Младший научный сотрудник 6 (СИ) - Тамбовский Сергей

Гм… задумался я — номер вертушки я точно никому не выдавал, все, кому надо, и так его узнают. Но виду не подал, а ответил тоже предельно вежливо:

— Как здоровье у Андрея Александровича?

— Десять минут назад было цветущее, — несколько туманно ответил этот Лебедянцев, — я собственно вот по какому вопросу…

И тут он сделал серьезную такую паузу, как во МХАТе, но я тоже помолчал, пусть уж отыграет по полной программе.

— Вопрос вот какой, Петр Петрович… не согласились бы вы ассистировать Джуне Давиташвили на одном из ее приемов…

Приехали, подумал я, к экстрасенсам в упряжку уже запрягать начали.

— А что же она сама не позвонила? — справился я на всякий случай.

— Евгения Ювашевна очень занятой человек, а я являюсь ее доверенным лицом, — сообщил мне этот Лебедянцев.

— И в каком же, интересно, смысле я буду ей ассистировать? — продолжил я задавать тупые вопросы.

— Просто поприсутствуете на ее приеме, а потом пообщаетесь.

— Хорошо, — решился я, — мне это и самому будет интересно. Только вот через три часа я уезжаю в свой родной город, вернусь через два дня — тогда пожалуйста, в любое время.

На этом наше общение и прекратилось, хотя некая заноза от того, что этот хрен звонил не на городской телефон, а на АТС-2, в душе у меня осталась. Но тут в дверь позвонили — это, скорее всего Лена вернулась с работы… я выбросил из головы пьяных Наумычей и сомнительных Лебедянцевых и пошел открывать, готовясь к объяснению.

Глава 9

Че Гевара-2

Че Гевара филиппинского розлива

— Ну так и чего ты там увидело непредвзятым и пристальным взглядом? — задал я следующий вопрос второму я.

— Сам посуди, Камак, — назвало оно меня полузабытым институтским прозвищем, — если ты сейчас возьмешь и откажешься от предложения этих барбудос (бородачей), то они возьмут и шлепнут тебя из своих калашей. Не выходя из этой землянки.

— Но-но, — притормозил я его, — я им нужен вообще-то, как врач. Так что шлепнуть это не про меня… по крайней мере в ближайшее время.

— Но покалечить-то запросто могут, — слегка сбавило тон второе я, — не ногу, конечно, и не жизненно важный орган какой, чтобы ты сам ходил и жил еще некоторое время, а вот одной рукой вполне могут пожертвовать, их у тебя две штуки.

— Угу, — мрачно подтвердил я, — а еще у меня два глаза, два уха и две почки.

— Ты и сам все понимаешь, — усмехнулось оно, — так что и выбора-то у тебя, собственно, никакого нет — соглашайся… а там будешь действовать по обстоятельствам.

— Умеешь ты успокаивать, — саркастически заметил я, — гнида казематная… ну все что ли сказало?

— Нет, не все, — продолжило оно чуть ли не нараспев, — у тебя же, Камак, как будто среди новообретенных качеств значилось умение убеждать других… помнишь, как ты медсестру в сороковой больнице умело построил?

— Так-так-так… — пробормотал я, — это когда мать там после операции что ли лежала, а я рядом сидел и помогал?

— Точно, — подтвердило второе я, — главврач тебе тогда еще попенял, что ты его подчиненных заставляешь выполнять несвойственные им функции.

— Вспомнил, — оборвал я его, — и теперь ты, стало быть, намекаешь, что можно воспользоваться этой моей недокументированной особенностью организма?

— Не намекаю, а прямо говорю, — обиделось оно, — если выжить хочешь, не грех все свои возможности использовать, — после чего ушло на самое дно подсознания.

А я поворочался на жесткой подстилке, да и уснул беспробудным сном до самого утра.

— Подъем, — толкнул меня в бок Пабло, из чего я заключил, что утро уже настало. — Сейчас позавтракаем, и ты дашь ответ на наш вопрос, — добавил он, одновременно зажигая керосинку.

Да-да, землянка освещалась обычной керосиновой лампой, общий вид которой я запомнил с детских лет — бабушка в деревне пользовалась такой, когда свет вырубали. Во раритет, внутренне восхитился я.

А завтрак ничем в принципе не отличался от ужина — та же каша с мясом, тот же квас или морс, не выяснял, как он тут называется.

— Я согласен, — объявил я Пабло, а потом продублировал на испанском, познания в языке позволяли, — эстой де акуэрдо (чуть подумал и усилил ответ) кон тодо (на все, значит, согласен).

— Экселенте, — за всех ответил Пабло, — мы в тебе не сомневались… первое задание можешь выполнить прямо сейчас.

И он повернулся к самому молодому члену банды, больше 17–18 лет ему на вид дать было невозможно, но борода и тут имелась в наличии, жиденькая, но борода.

— У Родриго проблемы со здоровьем, постоянно жалуется — посмотри, что с ним.

Родриго, значит, подумал я и вытащил неожиданно для самого себя перевод этого имени — вождь, лидер. Давай посмотрим, что ты за вождь такой… переводчиком послужил все тот же Пабло, а болел у этого парня живот с правой стороны. Мне достаточно было пяти секунд работы своего внутреннего рентгеновского аппарата и я все понял — обычный аппендицит у товарища, причем в далеко зашедшей стадии.

— Ему в больницу надо, причем быстро, — сказал я Пабло, — гнойный аппендицит у него, может прорваться в течение двух-трех дней… или даже сегодня.

— Зачем больница, ты же у нас врач, — не понял моего посыла Пабло…

— Затем, дорогой партизан, — зло ответил ему, — что я не умею втирать очки, как ваши хилеры — голыми руками операции не делают. А тут нужна операция и очень быстро.

Бородачи начали совещаться, делали они это очень долго и шумно, болезный Родриго при этом сидел на лавке и лупал глазами, не встревая, а я тоже сел за стол напротив него и ждал окончания совещания.

— Собирайся, — сказал мне в итоге Пабло, — вместе пойдем в больницу.

— А я-то там зачем? — не совсем понял ситуацию, — сходите вдвоем.

— Сказал, собирайся, значит, собирайся, — не стал мне ничего пояснять Пабло.

Я пожал плечами и встал с лавки — мне ведь собраться, это только подпоясаться. Вышли на свет божий и пошли гуськом — первый болезный Родриго, замыкающий Пабло, между ними я.

— А куда мы идем? — справился я у контролера.

— В Ла-Тринидад, — подумав, сообщил он, — там есть две больницы.

— А что это за город такой, — продолжил беседу я, — больше Багио?

— Нет, гораздо меньше… — скупо отвечал Пабло, — большая деревня, если коротко.

Оружия они с собой не взяли… огнестрельного, ножи все же на поясах имелись. Шли мы битых полчаса, обогнув излучину того самого ручья, где вчера похоронили Цоя. Автоматически задумался о прихотливости судьбы и извилинах жизненного пути… а если б Цой не убежал тогда в джунгли, возможно, мы бы вместе сейчас топали в сопровождении барбудос в неведомый Ла Тринидад. А может, и он один, а я лежал бы под землей. Мне, короче говоря, сильно повезло… заодно вспомнил о бомбах и воронках, в которые они два раза не попадают — похоже, что свою долю невезучести я исчерпал, ну или близок к ее полному исчерпанию. Завтра, короче говоря, должно стать лучше, чем вчера, но кто поручится за мое послезавтра?

— А Тринидад это что? — спросил я у Пабло, чтобы разрядить звенящую тишину.

— Тринити (троица), — буркнул он, — мог бы и сам догадаться.

— Ясно, — ответил я, — у нас в России тоже полно мест, названных в честь троицы.

— Это какие, например? — заинтересовался он. — У вас же страна атеистов.

— Не все переименовали, — отозвался я, — осталось два города Троицка и куча монастырей, в названии которых есть троица. Троице-Сергиева лавра, например.

— Лавра это что? — не понял он.

— Главный монастырь, значит, — пояснил я, — у нас их три, кажется, кроме этой Сергиевой, которая под Москвой, есть еще в Питере и в Киеве. А в Испании, наверно, это Монсеррат.

— Нет, — возразил мне Пабло, — главный испанский монастырь Королевский, он в Бургасе расположен.

На этом наша познавательная беседа, Родриго, кстати, в ней никак не участвовал, прервалась сама собой, потому что вместо леса начались распаханные поля и участки, на которых росла в основном та же кукуруза и почему-то капуста.