко радовало.
Из Крыма Дмитрий Ильич поехал на Кавказ, надеясь встретиться с братом. Вождь как раз приехал в Тифлис, после чего собирался отправиться в Абхазию, дабы отдохнуть на тамошних пляжах. Но братья так и не увиделись. Дмитрию Ильичу передали, что Вождь очень-очень занят.
Зато Предсовнаркома нашел время для встречи с Владимиром Ивановичем Бергом, то есть «с прежним лечащим врачом Вашего, матушка, племянника». И не только встретился, но и собирался посетить его «скудельницу» – новый гелиотерапевтический центр, построенный где-то возле Сухуми. Там же возводилась лечебница для опытов профессора Иванова, которому уже доставили первых обезьян, купленных в зоопарках Европы. Про это Дмитрий Ильич писал открытым текстом. Не тайна – об опытах с приматами, естественно, без лишних подробностей, сообщали местные газеты. «Новый шаг в развитии учения великого материалиста Павлова!»
Было над чем задуматься, причем очень крепко. То, что Берг – не маньяк-одиночка из американской фильмы, Ольга сообразила сразу, не знала она лишь о том, насколько серьезна поддержка у этого «целителя». Теперь поняла. Чему удивляться? Вождю тоже надо поправлять здоровье, а Берг наверняка наобещал с три короба, да еще с верхом.
Зачем Вождю бедные обезьянки профессора Иванова, бывший замкомэск старалась не задумываться. Как ни крути, выходило скверно.
Девушка отложила письмо, мельком прикинув, где будет удобнее его сжечь, и в который уже раз удивилась, отчего до сих пор на белом свете гуляет. Могли убить при аресте, могли срок за Блюмкина, поганца, навесить, в «домзаке» сгноить – или в психлечебнице запереть, на цепи посадив. Но все-таки выпустили. Не иначе потому, что не принимают всерьез. Кто она, бывший замкомэск, для этих штукарей? Контуженная барышня при ремингтоне, буйная, но не слишком опасная.
Зотова усмехнулась. Так, значит? Ну поглядим.
Отгремели поутру набаты,
Улетели соколы из хаты,
Все воюют, шашками секутся
Да опять до дому не вернутся!..
5
Балалаечник крутанул инструмент в воздухе, ловко поймал, пристукнул по гулкому дереву – и вновь принялся щипать струны. Проделывая все это, он умудрился левой рукой поднести ко рту маленький стаканчик, осушить и поставить на столик. В ответ послышались недружные хлопки, артист ухмыльнулся и завел «Барыню».
– Вы бы раков взяли, гражданин. Дивные сегодня раки, из-под Тулы возим. Глядите, какие клешни, страшно даже!
Леонид покосился на поднос в руках официанта. Раки и вправду смотрелись грозно. Ближайший, даром что вареный, так и тянул клешню, дабы ущипнуть несговорчивого посетителя. Остальные тоже были готовы вступить в драку.
– Нет, спасибо. Только пиво.
Официант, грустно вздохнув, поставил кружку на скатерть и сгинул. Товарищ Москвин сдул пену, отхлебнул, кивнул одобрительно.
Пиво «У грека» было не только холодным, но и вкусным, определенно не с государственного завода, а местной пивоварни. И вообще, пивная оказалась заведением весьма приличным. Скатерти на столах, чистый пол, балалаечник-виртуоз на небольшой эстраде. На притон совсем не похоже, да и публика иная. Не то чтобы излишне приличная (пивная все-таки), скорее разная. В одном углу – веселая компания «совбуров» успех обмывает, в другом работяги, похоже, из одной артели, то ли грузчики, то ли строители. Подозрительные личности также имелись. Один прятал под пиджаком «ствол», причем не слишком умело, другой, прикончив вторую кружку, принялся вертеть в руках нож-финку с черной рукоятью, не иначе балалаечнику подражая. Но и эти вели себя тихо, не шумели.
За соседним столиком вольготно расположился шкет-беспризорник, облаченный в невероятно старое пальто с обрезанными полами и рукавами. Огромная, не по размеру, кепка сползла на ухо, на ногах красовались дырявые галоши. Ликом шкет походил на арапа, то ли от грязи, то ли от «вечного» южного загара. Красавца и на порог пускать не хотели, но он, блеснув белыми зубами, предъявил полную ладонь мелочи, заявив во весь голос, что пришел картошки поесть, а пить, как известно, вредно.
Картошку, вареную, с льняным маслом, он получил – целую миску – и теперь уминал ее за обе щеки, даже не глядя по сторонам.
Леонид тоже заказал картошку, но жареную, с рыбой. Пообедать в этот хлопотливый день он так и не успел. Со службы пришлось уходить пораньше, брать извозчика-«ваньку» и спешить в общежитие, дабы переодеться. В синей гимнастерке и с кобурой при поясе идти в пивную было слишком рискованно. Теперь же на товарище Москвине красовался старый поношенный костюм с заплатами на локтях, такие же туфли и застиранная почти до белизны косоворотка, когда-то бывшая красной. Скромно, неприметно – и револьвер не очень заметен.
Пивную искать не пришлось, «ванька» сразу же сообразил, куда доставить седока. Леонид сошел за два квартала, неспешно прогулялся, осмотрел окрестности. Ничего приметного: одноэтажные дома с палисадниками, глухие дощатые заборы. В конце улицы два дома повыше, в три этажа. Еще дальше – шумный Тишинский рынок с его знаменитыми «блошиными» рядами, но до него надо идти еще минут десять. Шкет наверняка оттуда. Где еще можно столько мелочи срубить?
Бывший чекист не слишком волновался. Обычная операция, для такого же, как Фартовый, легкая прогулка. Хотели бы убить – уже убили, а против разговора он ничего не имел. По крайней мере, что-то разъяснится.
Итак, он на месте, прошел час или даже больше. Долго еще ждать-то?
Леонид достал нераспечатанную пачку «Марса», поискал глазами пепельницу. Обнаружив, достал зажигалку…
– Эй, дяденька! Дай ман подырить!..[8]
Веселый шкет был уже рядом, грязная лапка уверенно тянулась к папиросам. Товарищ Москвин хотел объяснить юному гражданину, что курить вредно, но взглянул на чужие пальцы, уже прикоснувшиеся к пачке…
Промолчал. Пачку отобрал, папиросу выдал. Шкет радостно улыбнулся, задвинул полученное за ухо.
– А «зайчика»[9], гражданин хороший?
Леонид щелкнул зажигалкой. Шкет потянулся вперед, но рука с «зайчиком» резко ушла в сторону.
– С ногтями – прокол, маникюр видно. Не годится, барышня.
На чумазом лице – белозубая улыбка.
– Так это же для тебя, Лёнечка. Зачем тебе шмара с ногтями коцаными? Пиво поторопи и хиляй на выход, на вольном воздухе крик будет[10].
Бывший старший уполномоченный усмехнулся в ответ. А он все ждал, когда застучат знакомые каблучки! Подумал, головой покачал.
– На воздух вольный? Невеликая радость – со звездою ходить[11].
«Шкет» стер с лица улыбку.
– Ну, не тальянку ломать. Ты, запасаю, китобой битый, козырный, а если шухер какой, я тебе цинкану[12]. Все, бывай!
Так и не закурив, «шкет» с сожалением поглядел на недоеденную картошку и, приплясывая, направился к выходу. Руки в карманах, кепка набекрень. В дверях обернулся, ладонью растопыренной махнул, с честной компанией прощаясь.
Исчез.
Леонид встал, поправил пиджак и пожалел, что не попробовал тульских раков. А вдруг не доведется больше? Обидно!
* * *«Шкет» топтался у крыльца. Увидев Леонида, молча кивнул в сторону близкого переулка. Товарищ Москвин спешить не стал, осмотрелся. Два фонаря по бокам, несколько поздних прохожих, а в переулке – тьма египетская.