Александр Мазин - Варвары
Среди местных между тем возник оживленный разговор. Главными его участниками были Представительный, дедок с палкой и широкий, как двуспальная кровать, мужик с физиономией, испещренной черными крапинами, и ручищами с совковую лопату каждая. Остальные аборигены тоже повякивали, но видно было, что шишку держат эти трое. И, пожалуй, еще один бородач, чем-то напоминающий недоросля Книву.
Алексей напряженно вслушивался в непривычные, хрипловато-растяжные звуки чужой речи, силясь понять. Отдельные слова вроде улавливались, но в целом язык был совершенно незнаком.
Еще Коршунов заметил, что Широкий и командир как-то по-особому друг друга рассматривают. И нашел, что было в них даже определенное сходство. Не то, что оба — квадратные, а что-то еще. Этакое сродство в «мировоззрении», если можно так выразиться. В том, как эти двое «взирали на мир». И было ясно, что они друг другу понравились. Так бывает: встретишь незнакомого человека — и вдруг испытываешь к нему необъяснимую симпатию. Вот, думаешь, нормальный мужик…
Между тем жаркая дискуссия подошла к концу. Представительный что-то сказал Книве, Книва приосанился, ответил — голос аж звенел от гордости. Дед с клюкой тоже что-то проскрипел: верзила, которому командир руку выкрутил, подскочил к деду, взял под руку… И вся компания, кроме Книвы, двинулась прочь, даже не попрощавшись. Один из аборигенов, помоложе других, проходя мимо Книвы, сунул ему в руки копье, а Широкий, уходя, подмигнул командиру. Тут Алексей понял, чем еще этот Широкий выделялся среди прочих аборигенов. Он не боялся.
Глава тринадцатая
Травстила-кузнец. О законе гостеприимства
— По обычаю, их надо в лучшем доме принимать, — настаивал Ханала. — Как ты Одохара или Стайну принимаешь. Или еще кого из вождей. Хоть и чужие они, но — боги.
— То-то и оно, что чужие, — Хундила-старейшина погладил бороду. — Примешь чужих богов в свой дом — свои боги обиду затаить могут. Да и боязно это — чужих богов в дом звать. А не позвать — они и разгневаться могут.
— Точно-точно! — встрял рябой Хиларих. — Разгневаются боги — и село разметают! А я только-только новый хлев построил…
— Цыть! — прикрикнул на него Фретила. — Что богам до твоего хлева!
— Да они не злые, — вмешался Книва. — Вот, гляньте, меньший бог все время улыбается…
— Ну и что с того? — возразил скрипучим голосом Ханала. — Гепиды вон когда в бой идут — смеются. А в сече — как вепри. Давай решай, Хундила. Негоже богов на берегу держать. Лучше, чтоб они гостями были. Не то разгневаются: начнут молниями кидаться или еще чего. Всех погубят.
— Тебе-то, старый, чего бояться, — пробурчал себе под нос Фретила так, чтобы глуховатый Ханала не услышал. — Уже одной ногой в Хеле стоишь… — и добавил громче: — Закон гостеприимства свят. Коли боишься ты — я к себе их позову.
— Закон гостеприимства — для людей! — возразил Ханала.
— Точно! — поддакнул Хиларих. — По-твоему выходит, Фретила, я всяку болотну нечисть в дом принимать должен, коли в село придут?
— Нельзя нечисть в дом звать! — вмешался Вутерих. — Позовешь — потом не выгонишь!
— Иди штаны постирай! — бросил Вутериху Фретилов сын Сигисбарн. — Гоняльщик!
Вутерих сжал кулаки, но драться не рискнул. Только зыркнул на Сигисбарна исподлобья.
А Хундила все никак не мог решиться: хмурился, бровями шевелил, на чужих богов поглядывал.
— Надо их в богатырской избе поселить, — вдруг сказал Травстила-кузнец.
Все поглядели на него.
— А хорошо ли это? — возразил кузнецу Фретила. — Там сколько лет никто не жил.
— Ничего. Обустроим. А пока суд да дело, пусть Хундила их сначала у себя в доме примет, трапезу с ними разделит.
— А разве боги наше, земное, — едят? — спросил простодушный Герменгельд.
— Вот и поглядим, что они едят, — со значением произнес кузнец.
Но его никто не понял. Да особо и не пытались. Всем известно: кузнец — он только отчасти человек, а отчасти… кузнец. Потому слова его обычным людям не внятны.
— Примет их Хундила, попотчует, беседой займет…
— Так они ж по-нашему — никак! — опять влез Герменгельд.
— Книва поможет, — терпеливо ответил Травстила. — Книва теперь — их. Ему с ними и говорить надобно.
— А с чего ты взял — про сына моего? — озаботился Фретила.
— А кто руку Герменгельда удержал? — напомнил Травстила. — Один Герменгельда остановил, другой свою руку на Книву наложил. Наложил он на тебя руку, Книва?
— Ага! — Книва просиял. — Точно, было такое!
— Вот видишь, Фретила. Значит, сын твой теперь к богам приближен.
Фретила с важностью кивнул. А про себя подумал: «Мудрый человек Травстила. С таким дружить надобно. Пошлю ему поросенка, ежели все обойдется».
Дело ведь такое: поросенка съешь — и нет его. А мудрые слова долго живут.
— Порадуешь богов беседой и трапезой, — продолжал Травстила. — А потом с честью в богатырскую избу проводишь. Самое место богам — в богатырской избе. Ну так что, старейшина, решай.
Боги с интересом слушали. Но видно было — не понимают ни слова.
— Хорошо, пусть так, — видно было: поперек себя шел Хундила. — Пусть Книва их ко мне на подворье ведет. А остальные пускай богатырскую избу протопят. И принесите туда все, что положено.
— Скоро Овида придет, — сказал Травстила. — Он твой дом очистит, не бойся.
Хундила рассвирепел:
— Я не за себя боюсь! Я за вас всех боюсь!
И прочь пошел, не оглядываясь.
Боги любопытствовали. У Книвы что-то вызнать пытались. Боги говорили на шипящем языке.
«Боги ли?» — размышлял Травстила.
Богам вместилище не нужно. Боги и так странствуют, где и как пожелают.
Нет, не боги это. Может, герои какие… Залетные? Тот, что постарше, Травстиле понравился. Кабы еще безбород не был, так и вовсе на Травстилина брата был бы похож. Который в бурге живет. Что безбород — это плохо. Неправильно. Сразу чужого видать.
Когда обратно в село пошли, Книву с чужаками оставив, Сигисбарн брату украдкой свою рогатину отдал. Травстила видел, но промолчал. Вреда Книве от этой рогатины не будет. И толку от той рогатины тоже не будет, ежели Книва пришлецов всерьез рассердит. Но с рогатиной в Книве солидности больше, следовательно, и тем больше почета.
«Кто бы они ни были, а лишний раз почтить не помешает, — подумал кузнец. — Худа не будет».
Глава четырнадцатая
Алексей Коршунов. Контакт, не предусмотренный программой посадки (окончание)
Ситуация оставалась по-прежнему непонятной, но Алексей тем не менее почувствовал некоторое облегчение: убивать их не стали. Должно быть, не такие они злые ребята, эти местные староверы-викинги.
Но тут его взгляд наткнулся на нечто, свидетельствующее о том, что добродушие не всегда свойственно аборигенам.
Шагах в тридцати, прямо в болотной грязи, лежал мертвец.
Черепанов ухватил его за куртку, перевернул…
Коршунов сглотнул. Зрелище было еще то.
Это был мальчишка. Не старше Книвы. И горло у мальчишки было перерезано от уха до уха.
Геннадий присел на корточки перед убитым.
Книва топтался рядом. Видно было: очень хочет услужить, но не знает — чем.
— Нидада, — пояснил он, показывая на труп.
— Что делать будем, товарищ подполковник? — без энтузиазма поинтересовался Алексей.
— Нидада… — пробормотал Геннадий. — Ну да, конечно, кто не знает Нидаду… Да… — Он выпрямился. — За что же его так? — спросил он, сопроводив вопрос соответствующим жестом.
И из Книвы хлынул словесный поток. Дык!.. Чувства прямо переполняли пацана. Дык!..
Он прыгал, бегал, даже упал несколько раз. Очевидно, «описывал» деяния убитого, приведшие того к преждевременной кончине. Бурные были деяния. И явно криминального толка. Закончились же они… Сами видите — чем. Вот так оно все и вышло.
Тяжело дыша, Книва переводил тревожный взгляд с Геннадия на Алексея и обратно: ну как? Понятно изложил?
— Генка, ты хоть что-нибудь понял? — спросил Алексей.
— Не уверен. А ты?
— Я тоже ни фига.
— Каумантиир! — воззвал Книва к Геннадию.
Несмотря на жуткую абсурдность всего происходящего, Алексей не удержался, фыркнул.
— Каумантиир, — вновь сказал Книва и показал туда, где торчал из трясины СА. — Хвас?
— Хвас… — Геннадий окинул Книву оценивающим взглядом. — Хвас-квас. — Это, брат, не квас и даже не пиво с водкой, а спускаемый аппарат нашего «Союза».
Книва растерялся:
— Сьюза? Нин. Зата ист нэй сьюза. Сьюза хири. — И он сделал жест, будто желая обнять весь мир. — Сьюза! — Потыкал себя в грудь: — Сьюза!
— Выходит, в Союзе мы, — подытожил командир. — Слышь, Алексей, может, мы все же в прошлое провалились? Эдак на полвека. «Союз нерушимый республик свободных…» А?
