Юрий Корчевский - «Качай маятник»! Особист из будущего (сборник)
– Не откажусь.
Они выпили еще по полстакана, пожевали не спеша.
– А что ты в вентиляционную трубу налил? – спросил Сергей.
– А, интересно стало? Это «Тайфун». Испаряется легко, потому с ним поосторожнее – сам не нанюхайся. Подышит человек воздухом с химией – и жажда дикая им овладевает, пьет и напиться не может, за глоток воды убить готов. На допросах графин с водой на виду ставишь – и спрашивай что хочешь.
– Не понял. А в вентиляционную трубу зачем ты его лил?
– Откуда у них в схроне запасы воды? Вот и полезут за водичкой наружу.
– Мы на фронте проще действовали. В трубу печную, в землянку немецкую гранату бросишь – и жди у двери. Как граната рванет, кто-нибудь да живой останется, только оглу-
шенный. Он наружу выберется – и бери его тепленького. Только на самой передовой делать это остерегались – шума много.
– А мы, знаешь, как их выкуривали? Сапог голенищем на трубу надеваешь – ну, как на самовар, и давай качать. Весь дым и гарь в землянку идут. Шума никакого, а немцы сами выскакивают.
– Здорово, не знал.
– Ты в разведке на каком фронте был?
– На Воронежском.
– И я там же. Постой, а у тебя прозвище было?
– Было – Леший.
– Так я тебя заочно знаю – легенды слышал. Врут, поди.
– На самом деле голый, в тине и грязи перед командующим стоял. Это когда мы диверсионную группу обезвредили.
– За это давай выпьем.
Они достали еще одну бутылку.
– Хороший ты мужик, майор. Я рад знакомству. Старый-то опер, что до тебя был, только бумаги и писал.
Так они проговорили до ночи. Спохватились, когда керосин в лампе закончился.
– Может, останешься в отделе переночевать? – предложил Георгий.
– Вместе с ездовым? – пошутил Сергей. – Или на стульях спать положишь? Нет, я уж к себе.
– Опасно, шалят по ночам.
– Обойдется.
– Ну – смотри, я предупредил.
Сергей вышел из отдела. Темнота – хоть глаз выколи. Улицы освещались слегка, когда из-за облаков выходила луна. Он вытащил пистолет, передернул затвор и пошел в сторону расположения полка, не выпуская пистолета из рук. Со стороны это, может, и выглядело смешно или нелепо, но на улицах не было никого, абсолютно. Городок как будто вымер, даже собаки не лаяли. В оккупации немцы всех собак перестреляли, уцелели только псы, не подававшие голоса.
До расположения полка самоходов оставался квартал. Шаги Сергея были хорошо слышны, и этот звук его немного напрягал. Шел он по середине улицы, а не по тротуару – жизнь научила передвигаться так. Если кто и решит напасть, так из-за угла внезапно напасть не сможет. Хотя какой к черту нож, когда у населения оружия полно? После боев его достаточно на полях сражений валялось, при желании можно было
и пушку домой прикатить. Был, конечно, Указ, обязывающий население сдать оружие, но его выполнили единицы. Будь на их месте он, Сергей, тоже трижды подумал бы, прежде чем сдать ствол. Неспокойно в городе. Бандеровцы, бандиты всех мастей грабят, насилуют и убивают. Оружие для самозащиты нужно. Большая часть населения – граждане законопослушные и хотят тихой, спокойной жизни. Хотят мирно трудиться, растить детей и не бояться стука в окно или дверь, хотят быть уверенными в завтрашнем дне, иметь кусок хлеба на столе. И задача Сергея, Симонова и тысяч таких же, как они – обеспечить им эту спокойную жизнь.
В тишине раздался щелчок. Негромкий, как будто взвели курок пистолета. Звук раздался из-за угла. Прозвучи сейчас звук бьющегося стекла, ломающейся доски или заработавшего внезапно двигателя, Сергей не насторожился бы.
Он сделал еще пару шагов – ближе к переулку – и упал на мостовую, выбросив вперед руку с пистолетом. Почти одновременно сверкнула вспышка и ударил выстрел. Но уже – мимо.
Сергей дважды выстрелил в ответ и услышал в наступившей тишине топот ног. Неизвестный убегал.
Сергей вскочил, подбежал к углу здания и осторожно выглянул. Выбегать сразу – значит, нарваться на пулю.
Впереди, в проулке, смутно мелькала тень.
Колесников вскинул пистолет и трижды выстрелил веером, каждый раз немного смещая ствол по горизонтали. Раздался вскрик и шум падения тела.
Сергей подошел, держа ствол направленным на неподвижное тело. Рядом с трупом мужчины валялся пистолет. Ногой Сергей отшвырнул его подальше. Этой же ногой тронул тело. Безответно. Мужчина лежал неподвижно, не шевелился и не стонал. Похоже – насмерть.
Издалека послышался топот ног. Из-за угла вывернули трое военнослужащих.
– Стой! Брось оружие!
Сергей поднял руки, но пистолет не бросил.
– Я свой, из СМЕРШа, майор Колесников.
– А вот мы сейчас посмотрим, какой ты майор! Документы!
– В нагрудном кармане гимнастерки.
Подошел ефрейтор, забрал пистолет из руки Сергея. Расстегнув пуговицу на кармане гимнастерки, он вытащил удо-
стоверения и передал его старшему патруля. Зажегся фонарик.
Просмотрев его удостоверения, старший патруля направил луч света в лицо Сергею. Тот зажмурил глаза.
– Извините, товарищ майор.
Удостоверение и пистолет ему тут же вернули.
– Что случилось?
– Вот этот в меня стрелял. Вон его пистолет лежит.
– Опасно ночью одному ходить, всякое случиться может. Приказ же по фронту был – меньше чем по трое и без оружия в ночное время не ходить.
– Служба у меня такая. Пистолет убитого я заберу, а тело в милицию отвезите, пусть попробуют опознать.
– Слушаюсь, товарищ майор.
Патруль был из артиллеристов.
До места расположения полка Сергей шел с пистолетом в руке и дошел без происшествий. Но выводы для себя он сделал.
А через день пришло известие о троих дезертирах из его полка. Рота из полка охраны тыла прочесывала лес в поисках банды, убившей в деревне милиционера и зверски вырезавшей его семью, наткнулась на этих беглецов. На предложение сдаться они ответили автоматным огнем и были убиты. При обыске, учиненном бойцами роты, были обнаружены личные документы; бойцы же сообщили в полк.
На опознание выехал старшина, бывший начальником караула, и Колесников. Ему надо было составить протокол опознания, чтобы закрыть заведенное на дезертиров дело.
– Они это! – сразу и без колебаний опознал убитых старшина. – Лопату надо бы найти, схоронить по-человечески.
– Ты где людей увидел? Пусть их тела собаки сожрут! – ответил командир роты охраны тыла. – Они у меня двух молодых ребят застрелили. Хуже фашистов. Те хоть враги, а эти?! – ротный сплюнул.
На обратном пути Колесников сам сидел за рулем «Виллиса». Старшина был расстроен, даже огорчен.
– Ну, спрашивается, советские же люди! Страна их выкормила, воспитала, школу они советскую закончили. Чего в бега подались? Мало того – по своим стреляли, двоих своих же солдат убили! Как можно? Бабы, подростки, старики в тылу надрываются – у станков, в поле, чтобы армия сыта была, одета-обута, оружие имела. Вот гниды!
– Ты же их хоронить хотел.
– Вроде как Божьи твари, да и каждый человек упокоенным после смерти должен быть.
– Ты правильно, старшина, про людей-человеков вспомнил. Вот ты человек, лямку свою старшинскую тянешь; парни молодые, что в самоходках сидят, тоже долг перед Родиной и семьей исполняют. А про этих – забудь. Не достойны они памяти, заслужили собачью смерть.
Старшина только вздохнул.
– Однако это еще не все, старшина. Если бы они, как солдаты, головы свои сложили на поле боя, их семьи от государства помощь бы получали. А сейчас? Как родственникам быть членами семьи изменника Родины? В техникум или институт не возьмут, в правах – полное поражение, даже на выборы не пойдешь. Но это в лучшем случае. Жить на что? Ведь и на работу не возьмут, а то и вообще в Сибирь или на Север сошлют.
– Круто!
– Так и надо.
– Я сразу об этом не подумал.
– Теперь и во взводе у себя расскажи, как предатели жизнь закончили и чем это родне грозит.
– Нет у меня во взводе предателей!
– Не говори «гоп»! Сам видишь – войска вперед продвигаются. Будут призывать украинцев, молдаван. Думаю – хлебнем еще лиха! Только чур – я тебе ничего не говорил.
– Я не ребенок, понял.
Сергей ехал и думал о том, что вроде и немцев скоро за пределы СССР выбьют, а забот у НКВД и милиции будет много и надолго. И настраиваться надо на серьезную работу.
Вообще на отвоеванных у немцев территориях Украины творилось нечто непонятное. В крупных селах или городах порядок еще был, по крайней мере – днем. А в небольших селах или деревнях жители были в состоянии постоянного страха. Заходили в деревню люди в непонятной форме – смеси немецкой, польской и советской – и цивильной одежде. Говорили на смеси русско-украинско-польского языков. У некоторых на пилотках или фуражках были прикреплены значки ОУН или УПА, другие были вообще без них. Каждая банда грабила, в первую очередь продукты норовила забрать, и все прикрывались красивыми лозунгами о самостийности Украины.
