Виктор Глумов - Школа наемников. Враги по оружию
Орв проводил душу бывшего хозяина смерти в его вотчину, проследил, плотно ли закрылась дверь в жизнь. И бросил ненужный уже пистолет в пыль.
Он не собирался оправдываться, безропотно ждал, когда схватят, начнут бить, пытать, а может, сразу расстреляют. Он прощался с этим миром — шаман, переступивший через себя, предпоследний из своего племени.
Из штаба донесся многоголосый вопль отчаяния. Орв с удивлением отметил, что еще жив, открылся — и тут же угодил в ад. Стенали, метались гронги. Офицеры не слышали их криков, но чувствовали боль, и людей охватило безумие. Они рыдали над телом генерала, боевые офицеры плакали, как маленькие, покинутые дети, как запертые в подземельях Омеги гронги. Низшие, лишившиеся смысла жизни, погибали вместе с Боханом. Тело, от которого отрезали часть, продолжало жить и корчиться в агонии.
Орв в панике отступил, схватился за голову: он не мог закрыться. Чужое горе ворвалось в сознание, завладело им.
Не зная, где прячут гронгов, шаман не мог помочь им единственно возможным образом — отправить догонять хозяина, сторожить его по ту сторону, жаться к ногам его души. Крик усиливался, как усиливается ветер. Захлестывало Цитадель Омегу, сбивало людей с ног, лишало разума. Вот бьется на земле, как расстрельным утром бился Гоп, караульный, глаза его пусты. Вот из окна штаба, того самого окна, выпрыгнул полковник. Он рвет на себе волосы, рот раскрыт в беззвучном крике. Вот лекарь бежит к людям, тянет руки, жаждет помощи и защиты, но никто не в силах ему помочь. Орв сорвался с места и кинулся на крик — искать гронгов.
На учебном плацу курсанты, не прекратившие занятий даже сегодня, катались в пыли. Их наставник раскачивался на месте, вытащил из кобуры пистолет, приставил к виску. Орв мысленно погладил отчаявшегося по голове, заставил опустить оружие, погрузил в сон. Дыхание Орва сбилось, сердце болело так, что впору было лечь и умереть, но он не мог себе этого позволить. Плакали офицеры, плакали рядовые, и мир казался осиротевшим…
«Это я сделал, — сквозь боль думал шаман, — это я его убил. Я забыл о гронгах. Я забыл: он был не только хозяином смерти, но и хозяином Низших. Если не отправить неразумных за ним, сойдут с ума все люди. Обычные люди. Не хорошие и не плохие. Они воевали, убивали, и они продолжат воевать и убивать. Им нет дела до невиновных. Но не мне решать, достойны ли они жизни. Не мне. Я уже решил. Я ошибся. Не существует меньшего зла, не существует однозначного выбора… И теперь один труп потянет за собой другие».
Гронги почувствовали Орва, с которым мысленно разговаривали, когда генералу Бохану было не до них. Сознания их, недоразвитые, исполненные болью, атаковали шамана. Он остановился.
— Где вы?
Темное место. Свет с потолка. Еда. Вода. Дверь с решеткой — через нее приходил хозяин. Где хозяин? Вернуть хозяина. Где хозяин? Идти за хозяином.
— Ждите. Я найду вас. Я отпущ вас к нему.
О, если бы Орв мог замкнуть трансляцию на себя, оградить людей! Громыхнул выстрел — кто–то не выдержал. Человек не приспособлен к таким переживаниям, вечно прячется от них, но они настигают…
Орв пошатнулся. Устоял. Медленно, смиряя зачастившее сердце, побрел вперед, в эпицентр.
Там творилось невообразимое. В самых ярких кошмарах такого не снилось Орву. Над подземельем, где Бохан держал гронгов, копошились люди. Извивались, как ползуны в холмовейнике, толкали друг друга, заходились криком, царапали до крови щеки и руки, клочьями выдирали волосы, расшибали о твердую землю головы.
Орв забрал часть отчаяния, погрузил людей в полусон, теперь они двигались медленно. Ему второй раз за последний день пришлось спускаться в подземелье.
Караул — двое рядовых — повесился у входа. Чей–то труп с простреленной головой валялся на лестнице, Орв споткнулся о него, поскользнулся на крови и скатился вниз, кажется, сломав руку. Он уже ничего не чувствовал, только отмечал бесстрастно.
Вот они. Карлики, ниже Бохана, мечутся в своей благоустроенной клетке. Воют еле слышно — у гронгов очень тихие голоса, они не нужны Низшим. Орв присел на корточки перед клеткой. Чем их?.. Под рукой — ничего подходящего. Пришлось, пошатываясь, подниматься обратно, чтобы одолжить у караульных автомат. На этот раз Орв осторожничал, глядел под ноги.
Справиться с автоматом одной рукой было сложно, шаман мучился довольно долго, все обещая и обещая гронгам:
— Ф–фсё кончилось. Орв помоф–фет. Орв ф–фкоро…
На мысленное внушение не оставалось сил — он пытался экранировать подземелье, чтобы не перестрелялось все население Цитадели. Гронги не слушали. С каждым мигом они все больше погружались в отчаяние — безнадежное, как морось в сезон дождей, бездонное, как пасть Разлома.
Наконец Орв управился. Неумелой — память об обращении с автоматами он ни у кого не брал — рукой прицелился, прерывистой очередью освободил гронгов. Издыхая, последний послал ему не радость, но намек на улыбку.
И тогда Орв выронил автомат, опустился на пол и дал боли в сердце поглотить себя.
Он надеялся, что вспомнит молодость или счастливые моменты жизни. Но на ум почему–то пришел генерал Бохан, его мертвые глаза. Хозяин смерти, поглаживая гронгов, ждал последнего своего слугу.
Массовая истерика не взволновала Гопа — после расстрела соплеменников он немного свихнулся и слабо воспринимал чужое горе. Поэтому, когда омеговцы подняли крик, Гоп выбрался со склада, беспрепятственно подошел к воротам, отыскал заправленный грузовик, разобрался с управлением и выехал с территории Цитадели Омега. Он не мог позволить себе умереть. Он нес страшную правду, чтобы открыть ее народам Пустоши.
Глава 27. БРАТЬЯ ПО ОРУЖИЮ
Лекс быстро сообразил: Омега увязла в Москве надолго и всерьез. Виноват в этом тот, кто приказал расстреливать всех без разбора, и у защитников города не осталось выбора. Теперь они пойдут до конца и попытаются забрать с собой как можно больше врагов. Да и кто знал, что в Москве столько мутантов?
Впереди грохотали взрывы, строчили автоматы, в вечернем воздухе звуки разносились далеко.
Батальон Грица укатил на запад, на просьбу прислать подкрепление по рации ответили, что ведутся бои и самим подмога нужна. А что еще можно ожидать от Кира?
— Никто не придет, — сказал Лекс, высунувшись из танкера. Оглядел остатки отряда: бойцов сорок. Из них пятеро лейтенантов и четыре сержанта. Куда большая часть наемников подевалась? Полегли? Или разбежались? Минут двадцать противник не стрелял.
— Неужто отбили атаку? — сам себе не поверил Кусака, положив автомат рядом.
Выяснилось, что он неплохой стрелок, а соображает так вообще на отлично. Наверное, и пьет для того, чтобы соображалку отключить.
— Похоже. — Лекс спрыгнул на землю и по привычке пригнулся, оглядел развалины.
Из каждого окнного проема могла выглядывать смерть. Город испустил дух, но и мертвецом продолжал жить, как симбионт, и теперь жаждал новой крови, хотел перемолоть чужаков в своей ненасытной утробе. Невозможно приручить симбионта — почему генерал Бохан этого не понимает?!
— Саперы! Отозвались три сержанта, высунули головы из укрытия.
— Надо бы растяжки поставить, пока затишье, — сказал Лекс. — Делаем так: первый, второй, третий взводы прочесывают окрестности, остальные — на месте. На рассвете попытаемся пробиться к нашим.
В успех операции Лекс не верил: слишком мало их осталось. И блеск в глазах наемников ему не нравился. Если он шел на войну за идеалы Омеги, жаждал навести порядок, то наемники воевали за деньги. Это была не их война, и умирать они не собирались.
— Капитан, мы с тобой пойдем! — вызвался Кусака.
— Нет, вы остаетесь. Глыба, лагерь на тебе. — Лекс понизил голос: — Следи за наемниками, что–то я им не доверяю.
— Капец, командир! — на удивление радостно заключил Барракуда.
— Выходит, да! — так же беспечно бросил Лекс. — И Москве, и нам, а вот Омеге — вряд ли. И Киру — вряд ли… Кусака, вдруг помру и не узнаю — где ты самогон берешь–то?
Кусака сделал невинное лицо, взъерошил патлы, заговорщически улыбнулся и признался:
— Дык это… Половина двигателя под самогонный аппарат переделана! — И заржал. Барракуда, похлопав его по спине, дополнил:
— Мы Кусаку в шутку механиком называли. Умный, зараза! Лекс усмехнулся и крикнул:
— Первый, второй, третий взводы! Оружие в руки — и за мной. Саперы, готовьте растяжки! Видите развалины? Прочесываем их. Кого заметите… сами знаете!
Лекс побежал вперед, подавая пример безумства и отчаяния. Он перестал быть собой, впал в сумасшедший, ребяческий азарт. Омега и отец–генерал отошли на задний план. Отец не предает детей. Осиротевшие подчиненные и командиры стали одной семьей, которой вряд ли удастся выжить, и все это понимали.
Прикрывая друг друга, оббежали разваленный дом вдоль и поперек: никого. Переступив труп дикого с развороченной головой, Лекс подал знак саперам. Те обогнули дом и засуетились на подходах. Возились около получаса. Убедившись, что опасности нет, Лекс при поддержке второго взвода отправился обыскивать следующий дом.
