Возвращение в Петроград (СИ) - Тарханов Влад

(князь Львов — депутат Государственной Думы)

То, что события пошли не по плану вносило в заговор весьма неприятные коррективы. Необходимо реагировать на изменяющуюся обстановку, но перед этим надо сообразить, каким образом эта обстановка переменилась. А вот с достоверной информацией (что оказалось неожиданностью) было весьма туго.

И тут раздался звонок, а через несколько секунд в кабинете князя возник взъерошенный, похожий на вытащенного на берег со дна морского ежа Александр Иванович Гучков — главный вдохновитель заговора против императора Николая. Надо сказать, что свержение монарха, но не монархии — было личной целью председателя Государственной Думы, его, можно сказать, идеей-фикс. Особенно нашего думца раздражала англичанка-императрица. И тряпка — ее муж. Слишком тихий, слишком трусливый, слишком семейный, он казался прямой противоположностью громогласному, чересчур активному задире-Гучкову. Со Львовым они тоже составляли весьма странный политический дуэт. Львов казался уравновешенным, чрезмерно осторожным, что и стало тем фактором, что вывело его к вершинам власти. Решительный и слишком авантюрный его визави тоже одно время претендовал на роль главы «ответственного» министерства, где под ответственностью имелось ввиду, что господа министры будут подотчетны и отвечать только перед Думой, влияние же императора на правительство, таким образом, исключалось. Полностью исключалось. Дума хотела сесть на финансовые потоки и управлять государственной казной, а для этого надо было убрать из уравнения Аликс. Императрица так просто контроль за финансами не отдаст, в смысле не даст супругу выпустить этот важнейший рычаг власти, а сейчас именно он стоял на кону. Увы, но сами не понимая, что они делают, богатейшие нувориши России ставили на кон существование государства. Да, так далеко их планы не шли. Но кто вам сказал, что всё должно совершаться по планам, а не им вопреки? Как говорил кто-то из великих, диспозиция существует до первого выстрела в битве. И это правда!

(Александр Иванович Гучков, фото 1915 года)

— Дорогой Александр Иванович! Вам что-то удалось выяснить? Ситуация как-то стала несколько неуютной, не находите ли? — обратился Львов к ворвавшемуся в его кабинет главе Государственной Думы.

— Да нахожу ли я, уважаемый Георгий Евгеньевич? Я впервые не могу найти даже намека на суть происходящих событий. Вот те немногие факты, что удалось мне собрать, извините, если я скажу что-то, что вам уже известно… — в ответ хозяин кабинета только пожал плечами. В любом случае, сейчас даже крохи информации могли сыграть решающее значения для принятия какого-то решения. Гучков же продолжил:

— Первое: государь вызвал в Зимний Протопопова, Глобачёва и Хабалова. Несомненно, хотел убедиться в том, что во время его поездки в Могилёв семейству в Гатчине ничего угрожать не будет. Второе: примерно через час после приезда сих господ на аудиенцию к государю, Зимний был оцеплен. Причём что-то выяснить, ни у кого не представляется возможным. Из дворца никому хода нет. Третье: во дворец были вызваны следователи и врачи. В том числе лейб-медик императорской семьи, доктор Боткин[2]. Четвёртое: известно, что срочным образом во дворец созываются члены императорской фамилии. Но никто из них не знает по какому поводу. Факт, что позвали только тех, кто может достаточно быстро прибыть.

Будучи в состоянии высочайшего нервного возбуждения, Гучков говорил короткими рублеными фразами. Такой стиль беседы можно было бы назвать телеграфным, но я бы применил всё-таки термин лаконичным.

— И что из этого следует, Георгий Евгееньевич? — закончил он изложение того немногого, что удалось ему выяснить Львову.

— А из Могилёва есть новости?

— Алексеев сообщил, что получил странную телеграмму от вдовствующей императрицы. Дословно: «Приезд государя откладывается».

— Кратко.

— На звонок Алексеева в Зимний посоветовали перезвонить утром.

Львов задумался.

— Александр Иванович, это весьма похоже на внезапную болезнь государя, иначе зачем приглашать Боткина во дворец? Причем болезнь весьма серьезную, ибо созыв членов императорской семьи… Но, с другой стороны. Вы говорите, что во дворец пригласили и господ из охранного отделения. Тогда более похоже не покушение на жизнь государя… И что нам делать в этом случае? А если Николай уже умер? Тогда нам надо все наши планы перекраивать…

— К чертям собачьим! Нашли еще мне повод что-то менять! Если, Слава тебе, Господи, и прибрал ты к рукам своим душу негодного императора, то тем более мы обязаны продавить срочное назначение ответственного министерства и назначение Михаила Александровича регентом при Алексее Николаевиче.

— Нам надо собраться и обсудить… — начал предлагать осторожный князь Львов.

— К чертям собачьим! Собраться мы должны! И представительной делегацией двинутся в вдовствующей императрице, раз именно она стала держать нити власти в своих руках. И продавить наши требования! Думаю, она тоже хотела бы видеть при власти Михаила, даже его на троне. Можно предложить ей убрать из закона о престолонаследии это требование брака с равными по положению, то есть иностранными принцессами. Вот, первый император, Пётр Алексеевич кого на трон с собой рядом посадил! И ничего, утёрлись!

Упоминая Петра Первого, Гучков даже не подозревал, насколько тот быстро приближается к Петрограду.

[1] Роль Протопопова в событиях Февральской революции выглядит для современных (и не только) историков весьма неоднозначной. Многие считают, что именно его «несколько отстраненная» позиция позволила государственному перевороту (которым, несомненно, события февраля семнадцатого года являлись) совершиться.

[2] Речь идёт о сыне Сергея Петровича Боткина, Евгении Сергеевиче. В РИ расстрелян вместе с семьей императора.

Глава десятая

Появляются новые действующие лица

Глава десятая

В которой появляются новые действующие лица

Окрестности Петрограда. Деревня Купчино.

23 февраля 1917 года

Когда уходят герои, на арену выходят клоуны

(Генрих Гейне)

Авто, пофыркивая, остановилось у неприметного дома на окраине деревни Купчино. Покосившиеся домишки, уныло смотрели на зимнее безобразие, творившееся на дороге, где замерзшую грязь то и дело разбивали то колёса машин, то копыта коней. Деревня затихла. Казалось, что тут нет никого и ничего. Было три часа пополудни, в этих широтах уже начинало смеркаться. Не самое лучшее время для прогулок на авто.

— Николай Степанович, вы уверены, что нам именно сюда, а не в Романово, например? — поинтересовался человек в тёплой шинели с генеральскими эполетами. Это был Пётр Иванович Аверьянов, главный человек в императорской службе разведки и контрразведки, которую учредили при Главном управлении Генерального штаба.

— Никак нет, Ваше Превосходительство… простите, забылся, Пётр Иванович. Записка от великого князя указывала именно на Купчино, без каких-то иносказаний. — ответил генерал-майор Батюшин, к которому обратился его непосредственный начальник.

— Странно это, господа! — третий пассажир авто, генерал-майор Николай Михайлович Потапов наморщил лоб, как будто пытался разгадать Великую теорему Ферма. — Хочу заметить, что во дворце происходит что-то неладное. И впервые никто из нас, военных, не в курсе происходящего. Кроме того, что некоторые части гарнизона приведены в полную боевую готовность, никаких новостей. И тут эта записка. И почему именно вам, Николай Степанович?