Валерий Елманов - Витязь на распутье
Понятно. Недолго птичка щебетала… И ведь как быстро он развязал им языки. Впрочем, при наличии хорошего ассортимента умельцев пыточного дела разговорить ребятишек – дело на час, от силы на три-четыре.
– Ну а ты как? Благополучно встретил царевича? – осведомился боярин.
– Благополучно, – не стал я вдаваться в подробности, решив рассказать все уже при Дмитрии, чтобы лишний раз не повторяться. – А где государь?
Лицо Басманова вновь скривилось.
– В жмурки играет.
– Во что? – Я решил, что ослышался.
– В жмурки, – повторил он.
– А… вызвать его можно?
– Попробуй. – И Петр Федорович мотнул головой куда-то назад.
Я застал игру в самом разгаре. Водил, то бишь ловил разрумянившихся полячек и государя, невысокий стройный шляхтич Матвей Осмольский. Увильнув от его растопыренных рук, я отвел Дмитрия в сторонку и коротко сказал:
– Есть важный разговор, государь.
– Что-то с Годуновым? – нахмурился он.
– Да нет, скорее уж с тобой, – усмехнулся я.
– Разве ясновельможный пан не видит, что государь занят, – зло прошипела тут же подошедшая к нам Марина и, властно ухватив супруга под руку, попыталась увести его от меня.
Дмитрий виновато улыбнулся.
– Эвон яко пленили.
Я не ответил. Склонив голову набок, я молча ждал. В конце концов, уйдет так уйдет. Непонятно лишь одно – не должен он был так веселиться с учетом того, что выяснил Басманов. Не должен даже с учетом всего своего неумеренного легкомыслия – все-таки заговор хоть и раскрыт, но еще не ликвидирован. Или это маскировка, чтобы никто из бояр ничего не заподозрил? Так ведь их тут нет. Во всяком случае, в кругу играющих из русских мне удалось увидеть только юного длинноногого Михаила Скопина-Шуйского, вот и все.
Дмитрий послушно двинулся, увлекаемый Мариной, но, сделав всего два шага, обернулся и…
– А ну-ка, погоди, мое сердце, – мягко высвободил он руку и пояснил нахмурившейся супруге: – Князь Мак-Альпин по пустячному делу меня тревожить нипочем бы не стал. Но я живо. – И вновь осведомился у меня: – Так что стряслось-то?
– Заговор, государь, – лаконично ответил я. – Еле отбился. О том и хотел с тобой потолковать.
– Не понял, – протянул он удивленно. – Супротив тебя? Кто посмел?
– Да все те же, – пожал плечами я. – Хотели убить меня вместе с Федором Борисовичем. Кой-кого из холопов Василия Голицына я даже признал в лицо. Правда, он был уже мертвый. Но несколько человек удалось взять живыми. Они-то и рассказали кое-что интересное. Вот только здесь об этом говорить как-то…
– Идем, – решительно кивнул Дмитрий, властно ведя меня за собой. – Ежели бы ты про умысел на меня поведал, нипочем бы отвлекаться не стал, – на ходу разглагольствовал он. – И без того Басманов вместе с тестем все уши прожужжали. Я уж ему, чтоб он угомонился, посулил послезавтра самолично в пыточную спуститься, коли без меня никак, – токмо тем и угомонил.
Я остановился, растерянно уставившись на Дмитрия. Так это что же получается? Выходит, Басманов ничего не узнал? А как же «шептуны», которых повязали его люди? Неужто не нашлось умельцев разговорить хоть одного из пятерых?
И что мне тогда делать? Сообщить все как есть или…
Спохватившись, я догнал государя, который завел меня в соседнюю со своей опочивальней комнатушку – царскую молельную.
– Тут нам никто не помешает, – повернулся ко мне Дмитрий, после того как плотно закрыл дверь. – А теперь сказывай, кто супротив тебя с царевичем умышляет окромя Голицыных?
Я вздохнул. Значит, выбор вновь за мной. И что делать? Рассказывать все как есть или опустить кое-какие подробности? Если бы не его готовность выслушать меня, я бы промолчал, но, припомнив внимание государя и проявленное участие, решил говорить все без утайки. Итак, для начала о тех, кто умышляет.
– Сдается мне, что в числе заговорщиков те же, что и раньше, то есть Шуйские, Мстиславский, возможно, Романовы. Причем, как мне кажется, замешаны не только бояре, – неторопливо произнес я. – Думаю, какую-то роль играют и польские послы. Во всяком случае, уверен – они точно знают о том, что должно произойти.
Я был готов к тому, что мне придется довольно-таки долго доказывать свое предположение, используя всю логику, но, как ни странно, Дмитрий поверил сразу. Он нахмурился, потер переносицу и задумчиво осведомился:
– Мыслишь, вызнал Жигмонт, потому и решил упредить меня?
Я опешил. О чем сведал? Неужто и Дмитрий послал убийц к польскому королю или организовал заговор против него?
– Ах да, – спохватился государь. – Ты ведь еще ничего не ведаешь. Хотел я с тобой чуть позже все обговорить, но коль уж так вышло, ладно, обскажу свою затею ныне.
И обсказал…
Мне оставалось только слушать и, по мере того как Дмитрий выкладывал свой тайный замысел, обалдело таращить на него глаза…
Эпилог
Неправильные ответы
Оказывается, мои опасения насчет войны с крымским ханом напрасны, поскольку замыслы у парня куда грандиознее и… бредовее. Государь решил на деле доказать Сигизмунду, что он непобедимый кесарь, и, свалив его, самому усесться на польский трон.
Именно поэтому он и отказался от руки его сестры, предпочтя Анне Марину Мнишек. Именно для этого он и торопился со свадьбой, собрав на нее чуть ли не всех польских удальцов, пребывавших в оппозиции к королю.
Да и война в Эстляндии тоже являлась частью его замысла. Во-первых, эти победы над шведами должны окончательно уверить оппозиционеров в мощи русского оружия, а во-вторых, не зря он настаивал именно на захвате городов, принадлежащих Речи Посполитой. Теперь внимание Сигизмунда будет устремлено на север и отвлечено от концентрации русских войск на юге, которые якобы нацелены на татар. Вот только близ Путивля они резко устремятся не по Изюмскому шляху в Крым, а повернут на запад.
Вообще-то расчет был хорош. С юга дорога до Кракова и Варшавы не самая близкая, но зато на пути Дмитрия окажется Украина вместе с беспокойными сечевиками из Запорожья, да и Черниговщина вместе с Киевщиной поставят немало добровольцев в его армию. А далее Волынь, где оппозиционный дух тоже весьма силен – не зря Дмитрий отправил кучу подарков во Львовское православное братство.
– И тебе местечко подле меня сыщется, – заверил государь. – Конечно, первым воеводой большого полка я тебя поставить не смогу, но будешь со своей гвардией при мне, как бы в запасе, на крайний случай. Но он навряд ли приключится, потому как…
Оглянувшись на дверь, он понизил голос и принялся рассказывать дальше.
Да уж. Шансы на успех действительно имелись, притом весомые, учитывая поддержку «пятой колонны», то есть шляхтичей, недовольных засильем иезуитов. Не думаю, что Дмитрий врет – скорее всего, он через своего тестя Юрия Мнишка и его родичей и впрямь заручился поддержкой краковского воеводы Николая Зебжидовского, подчашия Великого княжества Литовского Януша Радзивилла, известного авантюриста Станислава Стадницкого, прозванного Ланцутским Дьяволом, и прочих. Да что там говорить, коли к заговору подключился даже королевский секретарь, он же староста добромильский, мостицкий и вишенский Ян Феликс Гербурт.
Во время приближения русских войск заговорщики обязались созвать съезд шляхты, на котором составить требования королю, причем такие, которые Сигизмунд не сможет принять, после чего провозгласить бескоролевье и следом за этим поднять бунт…
Мои попытки посеять в Дмитрии сомнения, например, касаемо мятежа – вдруг шляхта в самый последний момент побоится и не станет предпринимать ничего из обещанного, рассыпались, когда я с удивлением услышал, что пугаться им нечего. Оказывается, такого рода рокош, как у них называется вооруженный мятеж, узаконен еще тридцать лет назад королем Генрихом.
– Токмо не тем, который ныне на французском троне, а тем, который… – зачем-то начал пояснять государь, хотя какое это имело значение.
Меня куда сильнее интересовало совсем иное – как убедить Дмитрия, что даже при условии победы и занятия его войсками Кракова с Варшавой это как раз тот случай, когда успех обойдется куда дороже поражения. Ведь вариантов последующего правления немного – всего три. Либо менять все на русский лад, чему, несомненно, воспротивится вольнолюбивая шляхта, либо переставлять все на Руси на польские рельсы, а это в первую очередь означает вольницу для бояр, которых и без того еле-еле удается держать в узде. Ну а третий – оставить все как есть – Дмитрию навряд ли позволят, очень уж соблазнительны для восточных подданных вольности западных.
Мало того, в перспективе это сулило не просто бунт, но народное восстание, поскольку в Речи Посполитой условия жизни крестьян куда хуже, чем на Руси. Достаточно сказать, что у поляков давно введено крепостное право, так что Иван Болотников поднимет народ не за Дмитрия, а против.
