StEll Ir - История Любви. Предварительно-опережающие исследования
– Инцест… – еле молвила я.
– Чего? – не понял отец.
– Теперь это называется инцест… Научно…
– А! – он вынул свой хуй. – Ну, инцест, так инцест. Не виновата же ты, что у тебя жопа ладная, белая!
Я стала выпрямляться, и тут…
– Мама! Дедушка! Что вы… – Танечка держалась всем телом за дверь.
– Да как сказать… – начал было отец, и мне совсем стало жалко его.
Жальче моей ненаглядной любимой Танечки.
– Ничего! – строго оборвала отца. И помягче: – Танюш, не сердись! Получилось так… Ты пописять, наверное? Проходи, мы уже…
Но Танечка в этот раз пропустила пописять. Она как-то противоестественно ахнула и испарилась совсем. Мы с отцом разбежались по трусам и через пару минут в относительно приличном виде покинули наш “интим-салон”.
«Всё притихло в доме Облонских». Я обрела вид прилежной домохозяюшки и вполне образцовой мамочкой принялась хлопотать по кухне, готовя микроволновые лакомства к вечернему столу, за которым по случаю праздника ожидался сбор всех членов семейства, включая даже вечно выпадающего из всех расписаний Тоху. Мой зять, кстати, сегодня являл собой пример просто показательного семьянина – с утра обеспечил жене праздничный выгул, днём заехал за цветами и за продуктами, играл с дедом в шахматы до его похода в душ, а сейчас и вовсе вызвался помогать своей тёще по кухне. Тёща, то есть я, узнав о столь выдающемся Тохином расписании дня, тут же принялась латентно издеваться над всей необычностью такого зятева поведения, за что и была к окончанию приготовлений чуть прижата к мойке Антохиным торсом и ухвачена ладонью за зад. Впрочем, в целом мы вели себя более, чем скромно, и даже не перемигивались и не перебрасывались фривольными шуточками в нашем обычном стиле. Возможно, это затишье и послужило причиной взметнувшейся буре…
После первого же традиционного батиного тоста «За мир!» я почувствовала себя просто сказочно хорошо в этой возникшей минутной тишине нарушаемой лишь цоканьем вилок о приборы и шелестом обрадованных вкусной сервировкой ушей. И тут же, за праздничным семейным столом, я тихо и умиротворённо “выдала”:
– Предлагаю в честь праздника нам всем отодрать нашу Танечку!
Антон Арнольдович уронил вилку под стол. В возникшей совершенно гоголевской немой сцене сплошным диссонансом звучали кряхтения и скрипения его стула не желавшего, похоже, отпускать перегибающегося Антоху за вилкой вслед. Я приподняла взгляд от цыплёнка и зелени, дабы узреть, что случилось вокруг. И утонула со своим шёлковым платьицем в бездонном распахе очаровательных глаз своей доченьки. В них было всё… Немой ужас, крик возмущения и готовность покинуть грань восприятия, отдавшись успокоительному обмороку. Через мгновенье писк-вопль «Мама!» до тонкостей прорисованный в милых глазках Танюшеньки был готов вырваться из её чудесного приоткрытого и чуть дрожащего ротика. Спас отец. Он шумно вобрал воздух ноздрёй, сотряс возникшую крайне неловкую паузу мощным «К..кга..эхмм!!!», накрыл ладонью поллитровый хрусталь «Небесного Флагмана» и произнёс:
– Между первой и второй пуля не должна просвистеть!
Вместо уничтожающего меня, как преступительницу устоев, отчаянного «Мама!» из уст доченьки вырвалось чуть менее экспрессивное, но всё ещё переполненное праведного гнева: «Деда!!!». Второй тост прозвенел в гробовой тишине… Антоха лишь успел встрять со скромным рацпредложением – «За любовь!». Мы выпили и зависли в тиши над своими тарелками.
– Вот ты говоришь – отодрать… – произнёс рядом задумчиво, судя по тону, дед.
– Какая свадьба без скандала! – горячо поддержал нарушение тишины Тоха.
– Не перебивай, – попросил отец, и я переложила со своей тарелки крылышко зятю Антошке.
Танечка сидела и смотрела на всех по очереди с видом случайного гостя попавшего на заседание президиума клуба профессиональных идиотов. По счастливой случайности место её находилось в дедовом углу, и удрать она могла только разве что под столом. Сидевший рядом Антоха гладил её по коленке.
– А ты подумала о социальной значимости фактора снесения межродственных барьеров и о возможных психосоциальных последствиях? – продолжил укрепление убеждённости внучки в идиотизме её окружения дед.
– Нет… – скромно потупила очи я. – Не подумала…
– И правильно сделала, – одобрил отец. – Над этим институты работают, нечего башку забивать… Оттого предлагаю ещё по одной и берёмся за чай. Держись, внученька, я им так просто тебя не отдам! Мы пошлём твою мамку за тортиком в холодильник, чтобы думала наперёд, что несёт…
– Фиг я его вам целым донесу! – обиженно надулась я, и Танечка, наконец, вышла из состояния глубинного ступора посредством мелькнувшей искрами по глазам улыбки.
Но сидела по-прежнему напружинено и подозрительно взглядывала на всех. Но за чаем, действительно, всем удалось немного расслабиться, к тому же музыка… Мы уже сидели, непринуждённо болтая о всяком вздоре. Тогда я сделала вид, что меня окончательно развезло-уморило после всего. Потянувшись прямо за столом, чего не позволяла делать даже любимому зятю, я произнесла:
– Совокупляться хочу! Антошка, пойдём…
Зять приподнялся из-за стола на каком-то автопилоте.
– Мама, это Мой муж! – Танечке всё-таки удалось сотрясти воздух по моему адресу.
– Собственница! – согласилась с ней я. – Здесь муж, там инцест – и куда мне умной и красивой податься? Антошка, говорю, пойдём покурим… Танюш, у тебя никогда не хватает терпения выслушать маму свою до конца!
Антон выбрался, и мы почти величественно удалились с ним на балкон под вновь устроенное позади нас нами молчание.
На балконе он трогал меня за пизду и говорил неприличности, пуская дым в потолок. В ответ я обзывала его прыщавым юнцом и нахалом, обещая во всех подробностях рассказать обо всём его жене. На что он горячо уверял: если я немедленно не развернусь и не предстану перед ним раком, то подробностей будет крайне мало и рассказ мой получится очень коротким и невыразительным. Но ебаться с ним на балконе – неудобно и на скорый конец – я не хотела совсем. Хотелось обстоятельно, долго, со вкусом, по большой и красивой любви…
– Антон, брысь! Ты мне лучше скажи… – я попыталась избавиться от его руки на моих трусах.
– Мама, пожалуйста, не брыкайтесь так жопой! Вы мешаете мне попасть пальцем вам в сфинктер!
– Куда? Совсем обалдел! – я изловчилась и всё-таки оставила его ладонь не у дел. – Это через трусы-то? Балбес! Слушай, Тошка, угомонись на минуту, пожалуйста! Тебе как моя мысль?
– Какая мысль? – спросил он таким тоном, будто вовсе не подозревал за своей ненаглядной тёщей способностей к какому-либо мышлению.
– Заткнись быстрей и очнись, по возможности! – я поцеловала его в наполненный дымом рот, и он поперхнулся, закашлявшись. – Прекрасно ведь понял, о чём я!
– О Танечке! – он перестал кашлять и улыбнулся. – Не, это вряд ли… не даст… Да и дед…
– Чего – дед? – я сжала его за торчащий под шортами хуй. – Что он – внучку не любит, по-твоему?
– Любит, конечно… – Антон поднял глаза на меня. – Вот потому и надаёт нам обоим по сраке, если пристанем к ней! С такими мыслями…
– Вот ты и пойдёшь его уговаривать, чтоб он по сраке нам давал мягче, а кому и нежней! – высказала я созревшее вмиг решение вслух. – А я буду убалтывать Танечку в вашей комнате! Пойдёт, Тоха?
– Пойдёт… – он только пожал плечами, похоже, внутренне расценив всю справедливость распределения сил: лёгких участков у нас с ним попросту не было.
– Если будет совсем край тяжело – добавь топлива (только в меру!) и жми на меня. Мол, мама просила до уссыканья в колготки! Он поймёт… – я подмигнула чуть опешившему от мелькнувшей в глазах догадки Антону, и напутственно шлёпнула его ладошкой по заднице…
– Танечка, где мой Де Сент Экзюпери? – я подставила стул, укладывая томик на шкаф-антресоль.
– Там, на столике, ма! – донеслось вполне беззаботно из кухни.
– Ко мне! – единственно к чему я была невыносимо строга, так это к постоянным рассеиваниям моих бестселлеров с библиотечных полок по самым паутинным углам квартиры; Танечка знала об этом… Я поставила стул на место.
– Ну, ма, вот же… – Танюша предстала на пороге комнаты и растерянно заозиралась вокруг.
– Сокровище моё… – я вздохнула, вперяя взор в потолок в направлении томика. И произнесла жалобно: – Туда я уже попросту не достану!
– Это Тошка закинул, когда убирал! – Танечка подставила тот же стул и потянулась за фолиантом.
Я подошла и обняла её стройные ножки обнажившиеся по самые бёдра из-под короткого халатика. Во мне сразу же всё отдалось очень нежным теплом по отношению к дочери. Я очень легко приподняла за попку её, обернулась и вместе с ней рухнула на стоявшую почти у колен застеленную софу. Софа, обалдев, тихо охнула, а Танечка тут же принялась отбиваться от меня, как в нашей с ней детской игре в “кошки-мышки”.
