Иван Евграшин - Стальной Лев Революции. Восток.Книга вторая
В это время раздался стук в дверь и вошел адъютант.
— Александр Васильевич, разрешите войти. Срочное телеграфное сообщение.
— Докладывайте, — Колчак повернулся к офицеру. Тот замялся, видимо, не решаясь прочитать телеграмму. — Смелее, штабс-капитан. Читайте.
— Генерал-майор Лебедев докладывает, что контрнаступление под Челябинском провалилось по вине командования Западной армии. Город захвачен красными, которые продолжают наступление и повернули на Екатеринбург. Есть опасность потери Кургана.
Колчак молча выслушал сообщение. Вошел дежурный офицер.
— Александр Васильевич, на станции сообщают, что впереди большевиками разобраны пути. Один состав сошел с рельсов, и образовался затор из эшелонов. Никакой возможности двигаться дальше поездом на данный момент нет.
Колчак так же молча выслушал и второе сообщение.
— Какие будут указания, Александр Васильевич? — адъютант и дежурный офицер смотрели на Верховного Правителя, как будто ожидали от него Чуда. Кто из них задал вопрос, адмирал не понял. В этот момент ему очень захотелось, чтобы за дверью был кто-то, кому он мог бы задать этот же вопрос. Указания были нужны сейчас самому Колчаку.
Все кругом опять рушилось и разваливалось как в 1917 году. Из-под ног адмирала опять уходила почва. Столь хорошо начавшееся наступление на Пермь полностью провалилось. Город взять не удалось. Красные заманили адмирала в ловушку и теперь начали собственное наступление. Потеряны Уфа, Златоуст и Челябинск. На очереди Екатеринбург, Курган и Омск, в котором началось восстание большевиков. Союзники подвели. Чехи вообще отказались воевать и теперь всеми силами пытались добраться до Владивостока. Войск нет, и пополнений ждать неоткуда. Потери настолько велики, что в хоть сколько-нибудь ближайшем времени нельзя даже думать о восстановлении численности армии. О качестве войск можно вообще не вспоминать. Деморализованные части сдаются в плен, разбегаются и переходят, иногда в полном составе, на сторону красных.
Внезапно на Александра Васильевича напала апатия.
Он вспомнил самураев, возвращающих ему личное оружие в знак уважения и признания его доблести, и подумал о том, что ему остается только с честью погибнуть при обороне Екатеринбурга. Он покажет этим чертовым большевикам, как умеют умирать русские адмиралы.
— Господа, слушайте приказ, — обратился он к напряженно ожидающим его указаний офицерам. — Мы возвращаемся в Екатеринбург. Выполняйте.
Александр Васильевич отвернулся к окну и начал чуть слышно напевать:
— Гори, гори, моя звезда…
Глава 5
12 января 1919 года. Курган. 14:00
Андрон Селиванов находился в Кургане. В городе он был уже второй день. Ему не просто повезло пристроиться в штат санитарного поезда. Селиванов умудрился сделать это без взятки. Дело было так. По дороге в Екатеринбург один из санитаров принял на грудь столько спирта, добравшись до каких-то закромов, что ему стало очень жарко. Пьяный санитар вышел в тамбур и открыл дверь, чтобы проветриться. Результат — на одном из поворотов мужик выпал и вместо него срочно потребовалась замена.
Селиванов не то, что оказался в нужное время и в нужном месте — он оказался единственным солдатом в вагоне, способным выполнять обязанности санитара. Остальные были в основном с тяжелыми ранениями или калеками. На общем фоне Андрон выглядел и держался молодцом. Именно поэтому его и взяли в санитары вместо пропавшего. Как справный, работящий и, самое главное, практически непьющий мужик, Селиванов приглянулся начальству, и по прибытии в Екатеринбург Андрона оставили в штате поезда в качестве санитара, чему солдат очень обрадовался. Еще больше удовольствия ему доставило известие о том, что поезд будет загружен в Екатеринбурге солдатами-калеками родом из Сибири. Инвалидов Гражданской войны отправляли по домам. Таким образом, Андрон приближался к своему дому. Планировалось, что состав после Кургана двинется на Омск. Смысла перегружать инвалидов в другой эшелон не было, чему Селиванов только радовался. В Кургане санитарный поезд догрузили ранеными, и теперь эшелон был готов к отправлению.
Андрон стоял в тамбуре санитарного вагона и, покуривая, наблюдал за суетой на станции.
На перроне было много калек и раненых. Многие из них получили ранения, были комиссованы и теперь возвращались по домам. Если смотреть только на тех, кто был на станции, то создавалось впечатление, что Курган — город инвалидов и калек.
Свежих частей для пополнения потрепанных в боях частей в Кургане не было.
В городе сразу после Нового года началось формирование четырех дивизий для Западной армии и трех для Сибирской, но каждая из них по своему размеру не дотягивала до роты. Старослужащих не было, а на штабы дивизий и молодых 1900 года рождения солдат, которые впервые увидели винтовку несколько дней назад, надежды в случае наступления большевиков или вооруженного восстания никакой не было.
Все пополнения и резервные части, которые генерал-майор Лебедев только смог найти, были отправлены в пермскую мясорубку.
С трудом же набранные и очень «сырые» наличные резервы были брошены колчаковцами в безнадежный контрудар под Челябинском.
Чехословацкие части спешным порядком грузились в эшелоны и отправлялись на восток. Последние чешские эшелоны ушли в сторону Омска вчера.
Таким образом, в Кургане на сегодняшний день был только один охранный батальон, набранный в основном из солдат старших возрастов, которые выполняли чисто охранные функции и несли караульную службу. Численность батальона составляла триста солдат и пятьдесят пять офицеров. К ведению боевых действий солдаты были не готовы и собирались, в том, конечно, случае, если красные возьмут город, передать большевикам в целости и сохранности все объекты и склады, которые ими охранялись, и попроситься домой. Справка о мобилизации была у каждого, поэтому шансы были хорошие. С такими справками ни белые, ни красные не расстреливали.
В последние несколько дней начались постоянные перебои со связью, поэтому новости доходили до Кургана с некоторым опозданием. В городе еще не было известно о том, что Челябинск взят, как и о том, что в Омске началось восстание большевиков.
Если бы знали, то, скорее всего, никуда санитарный поезд, в котором ехал Селиванов, не пошел бы.
Андрон докурил, и в это время поезд тронулся. Пока он набирал ход, Селиванов смотрел в заиндевевшее стекло вагонной двери на остающийся позади Курган. Наконец поезд вырвался из плена развилок и стрелок и, набрав скорость, помчался к «воротам Сибири».
Селиванов усмехнулся. В Омске он планировал дезертировать.
«Там и до дома недалече, — думал солдат. — На санитаров господа офицеры вообще мало внимания обращают. Глядишь и высклизну. Только б доехать до Омска. Там-то я как рыба в воде».
Андрон был абсолютно естественен в своем желании, так как воевать за всякую чушь не хотел совершенно.
Будучи крестьянином Омской губернии, в которой не было ни крепостного права и помещиков, ни перенаселения и особых проблем с землей или работой, как в центральных, новороссийских или поволжских губерниях, Селиванов в какой-то степени в своих убеждениях склонялся к эсерам, как и большинство крестьян Урала, Сибири и Дальнего Востока. Рабочие этих регионов в начале революции тоже в основном поддерживали социалистов-революционеров, но разочаровавшись в них из-за отсутствия поддержки от «пришлых большевиков» при защите своих заводов, встали на сторону кадетов и поддержали Колчака в надежде на то, что хоть при нем будет порядок. Примером служили ижевские и воткинские рабочие, которые по своим политическим воззрениям были ближе к анархистам Гуляйполя, чем к эсерам, но, тем не менее, попали в армию Колчака. Основным девизом этих людей был лозунг — «За Советы без большевиков».
Селиванов несколько раз разговаривал с воткинцами, которые воевали в составе Сибирской армии Колчака, и знал о них достаточно много.
В тамбур вышел молодой, лет девятнадцати, безрукий солдат. Этого инвалида подсадили в Кургане, и Селиванов еще не был с ним знаком. Новенький достал заранее скрученную «козью ножку» и попросил прикурить. Андрон вынул спички.
Селиванову было скучно, поэтому, достав спички и дав прикурить инвалиду, Андрон поинтересовался.
— Ты сам-то чьих будешь, служивый?
— Ижевский я. Из заводских. Антипом Кузнецовым кличут.
— А я омский. Андроном прозывают, Селивановым. Санитаром тут. Далеко ты от дома забрался-то, болезный.
— В Новониколаевск добираюсь. Мои там устроились. Это еще повезло. Смогли сбежать от большевиков.
Антип вздохнул, потом затянулся и взмахнул здоровой рукой.
Покурили. Сначала разговаривали о солдатской доле, ранениях, боях и походах. Кузнецов разговорился, встретив внимательного и соболезнующего слушателя. Начал рассказывать про ижевцев и завод, про свое житье-бытье. Селиванов слушал внимательно. Ему действительно было интересно, хотя в общих чертах история ижевцев повторяла происходившее в Воткинске.
