Димыч - Последний князь удела
Что верно, то верно, к избиениям людей палкой на главной площади за неуплату налогов я до сих пор не привык. Ждан подметил точно, скорее всего, именно моё мягкосердечие привело к заметному падению прямых податей. Пока выпавшие доходы компенсировались прибылью от мануфактур и коммерческих предприятий, но удельному казначею сложившаяся ситуация совершенно не нравилась.
-Яз вот луччих слобожан призвал на твой суд,- уговаривал меня дядька.- Ты уж говори с ними построже, чтоб опаску имели. Да их мольбам и челобитьям не верь, всё врут, даже божатся ложно, лишь бы князю оброка не платить.
Пришедшая посадская старшина действительно сразу начала жаловаться на своё разорение и умалять о прощении недоимок. Повинностей на Рыбной слободе действительно лежало много.
Особенно обременительной, по словам жителей, для них была доставка свежей белорыбицы к княжьему столу.
-Белуг да осётров твои тиуны спрашивают в человечий рост, иных видеть не хотят,- жаловались представители рыбаков.- Да чтоб рыба была не снулая, а живая иль во льду привезённая. Тягость сие для нас большая, льда-то почасту негде взять в пути, да в бочках живой едва ли одна из трёх в Углич приходит. Кормовые ключники у тебя, княже, ярые. Бранятся - идите, де, на торг да то, чего не довезли, там купляйте. А красная рыбица-то, уж и не белуга, а даже севрюжка иль осётр, летом в Угличе дорогой ценой стоит, в полное разоренье от сего приходим.
Я призадумался над словами слобожан, резон в их жалобах был. Почуяв мои сомнения, Ждан прикрикнул на посадских:
-Врите, да не завирайтесь. С испокон веков отсюда оброк такой до Москвы слали и не жаловались, а ныне вдруг в неподъёмную тягость вам сие стало. Ишь алырничать удумали, Божьего гнева вы видать не страшитесь.
Я чувствовал, что снижение податей для жителей Рыбной слободы вызовет вал жалоб и просьб о милости из других мест. Но одновременно хотелось как-то облегчить им задачу.
-Может в садках рыбу возить в Углич? Меньше её дохнуть будет,- лучшего предложения мне на ум не пришло.
-Белуга десятипудовая любую снасть быстро изорвёт, да и себя погубит,- с улыбкой ответил самый пожилой из старшин.- Токмо ежели в дубовой клети держать рыбину, глядишь, не изломает.
-Хоть в клети, хоть на горбу тащите, но чтоб всё сполна привозили,- погрозил им кулаком Тучков.- Ежели из вас кто думает над князем насмехаться, то одних таких насмешников уж спустили вниз по реке на плотах. Иль мимо вас повешенные разбойнички не проплывали?
Судя по тому, что слобожане посмурнели и уткнулись глазами в пол, результаты нашего недавнего суда они видели. Желая сгладить эффект от злых речей Ждана, я добавил:
- Коли кто придумает, как пойманную рыбицу свежей по реке возить без больших растрат, тому от меня немалая награда будет. Так что, ступайте с Богом, да о моём наказе размышляйте.
До городка Романова и лежащей от него на другой стороне Волги Борисоглебской слободы доплыли за три дня без особых приключений. Я, наконец, понял, почему окрестности мне кажутся столь незнакомыми, хотя в здешних местах мне доводилось бывать и в прошлой жизни. Имевшееся в прежнем мире водохранилище полностью меняло береговой рельеф.
За пару вёрст до города нас уже встречал гарцевавший на берегу татарский отряд. Мне перемещаться с палубы в седло не хотелось, и мы продолжили остаток пути по воде. Перед самым Романовым моё внимание привлекла небольшая лодка с косым парусом.
- Это что? - задал я риторический вопрос, одновременно указывая пальцем на заинтересовавшее меня судно.
-Романовка,- ответил наш кормщик.- Стружок вёрткий и скорый, здешние древоделы их строят. Уж, поди, с десяток лет такие лодьи тут мастерят.
На всех ранее виденных мной речных судах стоял прямой парус, и лишь на этой лодке наличествовал косой треугольный. Да и обводы её корпуса несколько отличались от традиционных русских. Пока я разглядывал эту необычную романовку, наши струги приткнулись к деревянной пристани. Ждан заставил меня ещё четверть часа сидеть в ладье, дожидаясь пока на торжественную встречу соберётся вся местная знать. Въезд угличского князя в город обставили с необычайной помпой. Впереди меня ехали почти полсотни татарских дворян, рядом с моим конем шли, держась за стремена, сыновья ногайских мурз. Всё это сопровождалось визгом различных деревянных и камышовых дудок и звоном инструментов, представлявших собой смесь бубна с погремушкой.
Проехав земляные валы, ограждавшие посад, я стал с интересом осматриваться. На центральной площади напротив друг друга стояли деревянный храм и каменная мечеть с минаретом. Чуть поодаль почти вряд за высокими бревенчатыми заборами стояли шесть крупных хоромин. Ворота во двор самых представительных палат стояли распахнутыми настежь, видимо именно там находилось жилище Эль-мурзы. Решив почтить ногайского вельможу, я собирался соскочить с седла, как только въеду на подворье. Мне не удалось полностью совершить задуманное, поскольку мурза бросился мне навстречу, не как только моя нога вылезла из стремени. Так что приземлился я на землю практически к нему в объятия.
После шумных приветствий наступил черёд вручения даров. При виде каждого вносимого слугами подарка мурза шумно радовался, и бил себя ладонями по коленям.
- Вишь какое довольство от поминок являет,- шептал мне на ухо мой советник по степным делам Бакшеев.- Сим тебе приязнь выказывает.
Когда в светлицу внесли ответные подношения, стало ясно, что к моему приезду старший Юсупов тщательно готовился. Отдарки состояли в основном из восточных тканей, ассортиментом от золототканого шёлка до необычайно пёстрого ситца, причём каждый кусок разворачивали и демонстрировали всем собравшимся. На удивление, дешёвая в моём прошлом мире хлопковая ткань привела мою свиту в восторг.
-Ишь, какая лепая бумазея набойная. Бухарской видать работы,- перешёптывались мои спутники. - А уж алые цветы-то как выписаны, очей не отвесть, знамо, не малой цены товар.
Просмотрев к концу часа крайний, почему-то девятый постав текстильной продукции, я думал, что на этом торжественное мероприятие завершилось. Но не тут-то было, нас пригласили во двор, где поочерёдно показали девять отменных татарских лошадок каурой масти . За первой девяткой лошадей последовала вторая иного окраса, за ней третья, уже гнедые. При виде этих красивых животных у сидевшего слева Бакшеева начинали гореть глаза, и он, выражая своё восхищение, даже прищёлкивал языком на ногайский манер.
- Восемь десятков с одним отдадут,- почти прохрипел он мне на ухо. - Истинно, достойное великого князя подношение.
В самом разгаре демонстрации конских статей вдруг с самого высокого минарета пронзительно завопил муэдзин, призывая правоверных на молитву. Ему тут же вторили ещё с нескольких мечетей его громкоголосые коллеги. Никто из присутствующих ногаев даже ухом не повёл, продолжая наслаждаться видом превосходных лошадей.
-Может, стоит остановиться? Вам же помолиться требуется? Потом продолжим,- обратился я к мурзе, не желая даже невольно оскорблять его религиозность.
-Возносить молитвы Аллаху можно сердцем, в любое время,- сообщил мне мурза.- В мечеть нам, мангытам, дозволено ходить тогда, когда нет других забот.
-Кади,- кликнул ногайский вельможа стоявшего неподалёку сухенького старичка.- Растолкуй благодетельному князю Углича Дмитрию Иоанновичу нашу веру.
- Господь Милостивый, Милосердный даровал нам устами Пророка Мухаммада облегчение от общих молитв, ибо странники прославляют Аллаха в мечетях, когда смогут,- коверкая русские слова, разъяснил мне слова Юсупова ногайский правовед.- Наша умма - народ Дешт-Кичака молится молча, в седле и за сие Всевышний вознаградит нас десятикратно.
Подумалось, что тут исповедают какую-то своеобразную форму ислама, но выяснять подробности я не стал.
- Наш кади резв умом, сдержан речами и справедлив сердцем,- похвалился своим судьёй мурза.- Даже русские к нему тяжбы решать ходят.
- Разве ж дозволено так? - из-за моего плеча переспросил Афанасий.
-Присуд тут мой,- чуть притопнул ногой Эль-мурза.- Дела разбирают меж христианами их начальные люди, меж правоверными кади. Коли промеж себя русский с мангытом спорят, то судят сие выборные люди с двух сторон. Всегда кади с нашей стороны сидит, и никоего лихоимства за ним не водится, то каждый знает, и русак и ногай.
Показ дарёных коней, которым, в общем-то, не полагалось смотреть в зубы, продолжался часа четыре. В последней девятке лошади были вороными, с белыми хвостами и гривами.
-Черкесские,- ахнул Бакшеев.- Поди, набегом взял?
Юсупов совершенно не смутился и, облизнувшись, словно объевшийся сметаны кот, сообщил:
