Юрий Корчевский - «Качай маятник»! Особист из будущего (сборник)
Судя по времени, разведка немецкая. На часах уже четыре утра, для нашей разведки поздновато, иначе по свету возвращаться придется. Стрелять? А вдруг наши, и не разведка, а саперы? Те любят попозднее, чтобы немецкие часовые устать успели и по нейтралке почем зря не палили.
Я взял тени на мушку и уже готов был нажать на спусковой крючок, но все-таки решил перестраховаться:
– Эй, кто там?
Если немцы – стрелять начнут, если успеют. Только я не дам им шанса.
Теней всего трое.
Фигуры замерли, и послышался невнятный шепот:
– А ты кто?
– Разведка.
– У нас разведку не посылали.
– Так и будем торговаться, пока немцы из миномета не накроют?
Я пополз вперед. Наши, саперы, в руках – проволочные щупы для поиска мин.
– Ты от немецких позиций?
– Нет, с Луны упал.
– Пока полз, мин не обнаружил?
– Ни одной, по прямой проход чистый.
– Ты один, или за тобой еще группа?
– Один.
– Тогда двигай к нашим траншеям. Трофим, проводи человека.
Впереди меня пополз один из саперов. Я – за ним. Свалились в траншею. А тут немцы осветительную ракету – «люстру» – над нами на парашютике подвесили. Светила она ярко и долго – до полутора-двух минут. В ее свете увидел меня сапер и аж в сторону шарахнулся. Я-то в полной немецкой форме!
– Фу, черт, напугал! Чего вырядился?
– Ты говори да думай. Я что – в немецкий тыл в нашем обмундировании пойду?
– Прости, не подумал. Тебе к командиру роты?
– Нет, к особисту веди.
– Только автоматик свой мне отдай.
– Это можно.
Я передал саперу автомат, и мы пошли по узкой, извилистой траншее в тыл. Впрочем, она скоро кончилась, и мы, пригибаясь, перебежали до неглубокого оврага. А по нему – уже до леска.
Сапер подвел меня к землянке, постучал в дверь из горбыля. Несколько секунд спустя из-за двери донесся хрипловатый со сна и недовольный голос:
– Кого ночью несет, чего случилось?
– Вот, товарищ лейтенант, я человека с нейтралки привел, говорит – из разведки.
Через минуту дверь открылась. Натягивая гимнастерку, вышел взлохмаченный офицер.
– Этот, что ли?
– Так точно! Сам к вам напросился. Вот и автомат его.
– Свободен, боец.
Сапер козырнул и ушел. Лейтенант отступил назад, приглашая меня внутрь:
– Заходи, коли напросился.
В землянке было темно, и я остановился у входа. Офицер чиркнул зажигалкой, зажег светильник из снарядной гильзы.
– Форма на тебе немецкая. Откуда ты такой взялся?
– Зафронтовая контрразведка, четвертый отдел СМЕРШа, ведомство Утехина. Прошу доложить о моем прибытии по инстанции.
– Да ты, никак, сдурел! Четыре часа ночи! Мне начальство голову намылит!
– А если не доложишь – в штрафбат пойдешь.
Лейтенант с досадой оглядел меня. Можно было подумать,
что я специально фронт ночью перешел, чтобы выспаться ему не дать. Однако упоминание о штрафбате подействовало. Он начал звонить по телефону, а я присел на нары и закрыл глаза.
– Эй, в дивизии спрашивают, кому докладывать.
– В Москву, СМЕРШ, четвертый отдел, майору Бодрову. Я – майор Колесников. Больше ничего не скажу.
Лейтенант начал говорить в трубку:
– Да, говорит – Бодрову, а самого фамилия – Колесников. Да, жду.
Он положил трубку.
– Будем ждать.
Мы молча сидели в ожидании, когда минут через двадцать раздался звонок.
– Да, слушаю. Понял, товарищ капитан, да, конечно. Конец связи.
Лейтенант повернулся ко мне:
– Приказано вас накормить. Из дивизии машину за вами высылают. Чай будете?
– Спасибо, не хочу – поел незадолго до перехода.
– И как там, у немцев?
– Готовятся обороняться. Слышь, лейтенант, я в полосе своего фронта вышел?
– Первого Украинского.
Да, промахнулся я немного – вышел южнее, чем ожидал. А в принципе – уже без разницы. Москва обо всем знает, я среди своих, мой вояж окончен. Внутри как-то все обмякло, и я слегка расслабился.
Лейтенант явно не знал, что со мною делать дальше. Есть я отказался, машина придет не скоро.
– Может, отдохнуть хотите?
– Не откажусь.
Я стянул сапоги и улегся на нары. Под головой лежал ватник. В землянке было тепло, и я быстро уснул.
Проснулся от покашливания.
– Товарищ майор, проснитесь – машина пришла.
Я встал, протер глаза, натянул сапоги.
Лейтенант распахнул дверь – резануло глаза. Уже рассвело.
– Вот, накиньте телогрейку – холодно, да и формы немецкой не видно будет.
Это он верно мыслит. Чего немецкой формой бойцов дразнить?
Лейтенант проводил меня до машины – открытого американского «Виллиса», отдал мой автомат бойцу.
– Вот, доставишь человека в штаб дивизии, в СМЕРШ.
– Так точно, приказ получил.
Молодец лейтенант, службу знает – не назвал моей фамилии.
А дальше – штаб дивизии, где меня в СМЕРШе переодели в форму рядового Красной Армии, поезд с сопровождающими, и Москва.
Бодров встретил меня прохладновато. Да, собственно, на горячий прием я и не рассчитывал – меня в отделе никто не
знает, задание первое, к тому же еще и провальное, хотя и не по моей вине.
Майор усадил меня в кресло напротив себя.
– Рассказывай все подробно, начиная с момента выброски.
И я начал: о том, что выбросили не туда – ветер ли был тому виной, или штурман промахнулся, о том, как шел пешком, как встретился с агентом.
– Опиши агента подробно.
Майор слушал меня и лишь иногда коротко что-то записывал.
– Теперь про встречу с власовцами.
– Я встречался только с одним – начальником штаба.
– Опиши его.
Я подробно, до мелочей описал внешность власовца.
– Подробно, до мелочей – весь разговор.
Все, что я рассказывал о переговорах, Бодров записывал.
– В город выходил?
– Никак нет, находился в доме у агента.
– Как добирался до своих?
Я подробно рассказал о поезде, мотоциклисте. Достал засургученный пакет.
– Это я у него забрал.
Бодров кому-то позвонил, явившемуся бойцу отдал пакет:
– К переводчикам, ответ жду незамедлительно! А ты продолжай!
И я подробно рассказал о госпитале в лесу и о том, как забинтовался, маскируясь.
– Это ты ловко придумал. Дальше.
Я пересказал всю свою эпопею – до момента встречи с особистом.
– Все?
– Вроде.
– Ну-ка, давай еще раз.
Эту манеру переспрашивать два, три раза, чтобы поймать на мелочах, на нестыковках я знал – изучали методы допроса в спецшколе. Я повторил все описание своего рейда снова.
– Хорошо, на сегодня хватит.
Кнопкой под крышкой стола Бодров вызвал сержанта:
– Проводите майора.
Я думал, меня отведут в прежнюю комнату, где я раньше – перед заброской – спал. Однако меня поместили в одиночную камеру внутренней тюрьмы. Самую настоящую – с заре-
шеченными окнами, с нарами, прикованными цепью к стене, чтобы арестованный днем лежать не мог, с глазком в двери – для надзирателя.
Я оказался в узилище в первый раз в моей жизни. Похоже, мне не доверяли. И это после трех лет службы, ранений. Одни только вылазки к немцам во время службы в разведке чего стоили! Да и направляясь в Гливице – так же, как и на обратном пути, – тоже шкурой рисковал. Словом, я не чувствовал за собой вины и мое содержание в камере считал обидным.
Лечь было нельзя – только если на холодный бетонный пол, потому я уселся в углу на корточки. Почти тут же открылось окошко в двери.
– Сидеть не положено.
Я сорвался:
– А не пошел бы ты! Сказать, куда?
Окно захлопнулось.
В обед меня покормили: жиденький супчик, перловка с куском жареной рыбы, почти бесцветный чай и два кусочка хлеба. Есть хотелось, и я съел все. С сожалением вспомнил о брошенном ранце с оставшимися в нем немецкими консервами.
Вечером принесли скудный ужин, на ночь надзиратель отомкнул цепь, опустил нары.
– Отбой!
И на том спасибо. Я улегся на голые доски, а в голову лезли разные мысли. Что я сделал неправильно? Если я арестован, то почему не предъявляют обвинение?
На следующий день меня снова вызвали на допрос – беседой это назвать было нельзя. Вместо Бодрова за столом сидел незнакомый мне старший лейтенант.
– Ну что, Колесников, будем признаваться?
– В чем?
– Как с немцами снюхался!
– Бред!
– Тогда объясни, как ты, видя фаустпатрон в первый раз, смог с первого выстрела подбить из него бронемашину?
– Вот скажи, старлей, ты из нагана стрелять умеешь?
– А как же!
– А если тебе в руки попадет незнакомый пистолет или револьвер, выстрелить сумеешь?
– Думаю – да.
– Вот и я выстрелил, когда приперло. Броневичок этот
по дороге за мной шел. На башне – пулемет. Меня поворот дороги выручил, иначе – шлепнули бы меня. А так – я их опередил.
– Складно говоришь! Только я и не таких раскалывал!
