Попова Александровна - Пастырь добрый
— Eins, zwei, выбирай, кто-то в ад, а кто-то в рай… Drei, fier, Фридрих всех зовет на пир…
— До конца, — потребовал он, когда мальчик запнулся.
— Fünf, sechs, sieben, — настороженно выговорил тот. — Тихо под речною зыбью… acht, neun, zehn, прыжок! слушай дудочку, дружок…
— Вы сами придумали? — уточнил Курт и, увидев напряжение в глазах, повторил: — Я ни в чем вас не буду обвинять, ясно?.. Так что же? Вы придумали ее сами?
— Нет… — проронил все тот же мальчишка. — Просто услышали…
— Где?
— Ну, как — где… у других… Да ее все знают. Ну, наверно, придумал кто-то, это понятно, только я не знаю, кто. Просто… просто все ее знают, и все.
Несколько секунд Курт стоял неподвижно, глядя в мостовую под ногами, а потом молча двинулся прочь, через площадь мимо возводящегося помоста.
— Что все это значит? — догнав его, спросил подопечный чуть слышно и, не дождавшись ответа, встряхнул за рукав: — Эй! Какого черта!
— Он пытается вернуться, — пояснил Курт тихо. — На сей раз сам. Своими силами. И когда это удастся, совладать с ним будет куда сложнее…
— «Он»? — уточнил Бруно. — То есть — Крюгер?.. Я не понял; мы ведь, кажется, уничтожили его? Ты же говорил — мы его уничтожили!
— Я такого не говорил, — все так же тихо возразил он. — Я сказал, что Фридрих Крюгер изгнан, я не утверждал, что — уничтожен. Оставшись без тела и артефакта, он возвратился туда, откуда пришел, и там никто не сумеет помешать ему копить силы, чтобы снова явиться в мир живых.
— Не понимаю… — растерянно произнес помощник. — И ты знал это, знал, что он может вернуться, когда…
— Когда убивал Дитриха? — договорил Курт за него. — Да, знал. Что это не навечно — знал.
— Но ты ведь говорил — его стихия вода, и огонь…
— … уничтожил флейту и преградил ему путь. Да. Этот путь. Сейчас преградил. Вода… Вода — стихия Хаоса; попроси отца Бенедикта рассказать тебе о нем подробнее, когда твое обучение начнется. Стихия Хаоса, в котором он нашел себе покровителя; вот только в отличие от Бернхарда, Крысолов не слился с ним, не утратил личности, не забыл себя и всего того, чему научился в жизни, а научился он многому. И не только вызывать дождь или топить крыс в реке, и его практика связана не только с использованием именно этого элемента. Подумай сам — будь лишь вода его союзником, только вода — какую работу он избрал бы себе, обосновавшись в Хамельне? Водоноса или мельника, или еще чего-либо в том же роде, а он…
— … был углежогом, — докончил Бруно упавшим голосом. — Значит, и огонь тоже… значит, этим самым огнем мы просто-напросто освободили его от грядущего подчинения Бернхарду, который его призвал… и все? Мы его просто освободили?
— Мы посадили его в тюрьму, — возразил Курт. — Считай — так. Мы не смогли вынести смертного приговора, но сумели упечь его за решетку. Уже одно только это стоит многого, потому что дети перестали гибнуть, и его нет среди нас.
— Пока нет…
— Пока нет, — согласился он. — К сожалению, большее было не в наших силах.
— А в чьих тогда?
— Не знаю. Никто не знает. Большее не в силах Конгрегации; Бруно, Конгрегация существует всего несколько десятков лет, настоящим делом занимается недавно, у нас катастрофически недостает информации, недостает данных и людей — нужных людей… Я надеюсь, что Крюгер только собирает силы. Что возвратиться столь скоро он не сумеет, что это займет у него хотя бы пару веков, что сейчас он лишь нащупывает путь, и собственными силами, без поддержки отсюда, возвращение должно оказаться для него сложнее, чем в этот раз. Все, что я могу сделать, это искать сведения о нем и ему подобных, записывать, обдумывать — как тот хамельнский священник, для тех, кто придет после меня… Это, — грустно усмехнулся Курт, — первый случай, когда я буду составлять отчеты о расследовании с таким рвением и по доброй воле… Я надеюсь, что нам с ним столкнуться не доведется, а те, на чью долю это выпадет, будут лучше нас оснащены и информацией, и полагающимися к случаю средствами противодействия — уж не знаю, какими. Как я говорил уже не раз еще при нашей первой встрече — я всего лишь следователь. Мое дело — расследовать, и делать это хорошо. Я постараюсь.
— А если вдруг?.. — предположил Бруно хмуро. — Что тогда? Если вдруг снова — пропавшие дети, говорящие шкафы… или стулья, или мыши, или что угодно; если снова — Крюгер? Если снова — придется нам? Что будем делать тогда?
— Смотреть по ситуации.
— Снова это загадочное «по ситуации»… Это надо сделать девизом Инквизиции, — заметил подопечный с невеселой усмешкой. — Вместо или в дополнение к «милосердию и справедливости», которые тоже применяются «по ситуации».
Слова Бруно он оставил без ответа вновь, снова встав на месте, снова глядя перед собою потемневшим взглядом, читая оставленную кем-то на стене одного из домов надпись. Буквы «СМВ», неровно выведенные мелом, виднелись четко на темном камне стены и заметны были издалека.
— Только без паранойи, — попросил подопечный успокаивающе. — На носу фестиваль, детишки благословляют дома именами трех царей. Или ты воображаешь, как Каспар или Мельхиор самолично, высунув язык от усердия, малюют надпись на стене, чтобы тебя позлить?.. Мы таких прошли уже штук десять; на Друденхаусе, кстати, я тоже одну видел, и даже видел мальчишку, который это писал.
— Жаль, не видел я, — пробормотал Курт, сворачивая к дому, где его наверняка дожидался уже заботливо приготовленный хозяйками обед. — Руки бы пообрывал.
— А после этого ты жалуешься на прозвища, какими тебя награждают? Мягче надо быть с людьми, Молот Ведьм, и они к тебе потянутся…
Теперь умолк подопечный, так же, как он минуту назад, так же остановясь и глядя на стену дома, в котором оба они обитали и который спустя день должны были навсегда покинуть. Три буквы были ровно, словно по линейке, выписаны углем возле самой двери, вот только имя волхва Каспара обозначалось не латинской «С», а немецкой «К», и начальная буква имени «Бальтазар» была подчеркнута такой же ровной жирной линией.
— Все верно, — тихо произнес Курт, приблизившись. — Это тот, кто нам еще не встречался.
— Брось, — уже не так твердо возразил Бруно. — Ребенок написал по-немецки; по-твоему, для Германии это странность?.. А подчеркивание… Просто… Да не поймешь ты детскую логику, может, ему так показалось красивше…
Курт, не ответив, прошагал к самой стене и осторожно коснулся носком сапога вершины маленькой горки из десятка угольков, уложенных аккуратной пирамидкой.
— Да ну… — неуверенно пробормотал подопечный. — Взрослые же люди… а это какие-то ребяческие выходки — вроде подброшенной в постель лягушки…
— Да, — едва слышно согласился он, и от его улыбки Бруно поморщился. — Конечно.
На угольную горку Курт наступил со злостью, разметав ее в стороны, и осколки дерева мерзко и скрипуче захрустели под подошвой, словно панцири огромных черных насекомых.
Январь 2009
Примечания
1
Я есмь пастырь добрый; и знаю Моих, и Мои знают Меня (Иоанн, 10; 14) (лат.).
2
Душа всегда верит в существование того, чего боится (лат.).
3
В реальности слово было введено в обиход в Германии Лютером, но широкое распространение получило только в начале двадцатого века.
4
И безделье тоже дело (лат.).
5
Какая глубина мысли (лат.).
6
Забавно (лат.).
7
здания городского управления (лат.).
8
«карьерный бег», подъем по карьерной лестнице (лат.).
9
Fink — зяблик (нем.).
10
Bäcker — булочник (нем.).
11
Виноват (лат.).
12
Где ты ходишь (где тебя носит), Гессе? (лат.).
13
«Krähwinkel» — «Дыра» (нем.).
14
извиняюсь за выражение (лат.).
15
то есть (лат.).
16
Scherz — шутка (нем.).
17
срок давности (лат.).
18
«Hoc perdudum et falsum venit» — Это было давно и неправда (лат.).
19
Дословно — «Отдыхает на пределе»; игра слов от «Requiescit extremum» («Покоится, наконец») (лат.).
20
И «лицо», и «личность» (лат.).
21
воодушевление, энтузиазм (лат.).
